— Как это на тебя похоже! Я очень хотела бы прогуляться, но…

— Никаких «но». Я знаю, ты думаешь: «А кто же подаст ужин мужчинам?»

— Не совсем так… Анна Корделия может разогреть ужин и подать на стол не хуже меня, хотя ей только одиннадцать, — сказала Диана с гордостью. — Да ей и в любом случае предстояло заняться этим завтра — я намеревалась пойти на собрание благотворительного общества… Но не пойду. Я пойду с тобой. Это будет сбывшейся мечтой. Знаешь, Аня, по вечерам я часто сажусь у окна и представляю, что мы опять маленькие девочки. Я возьму с собой ужин для нас…

— И мы съедим его в саду Эстер Грей… Я надеюсь, он еще существует?

— Полагаю, что так, — сказала Диана не совсем уверенно. — Я ни разу не была там с тех пор, как вышла замуж. Анна Корделия много гуляет по окрестностям, но я всегда предупреждаю ее, что она не должна уходить слишком далеко от дома. Она любит бродить по лесам. А однажды, когда я отругала ее за то, что она разговаривает сама с собой в саду, она сказала, что говорила не с собой, а с духом цветов. Помнишь кукольный чайный сервиз, разрисованный крошечными розовыми бутонами, который ты прислала ей на ее девятилетие? Он весь цел, ничего не разбито — она такая аккуратная. Она достает его только тогда, когда к чаю приходят Три Зеленых Человечка. Никак не могу добиться от нее ответа на вопрос, кто они такие, по ее мнению. Должна признаться, что в некоторых отношениях, Аня, она гораздо больше похожа на тебя, чем на меня.

— Быть может, имя имеет гораздо большее значение, чем предполагал Шекспир[1]. Не досадуй на Анну Корделию, Диана, пусть фантазирует! Мне всегда бывает жаль детей, не проведших несколько лет в сказочной стране.

На лице Дианы отобразилось сомнение.

— В нашей школе сейчас работает учительницей Оливия Слоан. Она бакалавр гуманитарных наук, а на должность в Авонлее поступила потому, что хочет в этом году быть поближе к дому, чтобы помогать матери по хозяйству. Так вот она говорит, что детей надо заставлять смотреть в лицо фактам.

— Неужели я дожила до того, что слышу от тебя, Диана, речи в поддержку идей, проникнутых слоанностью?

— Нет, нет! Оливия мне совсем не нравится. У нее такие круглые выпуклые и неподвижные голубые глаза, как у всех в их семействе. И я ничуть не против того, чтобы Анна Корделия фантазировала. Ее фантазии красивы — так же, как твои детские фантазии. Я думаю, что жизнь со временем принесет ей вполне достаточно «фактов».

— Так, значит, решено. Приходи к двум часам в Зеленые Мезонины, и мы выпьем немного смородиновой настойки — Марилла по-прежнему иногда делает ее, несмотря на неодобрение, выражаемое священником и миссис Линд, — выпьем чуть-чуть… просто для того, чтобы почувствовать себя чертовски отчаянными.

— Помнишь, как ты напоила меня этой настойкой допьяна? — звонко засмеялась Диана. Слово «чертовски» не вызвало у нее никаких возражений, хотя это непременно случилось бы, если бы его употребил кто угодно, кроме Ани. Все знали, что Аня на самом деле не имеет в виду ничего такого. Просто у нее такая манера выражаться.

— Завтра, Ди, мы устроим настоящий день воспоминаний. А сейчас не буду тебя дольше задерживать. Вот и Фред с бричкой. У тебя прелестное платье.

— Фред настоял на том, чтобы я сшила новое платье для этой свадьбы. Я считала, что мы не можем позволить себе такой расход сразу после постройки нового амбара, но Фред заявил, что не желает, чтобы среди разодетых в пух и прах гостей его жена выглядела как бедная родственница, которую пригласили, а ей даже не в чем было прийти… Все они такие, эти мужчины, правда?

— Ты говоришь совсем как миссис Эллиот из Глена, — строго заметила Аня. — Будь начеку — это опасная тенденция. Разве ты хотела бы жить в мире, в котором совсем нет мужчин?

— Это было бы ужасно, — призналась Диана. — Да, да, Фред, иду!.. Хорошо, сейчас!.. Ну, тогда до завтра, Аня.

На пути домой Аня задержалась у своего любимого старого ручья. Все звонкие переливы ее детского смеха, которые он когда-то уловил, теперь вновь издавали его журчащие воды, словно зная, что она вслушивается в их плеск. Ее старые мечты — она, казалось, видела их отражение в чистом прозрачном потоке, — старые клятвы, старые секреты… ручей хранил их все, они звучали в его бормотании, но некому было слушать, кроме мудрых старых елей Леса Призраков, елей, так долго внимавших этим звукам.

— Такой прелестный день — как по заказу, — сказала Диана. — Боюсь только, что такая погода ненадолго, завтра будет дождь.

— Не беда! Мы упьемся его красотой сегодня, даже если его солнечному свету предстоит померкнуть завтра. Мы насладимся нашей дружбой сегодня, даже если нам предстоит расстаться завтра. Взгляни на те длинные золотисто-зеленые холмы, на те туманно-голубые долины. Они наши, Диана. И если тот, самый отдаленный, холм внесен во все реестры как владение Эбнера Слоана, меня это ничуть не заботит, — сегодня этот холм наш. Дует западный ветер — меня всегда манят приключения и дали, когда ветер дует с запада, — и нас ожидает великолепная прогулка.

И прогулка действительно оказалась великолепной. Они вновь посетили все старые, дорогие сердцу места. Тропинка Влюбленных, Лес Призраков, Приют Праздности, Долина Фиалок, Березовая Дорожка, Хрустальное Озеро… Все оставалось на своих местах, но были и перемены. Молоденькие березки, что росли кружком в Приюте Праздности, где находился домик для игры, превратились в большие высокие деревья; Березовая Дорожка, по которой давно никто не ходил, совсем заросла папоротниками; Хрустальное Озеро исчезло — на его месте осталась лишь сырая замшелая впадина. Но Долина Фиалок была лиловой от нежных цветов, а дикая яблоня, найденная когда-то Гилбертом в глубине леса, стояла огромная, развесистая, густо усыпанная крошечными, ярко-красными на концах бутонами.

Они шли с непокрытыми головами. Анины волосы все еще блестели в лучах солнца, как полированное красное дерево, и кудри Дианы все еще были глянцевитыми и черными. Подруги обменивались веселыми и понимающими, теплыми и дружескими взглядами. Иногда они говорили, иногда шли в молчании… Аня всегда утверждала, что два человека, столь близкие друг другу, как она и Диана, могут читать мысли друг друга. Чаще всего в их разговоре звучали разные «а помнишь». «А помнишь день, когда ты провалилась в сарайчик девиц Копп на дороге Тори?» — «А помнишь, как мы прыгнули на спящую тетю Джозефину?» — «А помнишь наш литературный клуб?» — «А помнишь визит миссис Морган, когда ты накрасила нос красной краской?» — «А помнишь, как мы сигналили друг другу из окна вспышками свечи?» — «А помнишь, как мы веселились на свадьбе мисс Лаванды и какие громадные голубые банты были у Шарлотты Четвертой?» — «А помнишь Общество Друзей Авонлеи?» Им казалось, что они почти слышат раскаты своего прежнего смеха, эхом повторяющегося через годы.

ОДА, судя по всему, прекратило свое существование. Оно распалось вскоре после Аниной свадьбы.

— Они не могли энергично продолжать начатое дело. Молодежь в Авонлее теперь не та, что в наши дни.

— Не говори так, будто «наши дни» миновали, Диана. Сегодня нам лишь пятнадцать, и мы родственные души. Воздух не просто полон света — он сам и есть свет. Я не поручусь, что у меня не начинают расти крылья.

— У меня такое же чувство, — заявила Диана, забыв, что в это утро потянула на весах сто пятьдесят пять фунтов. — Мне часто хочется ненадолго превратиться в птицу. Было бы так чудесно немного полетать.

Всюду вокруг них была красота. Неожиданные краски сверкали в темной глубине лесов и горели на манящих тихих тропинках. Сквозь молоденькую листву пробирался весенний солнечный свет. Со всех сторон неслись веселые трели птиц. То и дело на пути попадались неглубокие лощины, где возникало такое ощущение, словно купаешься в пруду жидкого золота. На каждом повороте в лицо ударял какой-нибудь бодрящий весенний запах — то пряный аромат папоротников, то благоухание бальзамической пихты, то здоровый запах свежевспаханных полей. Здесь была и дорожка, задрапированная цветами диких вишен, и старый луг, поросший крошечными елочками, что совсем недавно появились на свет и напоминали присевших на корточки в траве зеленых эльфов, и ручьи, еще не слишком широкие, чтобы через них приходилось прыгать, и похожие на звездочки бледные цветы под елями, и ковры из кудрявых молоденьких папоротничков, и береза, с которой какой-то варвар содрал в нескольких местах белую пленку, открыв взгляду все оттенки нижних слоев коры. Аня так долго смотрела на ствол этой березы, что Диана удивилась. Она не видела того, что видела Аня: неуловимо переходящие один в другой цвета — от чистейшего кремового к редкостным золотистым тонам, становящимся все глубже и глубже, пока последний из них не превращался в глубочайший темно-коричневый, словно для того, чтобы сказать, что всем березам, внешне таким девически скромным и холодным, присущи теплые оттенки чувств.