Сердце грешника по своей сути — зло, пока на него не прольется Божья любовь. Если дерево испорченное, то таковы и плоды: «ибо худое дерево не может приносить хорошие плоды». Кто-то возразит: «Ну, нет, человек, перед тем как получить оправдание, должен накормить голодного или одеть нагого — и все это добрые дела». Ответ прост: он может это делать и до того, как получил оправдание. Это есть, в каком-то смысле, «добрые дела», они «благи и полезны людям». Но это не значит, что они, строго говоря, благи сами по себе или благи в Божьих глазах. Все истинно благие дела следуют за оправданием, они благи и «угодны Богу во Христе», потому что они исходят из истинной и живой веры. Все дела, совершенные до оправдания, не благие в христианском смысле, так как они не исходят из веры в Иисуса Христа (хотя возможно из какого-то рода веры в Бога). И так как они не совершены таким образом, как Бог повелел, мы знаем (каким бы странным это не показалось кому-то), что в них есть природа греха.

Возможно тот, кто сомневается в этом, должным образом не рассмотрел причину, раскрытую здесь, относительно того, почему никакие дела, совершенные до оправдания, не могут быть поистине благими. Аргумент таков: никакие дела не являются благими, если они не совершены так, как Бог повелел; поэтому никакие дела, совершенные до оправдания, не являются благими. Утверждение о том, что никакие дела, совершенные до оправдания, не соответствуют тому, как Бог повелел, покажется нам еще более очевидным, если мы рассмотрим, что Бог дал повеление о том, чтобы все наши дела были совершаемы в любви, в той любви к Богу, которая производит любовь ко всему человечеству. Но никакое из этих дел не может быть совершено в такой любви, пока в нас нет любви Отчей, а этой любви в нас не может быть, пока мы не примем «Духа усыновления, взывающего в наших сердцах, Авва, Отче!». Поэтому, если Бог не оправдывает нечестивого и того, который (в этом смысле) «не делающий», тогда никакой человек не может быть оправдан.

При каких же условиях человек может быть оправдан? При единственном условии, которое есть вера. «Верующий не осуждается», но он «перешел из смерти в жизнь». «Ибо праведность (или милость) Божья по вере в Иисуса Христа всем и на всех тех, кто верует: — Которого Бог назначил жертвою умилостивления, через веру в Его кровь; дабы быть Ему справедливым и (соответственно Своей справедливости) оправдывающим всякого верующего в Иисуса». Поэтому мы делаем вывод, что «человек оправдывается верою, независимо от дел закона», без предварительного послушания моральному закону, который он не мог до сего часа исполнять. То, что речь здесь идет о моральном законе, видно из следующего: «Упраздняем ли мы закон верою? Никак; но закон утверждаем». Что за закон мы утверждаем верою? Не ритуальный закон, не церемониальный закон Моисея. Вместо этого великий, неизменный закон любви, святой любви к Богу и ближнему своему.

Вера есть божественное, сверхъестественное доказательство или уверенность в существовании невидимого, которое не воспринимается нашими телесными чувствами. Оправдывающая вера включает в себя не только божественную уверенность в том, что «Бог во Христе примирил с Собой мир», но также и верную убежденность в том, что Христос умер за мои грехи, что Он возлюбил меня и отдал Себя за меня. Когда бы грешник ни уверовал, Бог оправдывает его: Бог, ради Сына Своего, прощает того, кто не имел в себе до того момента ничего хорошего. На самом деле Бог

предварительно даровал ему покаяние, но то покаяние было ничто иное, как глубокое осознание того, что в его душе нет добра, но присутствует всякое зло. И все хорошее, что он делает, он делает с того часа, как впервые уверовал в Бога через Христа. Это есть плод веры. Вначале дерево хорошее, а потом и плод хорош.

Мы должны быть осторожными, чтобы нам не отступить от Бога из-за колеблющейся веры: Петр, когда шел по воде ко Христу, из-за того, что ослабел в вере, чуть было не утонул; и если мы также начнем сомневаться, то можем пойти на дно, в бездну адского огня. «Посему, имейте твердую веру не только в то, что смерть Христа была для всего мира, но и в то, что Он принес полную и достаточную жертву за вас, совершил очищение ваших грехов так, чтобы вы могли сказать, что Христос возлюбил вас и отдал Себя за вас. И все это для того, чтобы Христос стал ваш, и Его заслуги относились к вам».

Утверждая, что такая вера является условием оправдания, я имею в виду прежде всего то, что нет никакого оправдания без нее. «Верующий уже не осуждается», а пока он не уверует, это осуждение не может быть снято, но «гнев Божий пребывает на нем». Так как «нет никакого другого имени под небом данного человекам», кроме имени Иисуса, нет никакой другой заслуги, которой осужденный грешник мог бы спастись от вины греха, нет и другого пути стать сопричастником Его заслуг, кроме веры в имя Его. Какими бы благодетелями (так называемыми) человек не обладал, какие бы благие дела (так называемые) ни совершал, все это не принесет никакой пользы; он все еще чадо гнева, пока не поверит в Иисуса.

Поэтому вера является единственным необходимым условием. Это второй пункт, который следует отметить. Именно в тот момент, когда Бог дарует веру (ибо она — дар Божий) «нечестивому», «не делающему», «вера вменяется ему в праведность». До этого он не имеет никакой праведности или невинности вообще. Но «вера вменяется ему в праведность» именно в тот момент, когда он уверует. Это не значит, что Бог считал его тем, кем он не являлся. Но так как Он «соделал Христа грехом за нас», то есть обходился с Ним, как с грешником, наказывая Его за наши грехи, то Он считает нас праведными с момента, когда мы уверовали в Него. То есть, Он не наказывает нас за грехи наши, но обходится с нами, как будто мы были невинны и праведны.

Конечно же любые трудности в принятии доктрины, что «вера есть единственное условие оправдания», должно быть возникают из-за непонимания ее. Мы подразумеваем следующее: вера является тем единственным, без чего никто не может быть оправдан; единственным, что обязательно и абсолютно необходимо для обретения прощения. И если бы человек имел все что угодно иное кроме веры, он не мог бы быть оправдан. Итак, если он не имеет всего остального, но имеет веру, то он не может быть не оправдан. Предположим, что любого рода грешник, в полном смысле своей всецелой развращенности, своей крайней неспособности думать, говорить или совершать благое, и в своей абсолютной пригодности к адскому огню, полностью возложит свое упование на милость Божью во Христе (что он на самом деле может сделать только благодатью Божьей), то кто может сомневаться в том, что он в тот же момент обретет прощение? Кто будет утверждать, что необходимо что-то еще для того, чтобы грешник смог обрести оправдание? Итак, если когда-либо был один такой случай (А разве их не миллионы?), то из этого явно следует, что вера, в выше описанном смысле, является единственным условием оправдания.

Не жалким, виновным, грешным существам, получающим все те благословения, которыми они наслаждаются (от капли воды, прохлаждающей наш язык, до богатств славы в вечности), спрашивать у Бога, почему Он поступил так, а не иначе. Будет неуместно, если мы будем требовать от Него ответ на вопрос: «Почему Ты сделал веру единственным требованием для оправдания? Почему Ты постановил: верующий, и только, спасется?» Это как раз тот момент, на котором так сильно настаивает Апостол Павел в девятой главе этого послания. Условия оправдания должны зависеть не от нас, но от призывающего нас; нет никакой несправедливости у Бога в том, что Он установил Свои собственные условия, которые не соответствуют нашим, но соответствуют Его благоволению, и Он может справедливо заявить: «Кого помиловать, того помилую», а именно того, кто верует в Иисуса. «Так что это зависит не от желающего и не от подвизающегося» выбирать условия, необходимые для того, чтобы быть принятым Богом, «но от Бога милующего», принимающего нас исключительно по Своей безвозмездной любви и незаслуженной нами благости. «Посему, кого помиловать, того помилует», то есть, верующих в Его возлюбленного Сына; «а кого желает», то есть тех, кто не верует, «Он ожесточает», предает в конце концов ожесточению сердец их.