Мизена гордого и миловидных Бай,

Где пленных нереид объемлет тесный рай,

Милей мне древние, пророческие Кумы.

Там величавые в душе питал я думы,

Стоя на высоте священного кремля.

Сухим чапыжником оделася земля,

И малые следы напоминают стены;

Но море, но брега не знают перемены.

Там — скал Гаэтских тень, тут — Искии шатер

На двух краях небес стрегут морской простор,

Где, не стесненная объятием залива,

Волна подъемлется, вольна и горделива.

И, сумрачный предел с пучиною деля,

Вокруг лежат во мгле Флегрейские поля:

Там, среди рощ глухих, зияют Орка своды;

Там Ахерусии недвижимые воды.

И солнца за морем пылающий заход

Путь стелет медяной чрез бездну темных вод

И, умирая, вал у ног вздыхает мерно;

И веет из-за гор дыханием Аверна;

И чует мысль, смутясь, Аида близкий хлад,—

Как в день, когда судьбам внимал Анхисиад,

И демона вотще Сивилла отрясала,

И гласом неземным пещеру потрясала.

Змееволосой Распри демон

Отряс стопламенный пожар —

И гибнет холмный Лакедемон

Лютейшею из горьких кар.

Как быстрый яд, сердца объемлет

Братоубийственный Раздор,

И на себя мечи подъемлет,

В безумьи, многочадный Дор.

Как умолить Пощаду неба?

Мужей уврачевать сердцами —

Пытает старость деву Феба,

И дева требует — певца…

К царям текут во злобе ярой,

Как разделившийся Скамандр…

И с седмиструнною кифарой

Встает лесбийский гость — Терпандр.

Он ударил в мощны струны —

И сердца пронзает хлад…

Мещет звонкие перуны,

Строит души в мерный лад.

Славит он обычай отчий,

Стыд и доблесть, ряд и строй;

Правит град, как фивский зодчий,

Властно-движущей игрой,

Он поет — и сонм окружный

Водит в круге звучных чар,

И пятой, и грудью дружной

Вторит песни млад и стар.

Он поет — и в чинном ходе

Старцы, светлые, идут;

Руки в братском хороводе

Вои воям подают.

И припевы соглашает

С вражьим станом вражий стан,

И раздолье оглашает

Очистительный пэан,

И, ликующее вече

Множа пляской легких ор,

Резвых дев звенит далече

Черетом венчанный хор.

Жадным пламеням алтарным

Уготованы тельцы,

И по капищам янтарным

Вьются свежие венцы.

Силой звездных чар, от века,

В дни трудов и в дни торжеств,

Посещают человека

Семь таинственных божеств

И ведут чредой священной

Тот же стройный, светлый ход,

Как впервые в храм вселенной

Совершился их приход.

И в веселый миг начальный

Круг заводит Солнцебог,

Как впервые мрак печальный

Только он рассеять мог.

И за ним, с улыбкой ясной,—

Сребролукая Луна,

Как впервые в мир прекрасный

Брату вслед пришла она:

Да наставит троглодита

Пользе стрел, труду ловитв…

Ах! и кровь людей пролита,

И пылает пламя битв!

Стал он жить добычей бранной,

Дик и зол, как хищный барс:

И за мирною Дианой

Мчится вслед кровавый Марс.

Но зерно и в снежном гробе

Греет зимний Водолей:

Жизнь смеется мертвой злобе,

Жизнь выводит злак полей.

С ним — торговли труд полезный;

Нет друзей, и нет врагов:

Быстрый, хитрый, всем любезный,

В мир летит гонец богов.

А за Гермием, с державой,

Зевс нисходит с высоты —

Образ вечной, величавой,

Неприступной Красоты.

Но высокого искусства

Людям тяжек чистый клад;

Их изнеженные чувства

Новых требуют услад:

И, полна богатств и лени,

Стала жизнь безумный пир,

И царицу наслаждений —

Афродиту видит мир.

Но опасен непрестанный

Праздник: алчность и разврат,

И сосед с враждою бранной

Опьяненных сторожат…

И умолкли звуки жизни,

И развеян прах из урн:

На безмолвной, долгой тризне

Пировать идет Сатурн.

И сидит старик, и — взоры

В дальний мрак вперяя — ждет:

Скоро ль новый блеск Авроры

Солнцебога приведет.

О Фантазия! ты скупцу подобна,

Что, лепты скопив, их растит лихвою,

Малый меди вес обращая мудро

   В золота груды.

Так и ты растишь многовстречной Жизни

Опытную дань в мир без мер и граней;

В нем размеренный строй пиерид водитель

   Зиждет согласный.

Сидя над волной родников обильных,

Цепи ты плетешь из твоих сокровищ,

Вязью золотой ты любимцу вяжешь

   Крылья желаний.

Всё, что Жизнь сулит на пути далеком,

В руки ты даешь — и весы бросаешь:

«Ты забудь о той! ты в моих забудься

   Легких объятьях!»

Поступью чужой ты на ложе всходишь;

Но скользит с главы многоцветный пеплос:

Гневен, он бежит… Ах! чем ты нежнее,

   Он неудержней!..

Кроткие, тебе всех милей поэты;

Жарче их любовь, но больней измена:

И меня сковать ты, Сирена, хочешь

   Песнью коварной:

«О, не доверяй оснащенным доскам,

Ни пустынных волн раменам упругим:

К брегу не плыви, чьи тебя вспоили

   Воды живые!

Видит взор отсель той страны святыни:

Днями и людьми древний блеск повержен,

Арки терн глушит, держит плющ колонны

   Цепкою лапой.

Мраморы богов, с искаженным ликом,

С бледностью ланит, а не краской жизни,—

Пленные толпы — в безалтарных сенях

   Гордо стеснились.

Плещет ли тебе голубая влага

Зовом нежных волн? О, не верь блуднице.

Прижимая стан, она гибко новый

   Берег объемлет.

Старому ж клялась сладкозвучной клятвой —

Лишь его любить, и брала.залогом —

В пестрых поясах, на скалах прибрежных —

    Желтые храмы…

Льстивые уста!.. Но запомни слово:

Темен будет смысл их немых гармоний,

Коль не я тебе передам их речи.

   Будем же дружны!»

«О Фантазия! я тебе ль не верен?

Но не мнишь ли ты, будто я не волен?

В край богов пойду без тебя насытить

   Алчные очи!

Кликну Фебов клич по пещерам горным,

Над ключами вод, в кипарисных рощах:

Голос подадут, боязливо прячась,

   Вечные нимфы.

Выглянут, смеясь, из-за веток темных,

Луг мой окружат одичалым роем,

Много скажут тайн, заведут и пляски

   Лунною ночью.

Ты же, крадучись, вся — любовь и ревность,

По моим следам ты скитаться будешь,

Скована навек талисманом звонким —

    Лирой моею!»