Для ночлега выбрали проплешину в двухметровом колючем кустарнике. В костер пошли сухие банановые листья, куски коры и высохшие обрывки лиан. Костер пылал оранжево-желтым пламенем: он щелкал, трещал, верещал и хихикал, как живое существо, выпрыгнувшее из непроницаемой черноты леса. Несло каким-то душным смрадом.

— Что это воняет? — спросил Брегг.

— Трясина, — сказал Женэ. — Она под боком.

— Хорошо хоть дождя нет. Может, засну без снотворного.

Женэ раскурил индейскую трубку: сигареты давно уже кончились.

— Дождей долго не будет: не сезон, — сказал он. — Собери сушняку и ложись. Через три часа разбужу, как условились.

Брегг выругался и сплюнул в костер.

— Я и забыл, что мы теперь одни. Индейцы нас бросили в лесу, как щенят. Высадили на берег и — назад. Даже прощального костра не зажгли.

— Они боятся, Брегг. Боятся чего-то в этом районе. Ты заметил, что они даже не разговаривали, когда высаживали нас с лодки.

— До урановых руд еще далеко, — сказал Брегг.

— Как знать…

— Во всяком случае индикаторы ничего не показывают.

— Впереди еще цепь болот, — указал Женэ на иссиня-черную стену леса. Переберемся через них, тогда будет видно. Дозиметры не ошибаются.

Брегг повернул другим боком тушку птицы, которую жарил над костром на вертеле, повел носом:

— Запах аппетитный. А почему индейцы так боятся урановых руд? Радиация? Могли бы и ближе подойти, уровень ее здесь ничтожен.

— Вероятно, местные охотники подходили к ним слишком близко, а потом заболевали и умирали. Вот отсюда и страх, навеваемый здешними местами. Теперь за многие века он стал у индейцев, наверное, просто суеверным.

Помолчали. Брегг взглянул поверх костра в сторону леса и поежился.

— Жуть, — сказал он, — и зачем только подписали мы контракт?

— О чем ты раньше думал? — усмехнулся Женэ. — Наверное, тебя заворожила проставленная в нем сумма.

— О, я тогда не знал сельвы. А побывавший в ней не предупредил меня. Проведя два года в тропических лесах Южной Америки, он не счел нужным пугать меня.

— Сельва еще не самое страшное, — сказал Женэ.

— Не знаю, — Брегг опять повернул жаркое на вертеле. — Я подыхаю в этой влажной духоте. Идти — мука. Ноги ватные. Думать не хочется, в черепе вакуум. Ночью не сплю, даже приняв медвежью дозу снотворного. Говорю гадости. Иногда мне хочется запустить в тебя бутылкой — так раздражают меня твое спокойствие и терпеливость. Скажешь, психую? Да! Неврастеник? Хуже.

Все это Брегг произнес почти спокойно, но с каким-то надрывом. Внутренняя истерика, подумал Женэ и сказал себе: помолчи, не вмешивайся, дай выговориться — пройдет.

— Ты же знаешь, — вздохнув, продолжал Брегг, я никогда не был таким. С этим молотком всю Африку исходил, тонул в горных речках, отсиживался в дырявых палатках в сезоны дождей, погибал от голода и жажды. И никогда ничего не боялся. А здесь свихнулся.

Женэ подбросил сухих сучьев в костер, разжег потухшую трубку, подождал немного, не скажет ли еще чего-нибудь Брегг.

— Ты просто злоупотребляешь психотропными средствами, они здесь не успокаивают, а взвинчивают. И я тоже не супермен — побаиваюсь, как и всякий другой, если чую опасность. Конечно, мы здесь, как в парной бане, тучи насекомых, змеи… Но отбрось пустые страхи. Вспыхнут тусклые огоньки в кустах, ты уже вздрагиваешь: анаконда! Милый мой, анаконда уползает от человека, а не лезет к костру. Или хрустнет что-нибудь, а ты уже…

— Стой! Слышишь? — первым вскрикнул Брегг.

В больших кустах что-то действительно хрустнуло: сломанная ветка или сушняк под ногой. Брегг, пытаясь вскочить, оперся рукой о землю и тут же вскрикнул: на пальце повисла зубастая лягушка. Мерзко пискнув, она свалилась в огонь костра.

— Эта тварь не ядовита, сеньор, — сказал кто-то по-испански. Ранка крохотная, быстро заживет.

В полосе света от пламени костра возник худощавый человек в высоких болотных сапогах с охотничьим ружьем и рюкзаком за плечами. На поясе в чехле болтался нож-мачете, которым в джунглях прорубают дорогу. Густые, неухоженные борода, усы. «Зарос, как и мы», — подумал Женэ. Схватившись было за двустволку, он снова расслабился.

— Присаживайтесь к огню, сеньор, — сказал он тоже по-испански.

Незнакомец присел на корточки, не приближаясь к огню: и так жарко.

— У меня тут есть кое-что, — сказал он, снимая рюкзак.

— Не трудитесь, — остановил его Женэ, — еды хватит. Есть сардины, анчоусы, индюк на вертеле.

— Это не индюк, сеньор, это бразильская кариаму. Не пережарьте. Мясо у нее нежнее, чем у индейки.

Заметив настороженный взгляд Брегга, незнакомец представился:

— Пако Санчес, такой же лесной скиталец, как и вы. Фактически иду по вашим следам.

— Почему? — протянул Брегг. — Разве вы тоже геолог?

— Нет, я зоолог и член географического общества. Еще в столице узнал, что два законтрактованных нашим правительством геолога отправились в сельву на поиски урановой руды. Американцы предположительно засекли уран в этом районе во время полета их новой орбитальной станции. Для проверки этого и пригласили двух известных специалистов: один из вас бельгиец, другой — француз.

Санчес не ошибся. Парижанин Женэ очутился в сельве совершенно случайно. Он приехал в эту страну по семейным делам, но тут для него нашлась выгодная работа. Правда, организовывалась не солидная, хорошо оснащенная экспедиция, а всего лишь поисковая партия. Но задача была серьезная: проверить, есть ли в указанном районе сельвы уран и можно ли начать его разработки. Женэ тут же телеграфировал Бреггу, с которым подружился раньше во время георазведки в Западной Африке. Брегг тотчас же прилетел из Бельгии самолетом по зову товарища. Профессионально опытные, выносливые и привычные к походным условиям, они отлично дополняли друг друга добродушно сдержанный и спокойный Женэ и всегда настороженный, с богатым воображением и интуицией Брегг. Испанским владели оба, и встреча с зоологом их не смутила. Женэ только спросил:

— А почему же вас, зоолога, заинтересовала георазведка?

— Меня давно интересует, какие представители южноамериканской фауны уживаются рядом с урановыми рудами. Как переносят радиацию. Догонял вас на вертолете, в Бичико пересел на индейский катамаран. Почти догнал в Муссаибо, а дальше пришлось двигаться в одиночку пешком. Проводников здесь не найдешь ни за какие деньги.

— Мы знаем, — сказал Брегг, — индейцы нас бросили в пяти километрах отсюда, на берегу мутной речки с аллигаторами и прочей нечистью. Кажется, ко всему привычные люди, эти индейцы, а чего-то боятся.

— Как сказать, — вздохнул загадочно Санчес, — может быть, там и есть что-то такое, страшное…

— А вы не боитесь? — спросил Женэ.

— Только радиации, но у вас, наверное, есть счетчики.

— У нас есть и медицинская новинка — таблетки, устраняющие действие радиации на организм. Гамма-стимулятор. Поделимся.

Санчес благодарно кивнул головой. Не отказался он и от ужина. Мясо кариаму оказалось темнее и, действительно, нежнее индейки. Холодный мартини из трехлитрового термоса в рюкзаке Санчеса был особенно желаем в эту душную тропическую ночь. Потом все стали устраиваться на ночлег. Дежурство Санчес уговорил не устраивать.

— Зачем? Крупных хищников здесь нет, а мелкие не тронут, если вы их не заденете.

— А змеи? — спросил Брегг.

— Обычно они первыми не нападают на человека. В дождливый сезон еще могут заползти в нагретую телом постель, а в такую ночь предпочитают болотную траву.