Игорь Гергенредер

Тонкость мысли

Из книги сказов "Пинской - неизменно Пинской!"

Среди воров выдвинулся свердловский бандит Петр Бородастый. Его жестокость смущала даже урок. Раньше между ними и делягами-теневиками было понимание. Деляги платили уркам дань, и те их не трогали. А то даже оберегали от голодной шпанки.

Но Петр Бородастый раскидал этот мостик по бревнышку. Бросил в лицо ворам:

- Вы уверены, что вы - волкодавы при овцах, а вы - бараны при стаде свиней! Щиплете травку, какую они вам оставляют.

То, мол, что дельцы отдают, - только сотая доля их миллионов. Этих хитрюг надо не припугивать, а до косточек пропекать.

У Бородастого в подчинении банда. Они и начали так делать. Шамеха, теневик, пролил слез из-за них... У него особнячок на улице Уральских Партизан. Прямо там и кувыркали. Опрыскают бензином и подожгут, опрыскают и подожгут... Так постепенно и дожгли до смерти. И хотя оказалось у Шамехи не столь уж и много, Бородастый стал еще злее мучать теневиков.

Один лишь Пинской живет без стесненья. Он до того удачлив в махинациях, что от урок ему почет. Играет с ними не только в карты: и свои игры придумал - с участием красоток. За это принимают его на воровских малинах как желанного. Сам Петр Бородастый при встрече говорит первый:

- Кого я вижу? Какая радость!

Ну и живет Пинской поживает и летом собирается, как всегда, в Гагру на месяцок - понаслаждаться морем, вином киндзмараули и хорошо загорелым прекрасным полом. Тут к нему в дверь - тук-тук... Входит знакомый вор по кличке Варежка:

- Константин Павлович, я ради вас, считайте, ложусь под пилораму...

- Ну и что ж такого? Я приветствую. Садись выпей водки.

- Спасибо, мне с колбаской...

Выпил Варежка водки, копченую колбасу жует. Два раза спросил Пинского: он дома один? никто не подслушает? Потом выдал шепотом хриплым и нервным:

- Бородастый хочет вас распушить!

Пинской хоть и жизнерадостный человек, но не наивный. Бородастый ему нисколько не нравился.

- Что ж, Варежка, твоя весточка свою цену стоит! - достал из кармана набитый бумажник: в руках вертит, подбрасывает - гостя кинуло в бодрость.

Рассказал... Бородастый говорил в своей банде: я-де всех дельцов потрошу! А Пинской - какой он ни есть умный да знаменитый - все-таки не рыжий, чтобы от них отличаться. Примет и он страданья из моих рук. Поеду с ним в Гагру, и там, вдали от родного Урала, его будет проедать крыса.

Бандиты окружат Пинского, поплывут с ним вроде кататься по морю на лодке. Возьмут с собой маленькое железное ведерко - в таких дети носят воду на клумбы. В ведерке будет сидеть крыса. Пинского в лодке свяжут, догола разденут. Ведерко с крысой откроют и к пояснице к его прижмут. Крыса, ища выход, станет вгрызаться в живую дрожащую поясницу человека...

В ходе мучений Пинской, мол, откроет все тайники и секреты. Но от кончины не уклонится - качаясь в лодке на теплых волнах курорта. Разве что исхитрится умолить Бородастого - тот сжалится и утопит его, не до конца проеденного крысой.

- Ну как, Константин Павлович, - спрашивает Варежка, - холодно стало душе?

- О чем разговор? - отвечает Пинской. - Согреем на юге и тело, и душу.

- Так вы... как бы сказать не обидеть... не хотите смыться?

- Не хочу, Варежка! И пойду на затейные игралки - позвал меня Бородастый.

С этими словами Пинской наградил Варежку бабками и обещал, что ни под каким видом его не подставит. Отправился по приглашению Бородастого.

В переулке, который выходит на макаронную фабрику и выглядит очень провинциально, стоит пригожий домик с палисадником. За высоким забором, за крепкими ставнями в этом домике сходилась братва. Сюда и шел Пинской.

Петр Бородастый сидел на цветастых пуховых подушках: они горкой положены на пол. Дядя внушительных размеров, толстозадый, с толстыми ногами и руками. Подбородок по-страшному выперт - напоминает колун: дубовые чурбаны колоть им. Его усеивают прыщи - они мешают бриться, однако Бородастый весьма старательно выбрит. От этого его карточка еще противнее. Пасть - словно бритвой по коже полоснули: губ нет. Скулы торчат, нос куцый. А гляделки такие, что после них глаза гадюки покажутся приятными.

Бандит провел ладонью по своему рту и Пинскому:

- Кого я вижу? Какая радость! - протягивает потную руку. Гость пожал с культурным видом.

У окна занавешенного - стол, за ним сидят воры. Другие развалились на полу на ватных одеялах. Варежка виден среди них.

Бородастый говорит Пинскому:

- Завтра утром я тоже качу в Гагру. Погляжу, как отдыхает самый образованный из подпольных советских миллионеров.

На эти слова банда взгоготнула, как на что-то остроумное.

- А сегодня, - говорит главарь, - я даже не обижусь, г-хи, г-хи, если ты обыграешь меня в затейные игралки. Ты их придумал - мы их любим и тебя любим.

Теперь смех раздался не столь громко, но зато с вкрадчивым сипеньем.

Пинской улыбнулся - воспитанный, щегольски одетый мужчина. Выпил с бандой старки чисто янтарной яркости, запил лимонадом, закусывает. А Бородастый уставил на него лютые гляделки помойного цвета, тянет из стакана коньяк и говорит мечтательно:

- Я вижу перрон в лучах рассвета, проводник поднимает флажок не флажок... эту свою палочку обмотанную, не знаю, как ее зовут...

- Х...! - подсказал глупый вор по кличке Ревун и заржал очень довольный.

Начитанный вор Прикиндел презрительно скривил на него лицо:

- Ее зовут жезл! Сигнальный жезл!

Бородастый сосет коньяк, не сводит зенок с Пинского:

- Поднимает... как бы это ни звалось - и поезд трогается и спешит к югу... И едет в спальном вагоне умница, человек именитый... Он думает, какие ждут его радости...

Банда в хаханьки, пьет и жрет. Пинской - челка набок, бакенбарды, усики - сидит на венском стуле и накладывает ножичком икру на ломтик сыра.

- Он думает... - изображает мечтательность Бородастый, - что его ждут нежные, г-хи, персики, созревающие, г-хи, г-хи, арбузики первой свежести...

- Га-га-га! - веселятся бандиты.

Пинской серьезно поглядывает на главаря и произносит:

- Я думаю об одном: как показать Петру Бородастому, выдающемуся из воров... крепкую любовь!