Верити скептически подняла бровь.

– Кто бы мог подумать! Вы пробыли там не особенно долго.

– Очевидно, вы совсем потеряли счет времени, исследуя окрестности. – Он открыл один глаз и взглянул на нее из-под полей ворсистой шляпы. – День уже подходит к концу.

– В таком случае мне лучше вернуться в дом и переодеться к ужину.

Он помешал ей подняться, задержав ее руку.

– Нет, не спешите. Ужин будет сегодня немного позже, так что у вас еще уйма времени.

– Если верить слухам, – проговорила она, прервав короткое молчание, – не за горами то время, когда вы станете лордом и хозяином такого же поместья. Что слышно о здоровье вашего дядюшки?

– Я знаю не больше вашего, Верити, – сознался он, к ее удивлению. – У меня нет контактов с семьей моего отца, мы даже не обмениваемся письмами. – Губы его дрогнули, но голос был ровным, когда он добавил: – Понимаете, я ведь «ткацкое отродье» и обо мне никогда не вспоминают. Мой отец вступил в неравный брак вопреки воле своей семьи.

– О Господи, Брин! Можно подумать, что вы родились, бог знает где! Ваш дедушка был богатым человеком, его все уважали.

– Те, кто знал его, да, – согласился он. – И он сделал все, что было в человеческих силах, чтобы воспитать меня правильно: послал меня учиться в Хэрроу, пытался вырастить джентльменом, определил на службу в армию. Но в глазах семьи моего отца я продолжаю осквернять их благородную кровь.

– Вы говорите так, словно вас это не беспокоит, – мягко заметила Верити. – Вы всегда были таким безразличным к тому, что они вас презирали?

– Подростком это беспокоило меня, да, – подтвердил он. – Было время, когда я испытывал горечь и обиду... но теперь нет.

Она вспомнила себя подростком... Ей было около пятнадцати, когда он отправился на Пиренейский полуостров. Она считала себя взрослой дамой после того, как провела более двух лет в элитной школе, но в его глазах, возможно, все еще оставалась ребенком. Неудивительно, что он воспринял ее слова как обыкновенную детскую неприязнь, когда она попыталась предупредить его, чтобы он был поосторожней с Анджелой. Или было что-то большее за этим громом, который он обрушил на ее голову? Может, его неприязнь, вызванная отношением семьи его отца, распространялась на всех, принадлежащих по рождению к определенному классу?

Она снова устремила взгляд на мерцающие воды озера. Если так и было, то он, очевидно, забыл о своей неприязни, когда нырнул в то, другое озеро, чтобы спасти ее тогда, много лет назад.

– Вы притихли, Верити, – неожиданно произнес он, прервав ее воспоминания. – О чем вы задумались?

– О моем детстве. Я вспомнила, как вы спасли мне жизнь.

– Я? – он пришел в замешательство. – Я не помню этого.

– Мы все были приглашены к Фэннерам, – напомнила она ему. – Это был день рождения их старшего сына, если мне не изменяет память. – На ее губах возникла печальная улыбка. – Вы, наверное, помните, что я была сорвиголовой, поэтому, когда один из мальчишек заявил, что ни одна девчонка не сможет догрести до противоположного берега и обратно, я приняла вызов. Я уселась в старую шлюпку, и они столкнули ее в воду. Никто не знал, что днище дырявое. Я добралась до середины озера, когда проклятая посудина начала тонуть. Вы услышали мои крики и бросились в воду. – Она не стала напоминать, что он всю дорогу до дома нес ее на руках.

Верити повернула голову, чтобы взглянуть на него. Он продолжал лежать, но в его глазах снова появился тот странный блеск, который она заметила вчера вечером.

– Вот теперь, когда вы это сказали, я вспомнил. Вы в долгу передо мной, Верити Хэркорт... И когда-нибудь я попрошу, чтобы вы мне его вернули.

Он говорил довольно мягко, но она чувствовала, что он не шутит. Она собиралась уверить его, что, если бы это было в ее силах, она бы, не колеблясь, так и сделала, но тут до ее ушей донесся тихий жалобный вскрик. Повернув голову, она увидела падающую Хилари Фэннер. Она скатилась с откоса и упала почти у их ног.

Нижние юбки Хилари задрались до колен, открыв чулки и кружевные панталоны. Верити почувствовала, как краска прилила к ее щекам, но Брин ничуть не смутился при виде дамского нижнего белья и опустился на колени перед распростертым телом.

– Я пойду в дом и попрошу о помощи, – предложила Верити и уже готова была уйти, но, заметив довольно хитрое выражение на лице Брина, перевела взгляд на Хилари и присмотрелась.

Поза казалась слишком элегантной, чтобы быть естественной. Хилари выглядела трогательной героиней какого-то театрального фарса. Тут Верити заметила легкое движение под ее веками. Маленькая негодяйка притворялась!

– Не думаю, что есть необходимость тревожить кого-нибудь, – сказал Брин, заговорщически подмигнув Верити. – Подозреваю, что всему виной жара. Она скоро придет в себя.

Он явно давал Хилари возможность с достоинством выйти из идиотского положения, но Верити была настроена не столь милосердно. Ей было ненавистно притворство в любой форме.

– Думаю, что вы правы. Может, нам просто оставить ее здесь, а?

– Ну что вы! Надо отнести ее. – Он очень убедительно вздохнул.

– Я бы не стала этого делать на вашем месте, – сказала Верити, стараясь не рассмеяться. – День жаркий, а Хилари не такая уж легкая. Вы не донесете ее.

Это было уже слишком. Брин отвернулся, плечи его содрогались от с трудом сдерживаемого смеха.

– Ну и что же вы предлагаете? – спросил он, изо всех сил гримасничая.

– Дайте мне свою шляпу.

– Зачем?

– Я пойду к озеру и наберу воды, а вы тогда сможете ее облить. Это поможет ей прийти в чувство! – Верити совсем не удивилась, когда услышала в ответ на это бесхитростное предложение жалобный стон. – Ой, она, кажется, приходит в себя.

– О, что случилось? – Ресницы театрально взметнулись вверх, и Хилари устремила на Брина ясный взгляд голубых глаз. – Я так странно себя чувствую, майор Картер.

– Вы получите хорошую взбучку, если не прекратите немедленно эту чепуху! – пригрозила Верити, у которой лопнуло терпение. – Никогда до сих пор я не видела более отвратительного спектакля!

Хилари поспешно села и перевела взгляд с явно презрительных синих глаз на карие, но увидела в них искрящееся изумление.