– И куда же он делся?
– Ходили слухи, будто в Россию подался, а потом на войне убили.
– Фамилию его не помните? Старушка задумалась.
– Нет, по фамилии никто его не называл, все Янка да Янка. Погоди-ка, он, кажись, в сельсовете в списках павших солдат числится.
– А потом Катрина больше ни с кем не встречалась? – продолжал расспрашивать Стабинь.
– Многие сватались, но Катрина всем от ворот поворот давала. Да вон наш Ошинь и тот два раза ездил свататься. Приезжали и из соседних волостей, только уж не припомню кто. Память слаба стала.
Розниек порылся в портфеле и достал еще один бланк протокола.
– Почему вы называете Каролину Упениеце барыней? – спросил он.
– Барыня она и была. Богатая, скупая и ненасытная, как рысь.
– Тогда, надо полагать, у Каролины Упениеце водились и драгоценности?
– Известное дело. Бывало, как вырядится в Ригу ехать на гулянку – не наглядеться на нее. Бусы, брошки, кольца – чего только не навешает!
– И. после войны тоже?
– А как же, известное дело. Только сама своими глазами я не видела.
– А что барыня делала во время войны?
– Ее тут не было. Перед самой войной барыню выслали. И поделом ей было. С Катриной вот только нескладно получилось. Бедняжка вечно в прислугах ходила, а тут и ей тоже пришлось ехать со владычицей своей. А когда воротились, Каролину не узнать было: сгорбилась, постарела, высохла, но дочку свою держала еще строже. Да и Катрина больше уж не молодка была. С год они тут пожили по соседству с конторой, в избенке для батраков. А после Катрина пошла к больному леснику сиделкой.
– Промеж себя женщины по-прежнему не ладили?
– На старости лет барыня боялась остаться совсем одна и ни на шаг Катрину от себя не отпускала.
Стабинь поерзал на стуле.
– А у Катрины с лесником этим ничего не было? Может, для ревности был повод?
– Еще чего, сынок, придумаешь. Старик хворал раковой чахоткой, дышал на ладан, покуда не отдал богу душу.
– А как же Каролина обходилась без дочери, когда та к леснику ушла?
– А что она могла поделать? Лесник барыню и на порог не пускал. А как помер, Каролина сразу заявилась. Не смогла от нее отбиться Катрина. Такое уж у нее сердце было доброе. Зажили они в Межсаргах вдвоем. Как там у них было, сынок, не ведаю.
Розниек поднял глаза от протокола, в который подробно записывал рассказ старушки.
– Спасибо, бабушка. У меня еще один, теперь уж последний вопрос. Вы случайно не знаете, кто в последнее время бывал в Межсаргах? С кем эти женщины водили дружбу или хотя бы виделись?
– Думаю, вряд ли кто ходил в Межсарги. Хоть наверняка сказать не могу. Чего не знаю, того не знаю.
Мужчины поблагодарили словоохотливую старушку.
– Насчет драгоценностей мог и не спрашивать! – сказал Стабинь, когда они вышли на шоссе. – На ограбление уж насколько не похоже.
– А там и грабить-то было нечего, – добавил Каркл.
Розниек задумчиво сморщил лоб.
– Поди знай, что могла припрятать эдакая старушенция. Но меня заинтересовало еще одно обстоятельство.
– Давай говори, – посмотрел на товарища Стабинь.
– Уже два человека подтвердили враждебность в отношениях между Катриной Упениеце и ее матерью.
– А кто еще?
– Старичок почтальон из Юмужциемса. Он тоже слышал о неудачном сватовстве Ошиня.
Инспектор Каркл, шагавший впереди, оглянулся.
– Почтальон не из здешних, в Юмужциемсе он поселился не так давно.
– Ему Каролина жаловалась, – сказал Розниек.
– Ошинь большой проныра, он мог воспользоваться создавшимися обстоятельствами в Межсаргах и попытаться что-нибудь выжать из старухи.
Стабинь побренчал ключами в кармане, затем вынул и повертел их на указательном пальце.
– Вот такая симфония… – пессимистически вздохнул он. – Пока мы только и делаем, что собираем старые сплетни и гадаем на кофейной гуще.
– Знать прошлое человека необходимо, дружище, хотя бы ради того, чтобы правильно расценить его поступки сегодня, – заметил Розниек философски.
– Видать, тебя опять осенила гениальная идея!
– Наипростейшая – еще раз обследовать окрестности и дороги, ведущие в Межсарги. Не на вертолете же прилетел тот ночной гость.
– Я тоже так думаю. Схожу на всякий случай, поговорю еще раз с людьми. Может, чего-нибудь новенького расскажут.
Стабинь махнул рукой и направился к поселку.