Отсутствие стремления к победе в массах бойцов, вследствие неполного сочувствия народных масс и красным и белым, делало бой очень кратковременным. Достаточно было незначительного напряжения огневого боя, чтобы одна из сторон сдавалась в плен или в беспорядке откатывалась назад. Эта постоянная подвижность фронтов придала гражданской войне внешний вид маневренной войны. По существу же это было поочередное бегство одной или другой стороны».

Само собою разумеется, что взгляды автора на значение «классовой организации» и будущее нашей армии отличаются мрачностью и глубоким пессимизмом.

«…В будущей большой войне подобная организация вооруженной силы поведет к грандиозному краху. В лучшем случае, если армии противника окажутся сами плохого качества, „Красная армия“, продержится небольшой период времени, пока не будут выбиты коммунисты… Когда же это произойдет, Красная армия уподобится китайским войскам зеленого дракона, бегущим перед горстью организованного на современных началах неприятеля.

Красная армия есть орудие, годное только для гражданской войны[140].

В этом отношении нельзя не отдать справедливости последовательности большевиков. Они всю возможность своего дальнейшего существования основывают на всемирной социальной революции. Если эта ставка будет бита, то с ней вместе будет бита и Красная армия».

Ну, а что, интересно знать, думает H. Н. Головин о природе будущих войн? Что если вдруг это будут только гражданские, только классовые войны наряду с войнами колониальными?

С этой точки зрения, т. е. с точки зрения социальной природы войны мы, например, полагаем, что русско- японская война была последней войной, которую Россия старого режима вела с целью захвата района (Маньчжурия) для торгово-капиталистической или колониальной эксплоатации. Иными словами, русско-японская война была торгово-капиталистическая война. Так называемую «мировую» и «великую», по терминологии Н. Головина, войну, мы считаем войной империалистской с естественным для таковой войны результатом— социалистической революцией в России. Все течет, все изменяется, меняется и социальная природа войны: торгово-капиталистическая сменяется империалистской, последняя — классовой или гражданской войной. И совершенно прав H. Н. Головин: только для гражданской войны и готовит Советский Союз свою Красную армию. Очень хорошо, если именно для таковой войны армия окажется «годной». Большего мы не хотим.

Посвятив значительное количество страниц доказательству того положения, что современная война представляет не только борьбу людских масс, применяющих в этой борьбе все накопленные средства материальной культуры, но и состязание этих масс в области ума и науки, при чем последняя форма борьбы все больше и больше выдвигается на первое место, автор приходит к следующим, в отношении Советского Союза, «выводам» (стр. 30).

«Обращая теперь свой взор на Россию, находящуюся под игом большевиков, не нужно большой проницательности, чтобы определенно заявить о полной ее несостоятельности вступить в подобного рода борьбу. Разорение, которое внесли коммунисты в промышленность России, служит первым, ярко бросающимся в глаза доказательством. Попытка их обеспечить снабжение армии переводом военной промышленности на „ударное положение“ не выдерживает, конечно, серьезной критики. Подобный прием был годен только в гражданской войне против белых армий, лишенных своей промышленности тыла. Требования большой войны столь велики, что даже прежняя промышленность царской России не могла полностью ответить им. Пришлось в широкой степени пользоваться заказами у союзников и в нейтральных странах. Экономическое разорение, произведенное большевиками, уничтожает и эту возможность для России, но даже если бы она доставалась, то все-таки вопрос не был бы разрешен. Большевики не могут допустить малейшего проявления свободы мысли, луч света, проникающий в непроглядную тьму лжи и преступления, в которую они погрузили Россию, страшнее для них, чем „интервенция“. Они пробовали создать какую-то свою „пролетарскую“ науку, но нелепость подобной попытки не замедлила сказаться сейчас же. Вынужденное „отступление“ в экономической политике, породившее „нэп“, дало возможность русским гражданам несколько легче дышать в отравленной советской атмосфере. Из корней старой русской науки начали подыматься редкие побеги»… Но… «оставаясь еще у власти — большевики срежут и эти слабые ростки».

«Наука и большевизм — несовместимы».

В минувшую мировую войну в борьбе тактических идей, которая велась между французским и немецким командованием, применялись чисто научные методы и приемы. Состязание зимой 1917–1918 г.г. между Людендорфом, разрабатывавшим свою доктрину наступления, и маршалом Петэном, работавшим над тем, как парировать это наступление — свидетельствует неоспоримо, что уже минувшая война вступила на «научный» путь разрешения своих задач и что этим же путем неминуемо пойдет и будущая война.

«Невольно мысль останавливается на вопросе: способно-ли красное командование к подобной научной работе? — восклицает Н. Головин. — В речах главного руководителя этой армии все время звучит призыв к такой работе, им же принимаются меры для создания своего красного генерального штаба.

Результаты этой работы можно уже теперь обнаружить. Стоит лишь просмотреть тощие по содержанию, военные журналы Р.С.Ф.С.Р. Общие всем этим писаниям черты резко бросаются в глаза: 1) стремление попасть в тон диктаторов России, 2) незнание и непонимание тех выводов, к которым привел военную науку опыт минувшей европейской войны».

Мы не станем, с своей стороны, останавливать внимание читателя на этих «выводах». Скучно. Надоело. О большей части затронутых вопросов писалось не мало в общей прессе. О способности красного командования к научной работе и вообще о научной работе в Красной армии говорят выше цитированный польский и французские источники. Стоит только сравнить эти отзывы с мнением H. Н. Головина, чтобы пройти мимо академического высокомерия этого, ныне в некотором роде покойного, профессора.

Отзывы и замечания, касающиеся реорганизационных мероприятий в Красной армии не были бы тематически нами исчерпаны, если бы мы не упомянули здесь еще об одном примечательном обстоятельстве, изучение которого составляет предмет особых забот и интереса, главным образом, французских авторов.

Это — так называемое «германское влияние» в деле воссоздания военной мощи Советского Союза. Сообщения на эту тему появляются в самых различных органах французской печати, из которых мы приведем наиболее характерные.

«Эмигрантская пресса — читаем мы в „La Revue Maritime“[141] — сообщает данные, свидетельствующие об увеличении германского влияния в Советской России. Красная армия и Красный флот в техническом отношении находятся в полной зависимости от Германии, которая доставляет им все необходимое. Во всех технических частях крупные должности заняты немцами.

В то же самое время в заинтересованных кругах живо дебатируется вопрос о сближении между Россией, Японией и Германией. В случае, если бы эта комбинация осуществилась, Советская Россия должна дать сырье и людей, Германия — технические силы для фабрик и армии, и Япония — флот.

Возможность осуществления этой комбинации возбуждает беспокойство в прибалтийских государствах, потому что подобный план предусматривает абсолютное порабощение этих государств Советской Россией и Германией. Эстония особенно беспокоится, потому что принадлежащие ей острова в Рижском заливе представляют наилучшую базу для морских сил на Балтийском море и, только получив обладание ими, немцы могут думать о воссоздании своего флота.

В Петрограде и Москве проживает! значительное количество немецких офицеров генерального штаба, которые часто носят фальшивые русские имена и русские паспорта».