- Ах, милочка, - начала тетя Джули, - он так похудел! Мне часто приходилось замечать это за женихами; ты последи за ним. Есть такой мясной экстракт Барлоу; дяде Суизину он прекрасно помог.
Джун, с сердито подергивающимся личиком, вытянулась во весь свой крохотный рост перед камином - она рассматривала несвоевременный приезд тетки как личное оскорбление - и ответила презрительно:
- Это потому, что он много работает; люди, которые способны на что-нибудь дельное, никогда не бывают толстыми!
Тетя Джули надула губы; сама она всегда отличалась худобой, и единственным удовольствием, которое ей удавалось извлекать из этого обстоятельства, была возможность страстно мечтать о полноте.
- По-моему, - грустно сказала она, - ты не должна позволять, чтобы его звали "пиратом", это может показаться странным, ведь он будет строить дом для Сомса. Я надеюсь, что он отнесется к своей работе со вниманием; это так важно для него, ведь у Сомса прекрасный вкус!
- Вкус! - воскликнула Джун, вспыхнув. - Нет у него никакого вкуса ни у него, ни у кого другого в нашей семье!
Миссис Смолл остолбенела.
- У дяди Суизина, - сказала она, - всегда был прекрасный вкус! И у самого Сомса очаровательный домик; ты же не станешь отрицать это!
- Гм! - вырвалось у Джун. - Только потому, что там Ирэн!..
Тетя Джули попыталась сказать что-нибудь приятное:
- А Ирэн довольна, что они переезжают за город?
Джун смотрела так пристально, как будто из глаз ее вдруг глянула совесть; потом это прошло, и взгляд Джун стал еще более пристальным, словно ей удалось смутить свою совесть. Она ответила высокомерно:
- Конечно довольна, а почему бы нет?
Миссис Смолл забеспокоилась.
- Не знаю, - сказала она, - может быть, Ирэн не захочется покидать своих друзей. Дядя Джемс говорит, что у нее мало интереса к жизни. Мы считаем, то есть Тимоти считает, что ей надо побольше выезжать. Ты, наверное, будешь скучать без нее!
Джун завела руки за голову.
- Мне бы очень хотелось, - крикнула она, - чтобы дядя Тимоти поменьше говорил о том, что его совершенно не касается!
Тетя Джули вытянулась во весь рост.
- Он никогда не говорит о том, что его не касается, - ответила она.
Джун сразу же почувствовала угрызения совести, подбежала к тетке и расцеловала ее.
- Простите меня, тетечка; только оставьте вы Ирэн в покое.
Тетя Джули не смогла больше придумать ничего такого, что можно было бы сказать на эту тему, и умолкла; собравшись уходить, она застегнула на груди черную шелковую пелеринку и взяла свой зеленый ридикюль.
- А как себя чувствует дедушка? - спросила она уже в холле. - Ему, должно быть, тоскливо одному, ты ведь теперь все время с мистером Босини. - Она нагнулась к внучке, с жадностью поцеловала ее и удалилась мелкими, семенящими шажками.
На глазах у Джун выступили слезы: она убежала в маленький кабинет, где Боснии сидел у стола, рисуя на конверте каких-то птиц, и бросилась в кресло со словами:
- Ох, Фил, как это тяжело!
Сердце ее горело тем же огнем, что и копна золотисторыжих волос.
В следующее воскресенье утром, когда Сомс брился, ему доложили, что мистер Боснии дожидается внизу и хочет его видеть. Приотворив дверь в комнату жены, он сказал:
- Там пришел Боснии. Займи его, пока я бреюсь. Я сейчас приду. Он, должно быть, хочет поговорить о проекте.
Ирэн молча взглянула на него, закончила свой туалет и сошла вниз.
Сомс все еще не знал, как она относится к постройке дома. Возражений с ее стороны он не слышал, а что касается Босини, то к нему она, кажется, относилась дружелюбно.
Из окна Сомсу было видно, что Ирэн и Босини разговаривают внизу в маленьком дворике.
Он заторопился и в двух местах порезал подбородок. Потом, услышав их смех, подумал: "Ну, им, кажется, не скучно вдвоем!"
Как он и предполагал, Босини зашел за ним, чтобы показать планы.
Сомс взял шляпу, и они вышли на улицу.
Планы были разложены в комнате архитектора на дубовом столе; и Сомс, бледный, внимательный, внешне совершенно невозмутимый, нагнувшись над ними, долгое время не говорил ни слова.
Наконец он сказал недоуменно:
- Странный дом!
Двухэтажное здание, обведенное по второму этажу галереей, охватывало двор с четырех сторон. Двор этот был покрыт стеклянной крышей на восьми колоннах.
Действительно, на взгляд Форсайта, дом был странный.
- Много места пропадает зря, - продолжал Сомс.
Босини заходил по комнате, и выражение его лица не понравилось Сомсу.
- Проект делался с тем расчетом, - сказал архитектор, - чтобы хозяину было где повернуться в собственном доме, как и подобает джентльмену.
Сомс растопырил большой и указательный пальцы, словно измеряя степень уважения, которое он заслужит, выстроив такой дом, и ответил:
- Да, да! Я понимаю.
То своеобразное выражение, которым отличалось лицо Босини, когда он загорался чем-нибудь, появилось и сейчас.
- Я хотел выстроить вам дом, который обладал бы... ну, чувством собственного достоинства, что ли! Если вам не нравится, скажите прямо. Обычно мало кто думает об этом - кого интересует чувство собственного достоинства в доме, если можно втиснуть в план лишнюю уборную? - Он ткнул пальцем в левую часть чертежа. - Здесь есть где размахнуться. Вот тут помещение для ваших картин, отделяется от двора портьерами; отдерните их, и у вас будет пространство пятьдесят один на двадцать три и шесть десятых. Вот здесь, в середине, печь - выходит одной стороной во двор, другой - в картинную галерею; эта стена сплошь из стекла, выходит на юго-восток, со двора будет литься северный свет. Часть картин можно развесить в верхней галерее или в других комнатах. В архитектуре, - продолжал он, глядя на собеседника, но словно не видя его, что коробило Сомса, - в архитектуре, так же как и в жизни, без правильности линий не может быть чувства собственного достоинства. Вам скажут, что это старомодно. Странная вещь! Мы никогда не заботимся о том, чтобы сделать наши жилища воплощением основных принципов жизни; мы загромождаем дома обстановкой, всякой мишурой, устраиваем в комнатах какие-то ниши - что угодно, лишь бы развлекало глаз. Глаз должен отдыхать; сумейте добиться эффекта двумя-тремя мужественными линиями. Все дело в правильности линий, без нее вам не добиться чувства собственного достоинства.