Дрейманис, удобно расположившись на полумягком стуле в кабинете Розниека, настороженно следил за каждым движением следователя.

– Задайте мне все вопросы сразу, – потребовал он.

Было заметно, что Дрейманис нервничает. Широкие плечи поникли, уголки рта опустились.

– С какой стати? – спросил Розниек и подошел ближе. В него впился злой взгляд глубоко посаженных, обрамленных сеткой морщин и жилок глаз.

– Чтобы я мог сосредоточиться и сначала все их обдумать, а потом уж отвечать. Чтобы вы не заманили меня в ловушку.

– А вы ее боитесь?

– Кто же не боится ловушки?

– По-вашему, и честные люди тоже?

– Да. Честные тоже. Запутать можно кого угодно… Розниек с трудом подавил раздражение.

– Почему же в таком случае вы завлекли в ловушку нашу сотрудницу?

– Это не было ловушкой.

– А что же это было, по-вашему?

Дрейманис, пригладив рукой волосы, стал разглядывать пепельницу столь пристально, точно на дне ее таился ответ на неприятный вопрос.

– Я хотел играть на своем поле, по своим правилам. Точнее говоря, вести переговоры на своей территории, – наконец выдавил он.

– И потому не явились в прокуратуру? Оригинально!

– С помощью подобных объявлений вы разыскиваете преступников. А я себя преступником не считаю.

– Почему же в таком случае вы не явились добровольно?

– Опасался, что преступника из меня сделаете вы, – вызывающе глянул он на Розниека.

– Не доверяете нам?

Дрейманис оставил реплику без ответа. За окном слышался мерный шум дождя. Розниек терпеливо ждал.

– При желании меня можно обвинить в смерти человека, – наконец выдохнул Дрейманис.

– Считаете себя убийцей? – пытливо спросил Розниек, пристально глядя на Дрейманиса. Но тот отвернулся, лицо у него пожелтело, под глазами обозначились темные круги.

– Я не юрист. До того, как явиться, хотел выяснить, что мне грозит.

Розниек присвистнул:

– Для этого можно было сходить к адвокату, а не заманивать в море Судрабите.

Дрейманис скептически улыбнулся:

– Откуда адвокату известно, что нагорожено в моем деле?

– Ему известны законы…

– Я бы пошел к адвокату, – кусая пересохшие губы, резко повысил голос Дрейманис, – имей он право ознакомиться с делом прежде, чем я сдуру чего-нибудь не напутаю.

– Говорящий правду никогда ничего не напутает…

Воцарилось долгое напряженное молчание. "И допрос вроде бы не допрос, а дискуссия, – думал Розниек, – и я вроде не следователь, а Дрейманис вроде не преступник. Словно в кабинете происходит какое-то театральное действо, в котором каждому из актеров надлежит сыграть отрепетированную роль, после чего сойти со сцены". Розниек передернул плечами, словно хотел отделаться от этой навязчивой мысли, затем, взяв бланк протокола, приготовился писать.

– Позволю себе не принять ваше предложение, – твердо заявил он. – Допрашивать вас буду так, как это предусмотрено законом, а не так, как желательно вам. Ваша фамилия Дрейманис?

Во взгляде Дрейманиса вновь проскользнула тревога, но затем он постарался придать лицу равнодушное выражение.

– Да, Эрнест Янович Дрейманис, – криво улыбнулся он.

– В прошлое воскресенье вы ехали на электропоезде и…

– Так точно, – прервал Дрейманис Розниека, – ехал и тряхнул хулигана, бесстыже издевавшегося над пассажирами – женщинами и детьми.

Теперь он говорил связно, кратко и по существу.

– Был ли этот случай "встряхивания" у вас первым?

– Нет! Случалось и раньше. И впредь тоже буду так поступать, если понадобится.

– Почему вы сдавливаете руки выше локтя?

– Чтобы не смогли ударить меня по лицу. Розниек понимающе кивнул. Похоже, ему удалось нащупать контакт с этим странным человеком.

– Где вы находились в прошлый четверг?

Дрейманис снова напрягся.

– Какое это имеет отношение к делу? – ответил он вопросом на вопрос.

– Спрашиваю здесь я, – сдержанно напомнил Розниек.

Дрейманис брезгливо поморщился.

– Так я и знал, не зря вы старались меня прихватить. В четверг, стало быть?

– Да, да. В четверг.

– Интересно, какие еще смертные грехи вы намерены мне приписать?

– Извольте ответить, где вы были в четверг, чем занимались? Это важно, – спокойно, но настойчиво повторил вопрос Розниек.

– Разве человек способен точно запомнить, где он был и что делал в тот или иной день и час? – Дрейманис уклонился от прямого ответа.

Розниек невольно прислушивался к монотонному шуму дождя. "Вопрос не лишен здравого смысла, – подумал он, – слишком точные ответы, как правило, далеки от истины".

Дрейманис нахмурился, видимо обдумывая, что сказать.

– Во-первых, это был рабочий день. Четверг… – Он достал свою записную книжку и принялся ее перелистывать. – В четверг я должен был проводить занятия с восьми пятнадцати до восемнадцати, с перерывом от четырнадцати пятнадцати до шестнадцати часов. Полагаю, ученики заметили мое присутствие в классе, – осклабился он. – Я же говорил, что мне придется доказывать, что я не верблюд.

Розниек пропустил реплику мимо ушей.

– А вечером?

Дрейманис посчитал по пальцам.

– По понедельникам, вторникам и четвергам с двадцати до двадцати двух пятнадцати у меня занятия со спортсменами. В этом году не было ни одного случая срыва.

– А ночью?

– Об этом надо спросить у моей жены, а еще лучше – у тещи, – повеселев, заявил Дрейманис. – Насколько мне помнится, за последние десять лет я ни разу не ночевал вне дома.

– Еще один вопрос: вы когда-нибудь бывали в Юмужциемсе?

– В Юмужциемсе? – переспросил Дрейманис. – Нет, никогда.

– А знакомые среди жителей Юмужциемса у вас имеются?

Дрейманис и на этот раз помедлил с ответом.

– Похоже, никто из моих знакомых там не проживает.

Розниек подробно записал ответы на бланке, затем поднял глаза на Дрейманиса.

– Возможно, вы знаете или знали ранее некую Катрину Упениеце или же ее мать, Каролину Упениеце? Дрейманис пожал плечами.

– Нет. Таких не знаю…

Розниек перечитал протокол и придвинул к Дрейманису.

– Прочтите и распишитесь. Это все, что я хотел выяснить.