— Моя бабушка, - мой голос задрожал предательски - не была никому обузой. Да, у нее болели ноги. Но она следила за мной и братом, нас оставляли ей. Да, потом у нее был инсульт… Мы ухаживали за ней. Она лежала…

Я умолкла. Я не могла этого объяснить - в общем-то, после инсульта бабушка уже не представляла никакой ценности с точки зрения Лики. Объяснить это было невозможно. Она даже мудрые советы не могла давать, потому что плохо разговаривала. Просто… вот придешь из школы, а она лежит. Дашь ей поесть, попить, поменяешь простыню, подашь судно. Меня все эти какашки не напрягали. Здоровой рукой она вцепится в твое запястье и смотрит на тебя, смотрит… А иногда скажет "детка". Маме ведь некогда говорить тебе "детка". Или просто посидеть с тобой. И еще от бабушки исходило тепло. Сидишь и чувствуешь, будто купаешься в этом тепле. Не знаю - я очень плакала, когда она умерла все-таки, хотя и говорили - для нее это облегчение, так ей лучше…

Не знаю. Моя жизнь была бы совсем другой, если бы не этот год - я тогда училась в восьмом классе. Наверное, это эгоистично - для бабушки, наверное, было бы лучше, если бы сразу укол - и все. Правда, она сама никогда не говорила об этом и вовсе не хотела умирать. Вернее хотела - но чтобы все по-людски, в свой срок.

— У нас другие обычаи, - сказала Лика, - другая жизнь. К этому надо привыкнуть.

Она говорила уверенно. Наверное, она и права. У них другая жизнь, кто я, чтобы судить ее? По сути в самом деле - глупо жить, когда жизнь представляет собой сплошные страдания. И когда ее можно прекратить. Эльгеро сказал бы, что это грех. Ха-ха, но он же сам как-то обмолвился, что лучше застрелиться, чем попасть в плен, особенно в руки гнусков. Да и глупости все это- грех, не грех. Мракобесие какое-то. Надо головой думать…

— У меня такое ощущение, - сказала я, - что Дарайя - это общество молодых, сильных и здоровых людей.

— Ну что ж, верное ощущение.

— И богатых.

— Да.

— Потому что бедные, старые, слабые и больные… Они просто исчезают. Их нет.

Лика молчала, и я развила свой тезис.

— Бедных отправляют воевать против Дейтроса. Слишком бедных, тех, кто не может найти даже самую простую работу и не выполняет каких-то условий для получения социальной помощи.

— Ну не обязательно, - сказала Лика, - помощь могут получать все. Это не так. Единственное условие - до 60 лет и при наличии справки от врача. А воевать… Видишь ли, у нас профессиональная армия. Одна ее часть - та, что показывают в фильмах и новостях - наши доблестные герои, великолепная техника, и тэ дэ… А вот вторая - от которой пользы больше - это просто те самые люди, с которыми вы сталкивались в Медиане…

— Рыцари джедаи… - пробормотала я.

— Что? А, да. У нас они тоже называются "Белые воины". Романтика… Но вообще в основном "белое воинство" состоит из вангалов.

— Э-э… это кто? - удивилась я. Почему-то до сих пор такого слова не слышала…

— Ах да… Видишь ли, у нас есть очень большая прослойка людей, которые никогда не будут иметь работы. У них недостаточный коэффициент интеллекта, и они обречены на пожизненное получение социальной помощи. Как правило, такие люди рожают много детей - им все равно больше заняться нечем. И если работающие приличные родители стараются дать своим детям полный набор генетических улучшений, то эти люди предпочитают делать бесплатную операцию - их детям проводят комплекс "вангал"…

По моему лицу, вероятно, было видно, что я не понимаю уже ничего.

— Ах да, - сказала Лика, - ты ведь не знаешь, что такое генная инженерия…

— Почему, знаю… мы проходили в школе.

— Но в вашем мире на людях еще даже не экспериментируют. Так вот, ты, наверное, заметила, что мы, дарайцы, в целом более совершенны, чем представители других рас. Не так ли?

Честно говоря, ничего такого я не заметила… ну правда, они красивы, это да. У них нет уродов, толстых или больных каких-нибудь. Почти все - высокие, симпатичные блондины. Но совершенство, наверное, должно предполагать не только внешность?

— У нас всем детям проводят еще до зачатия комплекс возвышающих операций на генах. Собственно, зачатие у обычных людей практикуется в основном искусственное. Дети рождаются идеально здоровыми, красивыми и талантливыми…

— Но маки… если вы все талантливы, почему вам так сложно создавать маки? - спросила я.

— Ну видишь ли… Гены, контролирующие эти способности, пока не определены. А в остальном мы всесторонне развиты, здоровы, совершенны… Кроме вангалов. Видишь ли, у получателей социальной помощи обычно нет денег на искусственное зачатие, их детям проводят бесплатный комплекс, то, что можно еще сделать, когда ребенок в утробе - они вырастают воинами, сильными, с хорошей реакцией, агрессивными и лишенными природного страха.

— Вот как, - пробормотала я.

— Болезни пока встречаются, да. Если наша медицина не справляется с болезнью, такого человека всегда лучше усыпить. И больным детям не позволяют родиться, а если родились - дожить хотя бы до месяца. Да, мы их усыпляем. Мы против страданий. Это плохо, ты считаешь? Ты хочешь, чтобы люди страдали?

— Не знаю…

Как-то все это слишком сложно.

Лика вздохнула.

— Видишь ли, Кей… Лет примерно триста назад наш слой представлял собой жалкое зрелище. Дейтры проникли и к нам, уже давно, и у нас существовала так называемая Вселенская Церковь, которая, как паук, пронизала все общество и мешала прийти к нормальному благосостоянию и счастью. Да, мы и тогда жили неплохо. Но каким был результат? Медицина к тому времени совершила скачок, продолжительность жизни увеличилась. Вырастить ребенка становилось все накладнее, и рожать люди перестали. Наше население на две трети состояло из убогих, больных, инвалидов и стариков. И всем им непрестанно оказывали помощь. Так что нормальные люди уже были лишены возможности жить по-человечески, налоги были такими, что они отказывали себе практически во всем. И не заводили детей. В школах чуть ли не половину составляли дети иммигрантов. Школы закрывались. Что нам было делать - вымирать? Да, все предсказывали нашей цивилизации именно такой конец.

— А при чем тут дейтры? И церковь? - спросила я.

— Потому что именно дейтры везде распространяли это христианство - как заразу. И как раз церковь способствовала нашему падению - именно она внушала общественному мнению, что эвтаназия - страшное зло, что инвалидов надо нянчить даже вопреки их собственной воле, что вместо трех здоровых крепких детей родители обязаны заботиться о родившемся уроде, и даже аборт не смей сделать…

— Но вы это изменили?

— Да, - сказала Лика, - не подумай, что мы перестреляли всех священников. Зачем? Просто постепенно были введены нужные законы. Как ни долби догматами, здравый смысл побеждает…

— Ты думаешь, что это нормально? - спросила я, - вот тебе будет 70 лет, и тебя убьют.

Лика улыбнулась.

— Ты все-таки странная… Я ведь тебе объяснила - не меня убьют. Я могу жить. Я свободный человек. У нас свобода, понимаешь? Но если моя жизнь превратится в страдание, если я стану дряхлой и никому не нужной… Да любой нормальный человек и сам не захочет так жить.

— А если захочет? - спросила я.

— Что ж, у нас свобода…

— Только свобода без пособий для стариков, без больниц и ухода… Ведь ты просто и не сможешь так жить.

Лика перестала улыбаться.

— А что ты хочешь? - тихо спросила она, - побеждает сильнейший. Везде. Это всегда и везде было так. Закон леса. Волки дерутся, самый сильный получает самку и оставляет потомство. Слабый погибает. Что сделало обезьяну человеком?

— Труд, - автоматически ляпнула я, вспомнив Энгельса, которого недавно конспектировала в институте.

— Ничего подобного. Конкуренция. Без нее нет развития. Никакого. Ни биологического, ни социального. Ни научного. Привыкай. Ты выросла в стране, где все якобы были равны, где конкуренцию отменили - ну и видишь, в какой заднице вы оказались. Если ты хочешь пробиться, придется есть других. Иначе никак - привыкай.