— Шутите?

— Я серьезен, как учебник по сопромату. Ты слушаешь?

— Да.

— Так вот, гремлин крапчатый — совсем другая история. Это тварь коварная, злобная, к тому же скверно пахнет. И сцапать его за хвост порой не так-то просто.

— Ага, у гремлинов есть хвост?

— У всего на свете есть хвост, юноша. Разнообразной длинны.

— Куда мы идем, пан Тадеуш.

— Как куда? В ангар.

— Зачем?

Он остановился.

— Парень, ты меня удивляешь. Как это — зачем? Понятное дело — ловить крапчатого гремлина.

Служебный вход ангара оказался заперт, но Кавински без труда разблокировал замок своей картой.

— Не включай свет, — сказал он, проскальзывая в темноту. — Мне он не нужен, а для тебя я запасся фонариком.

Мой «Скат» сиротливо пристроился в тринадцатом боксе — весьма символично, ничего не скажешь. В луче фонарика и со снятым обтекателем он выглядел жалко, как ощипанный цыпленок.

— Так, посмотрим, посмотрим, — пан Тадеуш с головой влез в раскуроченные внутренности машины, что-то нащупывая и время от времени невнятно бормоча себе под нос.

— Ага! — он высунулся, пригнувшись, из-под машины. По щеке стекала капля смазки. — Еще не хвост, но уже след хвоста.

— Что там?

— Иди сюда. Возьми фонарь, ага… Свети… нет выше, да, где блок электроники… Да. Видишь?

— Нет. А что там?

— Смотри внимательнее. Возле замка. Видишь царапину?

— Да… ну и что?

Он рассмеялся.

— Дорогой Юрий, я в жизни на чем только не летал, и за это время насмотрелся таких ухищрений, что тебе не снилось и еще не скоро приснится. Порой диву даешься, на какие чудеса хитрожопости способен человеческий разум, особенно в наш век сплошной электроники. Принеси мне отвертку.

Я принес.

— Теперь смотри, — Кавински патетически поднял инструмент. — Показываю один раз, и если застукаю на таком — пеняй на себя. Дисквалифицирую как миленького.

Он просунул отвертку сбоку от блока электронники, осторожно поднажал… и сложнейший электронный замок, ключ от которого хранился только у начальника технической службы поддался с тихим щелчком, обнажив под откинувшимся лючком электронный мозг «Ската».

— Господи… — только и смог выговорить я.

— Вообще-то, эти замки ставят не от хорошей жизни, — усмехнулся Кавински. — Федерация предъявляет жесткие правила к характеристикам машин, так что всегда находятся желающие что-нибудь перенастроить под себя, любимого. А поскольку нынче все управление так или иначе проходит через «мозги», то доступ к ним стараются по максимуму осложнить.

Он запустил руку в недра блока, не переставая болтать.

— Только голь хитра на выдумки. Вообще-то, сам по себе этот замок вскрыть невозможно… но устройство блока таково, что влезть туда можно и не трогая замка. Если, конечно, знать куда лезть. Небольшой конструкторский просчет… не хмурься, российская техника тут не причем. В «Бёрде», например, блок вообще запросто открывается обычным магнитом… Ага! А вот и хвост.

Он вытащил руку из блока.

— Что это? — проговорил я.

На ладони Кавински тускло поблескивал кругляш размером с пуговицу.

— Хвост крапчатого гремлина, — усмехнулся тот. — Смотри, когда еще увидишь. Правда, внешне он здорово напоминает генератор высокочастотных импульсов.

Он задумчиво повертел пуговицу.

— И поставлен с умом — прямо под крышку, куда никто, как правило, не заглядывает.

— Боже мой… — мне вспомнилось бешенное метание «Ската» и липкий страх вдоль позвоночника. — Вы хотите сказать…

Вместо ответа он вдруг выхватил у меня фонарик и погасил.

— Еще одно преимущество сонара — он позволяет лучше улавливать звуки, — прошептал пан Тадеуш мне в самое ухо. — Быстро, прикрой дверь, а потом возвращайся и не дыши. Когда я скажу, постарайся сцапать его сразу.

— Кого?

— Того кто сюда идет.

Он замолчал, и теперь уже и я слышал крадущиеся шаги во внутреннем коридоре. Скрипнула дверь бокса, по полу скользнул луч фонарика. Спрятавшись за стойкой шасси, я не мог видеть вошедшего, но судя по шагам он был совсем легенький, что давало приличное преимущество в схватке, если только этот товарищ не вооружен.

Шаги замерли совсем рядом, луч фонарика вскользь мазнул меня по лицу осталось ощущение, будто от пощечины. Потом лучик исчез — неизвестный сунул голову в машину.

— Давай, — шепнул Кавински, и я метнулся вперед, обеими руками стиснув отчаянно забившееся худенькое тело. Послышался какой-то сдавленный писк наверное, я сдавил неизвестного слишком сильно.

Вспыхнул свет.

— А вот и гремлин крапчатый, собственной персоной, — сказал Кавински, убирая руку от рубильника. — Как есть — коварный и скверно пахнущий.

Запах гремлина вовсе не показался мне скверным — и от того все вдруг стало до безобразия пустым и обидным.

— Янка, зачем? — прошептал я, разжимая руки.

Она отступила на шаг. По левой щеке скользнула капелька крови — как слеза. Наверное, оцарапалась обо что-то внутри машины, когда я рванул ее.

— Что толку в том, что Моцарт будет жить? — проговорила Янка, утирая кровь рукавом. — Есть такие стихи у Пушкина. Про Моцарта и Сальери.

— Я не хотела, чтобы с Леной было… так, — проговорила Яна. За все время она ни разу не подняла взгляда. — Но ее «Скат» готовили всю ночь, и у меня почти не было времени. Поэтому просто полоснула автогеном по шлангу он ведь на виду, сразу за обтекателем. Я не хотела… чтобы кто-то пострадал. Шланг должно было разорвать еще на старте…

В кабинет Гарковена набилась куча народу. Тут были все наши, включая Гену и Славика, Кавински, Наумов, еще кто-то из Федерации. У дверей с каменными лицами дожидались два почти одинаковых типа из полицейского управления. На стуле в углу сгорбился безразличный ко всему Петрович последний аккорд этой истории его доконал. Ева стояла позади, положив руки ему на плечи.

— Я ведь и в самом деле любила Лену… — это Янка сказала совсем тихо. — Да все и так все знают…

— Мы поняли. Продолжайте, — сухо произнес Гарковен.

— А что продолжать? Остальное вам известно…

— Хорошо. Где вы взяли ключ от ангара?

— А вот это интересный момент, — произнес пан Тадеуш. — Как известно, доступ в ангар имеют только бригады техобслуживания, и то лишь в определенное время. Круглосуточно действуют только карточки высшего руководства Федерации.

Гарковен вдруг побледнел, и принялся судорожно шарить по карманам. Кавински улыбнулся, вытащил отобранную у Яны карточку и протянул ему.

— Ты это ищешь, любитель ночных купаний?

— Черт возьми…

— Господа, — произнес один из полицейских, — смею вам напомнить, что уже третий час ночи.

— Потерпите еще немного, капитан, — сказал Кавински. — Нам осталось выяснить кое-какие детали.

— Да-да… — смущенно проговорил Гарковен, пряча карточку в нагрудный карман. — Мне не понятно только одно: мотивы. Чего вы добивались, мадемуазель? Устраняли конкурентов? Но ведь это полная чушь! Ваша дурацкая… х-м-м… диверсия привела бы лишь к снятию команды с соревнований! Вам-то от этого какая польза?

Янка впервые подняла глаза.

— Мне? — проговорила она медленно. — Никакой. Я знаю свой уровень.

— Так, так, — кивнул Кавински.

Гарковен недоуменно посмотрел на него.

— Но тогда зачем? Зачем?

— Зачем? — голос Яны дрогнул. — И в самом деле — зачем?

Она замолчала. Все молча ждали продолжения.

— Я ведь дольше всех в команде… — проговорила наконец Янка. — С семьдесят второго — так, Виктор Петрович?

Петрович поднял на нее мутные глаза. И снова уставился в пол.

— Упустил я тебя, — проговорил он тихо.

— Дрянь, — сказала Ева. — Какая же ты дрянь. Он столько сил на тебя угробил…

— А толку? — в голосе Янки прорезались истеричные нотки. — Ева, скажи, я когда-нибудь халявила? Пять лет! Пять лет только для того, чтобы понять вот она, твоя планка! И выше уже не прыгнуть, хоть разорвись! Чтобы понять, что твой номер — не второй и даже не третий… Ничтожество. Вечный запасной…