Вчера во мгле неслись титаны

На приступ молнийных бойниц,

И широко сшибались станы

Раскатом громких колесниц:

А ныне, сил избыток знойный

Пролив на тризне летних бурь,

Улыбкой Осени спокойной

Яснеет хладная лазурь.

Она пришла с своей кошницей,

Пора свершительных отрад,

И златотканой багряницей

Наш убирает виноград.

И долго Север снежной тучей

Благих небес не омрачит,

И пламень юности летучей

Земля, сокрыт, не расточит.

И дней незрелых цвет увядший

На пире пурпурном забвен;

И первый лист любезен падший,

И первый плод благословен.

Вижу вас, божественные дали,

Умбрских гор синеющий кристалл!

Ax! там сон мой боги оправдали:

Въяве там он путнику предстал…

       «Дочь ли ты земли

       Иль небес — внемли:

Твой я! Вечно мне твой лик блистал».

«Тайна мне самой и тайна миру,

Я, в моей обители земной,

Се, гряду по светлому эфиру:

Путник, зреть отныне будешь мной!

       Кто мой лик узрел,

       Тот навек прозрел,—

Дольний мир навек пред ним иной.

Радостно по цветоносной Гее

Я иду, не ведая — куда.

Я служу с улыбкой Адрастее,

Благосклонно — девственно — чужда.

       Я ношу кольцо,

       И мое лицо —

Кроткий луч таинственного Да»

И был я подобен

Уснувшему розовым вечером

На палубе шаткой

При кликах пловцов,

Подъемлющих якорь.

Проснулся — глядит

Гость корабельный:

Висит огнезрящая

И дышит над ним

Живая бездна…

Глухая бездна

Ропщет под ним…

Гнет ветр неудержный

Мачты упорные —

И, мерная, в небе высоком

От созвездья ходит

До созвездья щогла…

Глядит — не дышит

Верного брега сын,

Потерян в безднах…

А с ним плывут

Вернее брега

Кормчие звезды!

Над бездной ночи Дух, горя,

Миры водил Любви кормилом;

Мой дух, ширяясь и паря,

Летел во сретенье светилам.

И бездне — бездной отвечал;

И твердь держал безбрежным лоном;

И разгорался, и звучал

С огнеоружным легионом.

Любовь, как атом огневой,

Его в пожар миров метнула;

В нем на себя Она взглянула —

И в Ней узнал он пламень свой.

День белоогненный палил;

Не молк цикады скрежет знойный;

И кипарисов облак стройный

Витал над мрамором могил.

Я пал, сражен души недугом…

Но к праху прах был щедр и добр:

Пчела вилась над жарким лугом,

И сох, благоухая, чобр…

Укор уж сердца не терзал:

Мой умер грех с моей гордыней,—

И, вновь родним с родной святыней,

Я Землю, Землю лобызал!

Она ждала, она прощала —

И сладок кроткий был залог;

И всё, что дух сдержать не мог,

Она смиренно обещала.

Мне снился сон: летел я в мир подлунный,

            Неживший дух,

И хор планет гармоньей семиструнной

            Ласкал мой слух;

И хор планет красой семивенчанной

            Мой взор ласкал:

Я мир любил, и — к жизни дух избранный—

             Я жить алкал.

И спутника, у дольнего порога,

            Я стал молить:

«В мой век земной, о, дай мне жизней много,

            Изведав,слить!

Дай мне любить всё, что восторгов пленных

            Достойно там;

Дай мне вместить кумиров много тленных

            В мой тленный храм!»

И вождь в ответ: «Вдвойне живущий страждет

            Вдвойне. Прости!—

Ты восхотел: живет, что жизни жаждет:

            Дерзай, вмести!»

И встречный хор «прости» сказавших тлену,

            Стеная, пел:

«О, алчный дух! ты не любовь — измену

            Избрал в удел.

Тесна любви единой грань земная:

            Кто любит вновь,

Живучую тот душит, проклиная,

            В груди любовь.

Он осужден развеять прах священный,

            Ковчег разбить,

Но милый прах, в забвеньи незабвенный,—

             Казнясь, любить!»

И новый хор, мимоидя из плена,

            Стеная, пел:

«О алчный дух! твоя любовь — измена,

            Но глад — удел!..»

И, с ужасом внимая укоризне,

            Моих небес

Возжаждал я на праге темной жизни —

             И сон исчез…

День влажнокудрый досиял,

Меж туч огонь вечерний сея.

Вкруг помрачался, вкруг зиял

Недвижный хаос Колизея.

Глядели из стихийной тьмы

Судеб безвременные очи…

День бурь истомных к прагу ночи,

День алчный провождали мы —

Меж глыб, чья вечность роковая

В грехе святилась и крови,—

Дух безнадежный предавая

Преступным терниям любви,—

Стеснясь, как два листа, что мчит,

Безвольных, жадный плен свободы,

Доколь их слившей непогоды

Вновь легкий вздох не разлучит…