Вера со смехом передала сообщение спутникам.

– Револьвер при тебе? — спросил Игнат Джима.

Тот кивнул головой.

– Ну, то-то. Тут никогда не надо расставаться с оружием. Через год-два оно будет не нужно: медведи отойдут в область истории.

Сверкнули фары встречных аэросаней… Треск, звон разбитого стекла. Сани летят в сторону. Сердито ревет медведь где-то совсем над ухом. Мотор остановился. Все оглушены. Меховые одежды предохранили от удара. Но у Веры болит лоб, у Игната — плечо. Джим хватается за бок. Сани повалились. Джим копошится под Игнатом. Вера лежит сверху. Игнат выбирается из кучи и, открыв дверцу, которая теперь на потолке, вылезает из кабины. Следом за ним — Вера и Джим. Фары погасли. Шофера не видно. В лотке темнеет туша медведя. Он, видимо, еще жив и ревет. От морды поднимается белый пар. Не ушибся ли шофер о рулевое колесо?.. Игнат пытается открыть дверцу, но она не поддается. Вера вскрикнула. Игнат оборачивается и видит, что медведь уже поднялся. Он стоит над самой Верой на задних лапах, заносит переднюю, готовясь ударить, дышит паром в лицо. Игнат хватается за револьвер. Но револьвер под шубой… Игнат заслоняет собой Веру. Сбоку слышится короткий сухой выстрел. Зверь беззвучно и тяжело падает на снег.

– Тебя не царапнул медведь? — спрашивает Вера Игната.

И в этом вопросе, полном тревоги и любви, для Джима открывается многое. Игнат! Безоружный, он своим телом старался защитить девушку. Нет, их сердца не из вечной мерзлоты…

– Только разорвал мех на рукаве, — отвечает Игнат. — Однако нам надо скорее освободить шофера. Ты жив, Шумилов? — кричит он шоферу.

– Жив, хотя маленько пришибло, — слышится голос того. — Дверная рама погнулась, не открыть.

– Придется высадить стекло, — говорит Игнат. — Наклони голову, Шумилов, чтобы тебя стеклом не поранить.

Шофер вылезает.

– Лицо порезал, — говорит он, утирая кровь. — Ничего, до свадьбы заживет. Машину жалко… Большой ремонт. Лыжи сломаны, пропеллер сломан. Пострадала и кабина. Капитальный ремонт. Мотор цел.

– Но как же это произошло?

– Показались встречные сани. Медведь испугался шума и света фар и повернул назад. Это вышло так неожиданно, что я не успел затормозить и налетел на него…

– Или он на нас, — сказал Игнат. — Хорошо еще, что тихим ходом шли.

– Что же нам теперь делать? — спросила Вера, постукивая меховыми сапожками.

– Будем ждать попутных аэросаней, они нас довезут. Здесь часто ходят.

– А может быть, остановить встречные и отвезти вас в Челюскин? — заботливо спросила Вера шофера.

– Не стоит. Рана пустяшная. До станции ближе, чем назад. Там есть аптечка. Повязку сделаю — только и всего.

Все замолчали. И в этом молчании вдруг остро почувствовали, как, в сущности говоря, враждебна человеку окружающая природа и как он беспомощен, когда одинок… Джим почти с нежностью посмотрел на ледяную дорогу, которая связывала их с другими людьми.

– Давайте пока попробуем поставить аэросани на лыжи, — предложил шофер.

Все четверо взялись за верх кабины и кое-как повернули сани. Скоро показались огни аэросаней, приближавшихся со стороны Челюскина.

– Вот как только остановить? Может не заметить, — сказал шофер, — налетит на нас…

– Запалим коробку спичек, — предложил Игнат. — У кого есть?

– А если есть спички, то можно зажечь и газету. У меня есть. — И шофер вынул кипу газет.

Игнат зажег спичку. Ветра не было, и газеты запылали.

– Увидел! Тормозит! — сказал шофер.

Сани остановились, не доезжая трех метров. Шофер подъехавших саней вышел из своей кабины.

– Что случилось, товарищ? Шумилов машину свернул?

– Вот кто свернул, — сказала Вера, показывая на тушу медведя.

– Хорошая шкура. И цела. В ухо ухлопали. Непременно заберем с собой.

– А ты кого везешь, Пуркин?

– Двух девушек-геологов.

– С «Тайги», вездехода? — живо спросил Джим.

– Да.

– Это Анна Фокина и Зинаида Камнева? Мы тоже туда. Вот и отлично. Уместимся!

– Как-нибудь уместитесь, — ответил Пуркин.

– А с моей машиной что делать? — спросил Шумилов.

– На буксире дотянем. Только правую лыжу сменить надо. Сейчас я выну запасную.

Подъехали еще двое аэросаней прежде, чем поврежденные сани были поставлены на новые лыжи и прицеплены.

Остаток путешествия прошел весело. Джим начал петь негритянские песни, а все хором — и здоровые, и потерпевшие аварию — подтягивали ему. Сани шли с замедленной скоростью, таща на буксире разбитого собрата. Как бывает на трамвайных путях во время задержки движения, несколько саней нагнали и шли позади длинным поездом.

– Словно деревенская свадьба в старину, — смеясь сказала Зинаида Камнева.

Джим устроился рядом с Анной Фокиной. Он расспрашивал ее, будет ли она в Челюскине, где остановится, и очень обрадовался, когда узнал, что вездеход еще раз посетит Челюскин, быть может, весною, а быть может, и раньше.

– Я буду очень рад видеть вас, — застенчиво сказал Джим.

– И я также, — просто ответила девушка.

– Как они тут объясняются в любви? — подумал он. — Начинают с вечной мерзлоты, а кончают вечной любовью или наоборот?..

Наконец сани свернули с магистрали, пропустили весь поезд задержанных и остановились возле станции.

Станция представляла собой четыре ледяных иглу, соединенных внутренним ходом. В одном иглу путники нашли большой запас лыж.

– До шахт километра два, нам придется пробежать их на лыжах, — сказала Колосова.

Пять человек в меховых одеждах, следуя друг за другом, заскользили по снегу навстречу одинокому огоньку. Бедный Джим! Он не умел ходить на лыжах и не поспевал за девушками.

В довольно большом каменном здании заброшенной газификационной станции светилось только одно окно.

Перед спуском в шахту произошел небольшой спор: Фокина и Камнева настаивали на том, чтобы спускаться как можно медленнее. Они хотели ознакомиться с вертикальным геологическим разрезом шахты.

– Быть может, мы обнаружим выход полезных ископаемых, — горячилась Камнева. — Ваши подземные курорты — очень хорошая вещь, но для курорта можно подыскать и другие шахты, если эти представляют какую-нибудь ценность для разработок.

– Да уж осматривали не раз, и не одна комиссия, — возразила Вера. — Ничего интересного. Суглинок со слоем мерзлоты на глубину двухсот метров. Эта часть пути закреплена уже камнями, цементом и железными обручами. Ниже небольшой слой базальта, а под ним угольный слой небольшой толщины, но большого протяжения. Снова прослойка базальта и снова небольшой пласт угля. Мы выбрали именно это место потому, что под пластами угля… вернее так: самый нижний его пласт лежал на огромном своде, под которым находились колоссальные пещеры. Эти пещеры мы и хотим использовать.

– Ты что-то путаешь, Вера. Ты не геологичка. Ну разве могло быть такое расположение пластов и пород? — продолжала Камнева, обращаясь к Фокиной, и они начали обсуждать геологические вопросы.

– Вот что. Мы спустимся «экспрессом» — я, Джим, Вера, а вы можете отправиться вторым рейсом с какой хотите скоростью. Встретимся внизу, если вы не слишком замешкаетесь, — сказал Игнат, которому не терпелось, как всегда. На том и порешили.

Подъемная машина работала уже на электричестве, подаваемом по подземному кабелю с Челюскина. Джим, Вера и Игнат быстро спустились в помещение, где когда-то стояли элементы. Часть громадных труб и огнеупорных резервуаров, где клокотала некогда расплавленная медь элемента, была уже разобрана. Два десятка рабочих возились над большим газгольдером. Их голоса глухо отдавались в этом мрачном месте. Здесь для Игната не было ничего нового: он уже видел подземную станцию газификации.

– Опускаемся дальше, — сказал он.

Кабина для спуска в угольные шахты была, как и все подъемное устройство, довольно примитивная — простая деревянная клеть с железными скрепами.