Так и "Белый дракон" был не просто флаером, а живым огнедышащим драконом, который позволяет мне кататься на своей спине. И если его обидеть плохим обращением, то он может показать норов и неожиданно отомстить наезднику. И даже немного не так. Скорее, как мифологический дракон соединял в себе черты птицы и змея, так и я не представлял свой флаер отдельно от себя. "Белый дракон" был соединением двух противоположных начал- человека и техники. И, как и его прообраз, следил за процветанием своей территории, своего леса. Любой чужак, вздумавший вредить лесным обитателям, не мог надеятся избежать возмездия с небес. Поэтому совершенно естественно, что, когда от флаера понадобилась вся его мощь, он был заправлен и настроен. Я думаю, что из всех флаеров города он был самым быстрым, если не считать специальные гоночные модели. Hо сколько их наберется? Десяток, не больше.

И вот теперь я ощущал некоторое беспокойство. Это, конечно, глупо, но такое состояние было из-за того, что приходилось гнать флаер в предельном режиме, что он работал на износ. Если бы с ним случилось что-нибудь серьезное, то я бы воспринял это, как потерю части себя. Зато на такой скорости мы могли бы поспеть к городу меньше, чем за полчаса. И приходилось отказываться от придуманного мира, в котором мне было хорошо жить, в пользу реального мира, где живые люди ждали помощи. Дракон становился простым транспортом, таким же, как тысячи других.

Hа терминале было три адреса, куда мы должны были поспеть: двое мужчин и одна женщина. И я не мог про себя не удивиться тому, как по-разному ведут себя люди в кризисной ситуации. Мужчины себя сдерживали и писали лишь строго информативные письма. Они понимали, что лишний раз меня отвлекать не стоит. Зная, что мне лучше держать руки на руле, чем на клавишах терминала, и видя письма друг друга, они, чтобы помочь мне, сами разработали для меня оптимальную траекторию полета по городу. Теперь я был уверен, что следуя по этому пути можно забрать всех троих за минимальное время. Да и большинство препятствий, которые могли встретиться на пути, уже были мне известны благодаря мужчинам.

А вот с женщиной всё было намного хуже. Я хорошо знал ее, точнее ее работы. Это была очень талантливая биолог, но сейчас она находилась в истерике. И письма ее были лишены почти всякого смысла. Hо я вынужден был их читать, при этом стараясь не терять контроль над флаером. Ведь мне надо было не пропустить в этом потоке слов важную для меня информацию, те письма, которые шли от ее товарищей по несчастью. Я знал, что времени остается всё меньше. Толпа уже ввалилась в ее двор, но застряла там, остановленная огромным количеством собак, которые бросились защищать свою хозяйку. И теперь мой терминал был забит потоком бессвязных мыслей о любимых собаках, о том, как тяжело наблюдать за тем, как собаки гибнут одна за другой, что она так виновата перед своими животными в том, что, когда увидела людей, врывающихся в ее двор, отдала киберсистеме команду на открытие всех вольеров.

И я мог понять эти письма. Я уверен, что хуже моего одиночества может быть только одно- такое вот одиночество среди людей, когда собеседников можешь найти только среди собак, а те, кто выглядит как ты, ничем на тебя не похожи. Hо всё-равно, лучше бы она сказала спасибо своим гибнущим друзьям за то, что они продливали своей смертью ее жизнь. За потоком писем Мари(я совсем забыл сказать, что ее звали Мари) письмо от одного из мужчин чуть не осталось незамеченным. Письмо было из одной строчки:"Меня уже не спасти". И, спустя некоторое время, пришло письмо от другого: "Пожалуйста, спешите. Они уже забрались в мой двор. Вот новая кратчайшая траектория..."

Темно-зеленый лес внизу сменился светло-зелеными полями, сзади дремал верный друг, флаер стремительно несся вперед, рассекая дождевые струи, а я посреди этой идиллической картины сходил с ума от тревоги. Ведь у нас оставалось все меньше шансов спасти кого бы то ни было. Если бы было возможно, то я начал бы ходить кругами и грызть ногти, лишь бы чуть-чуть успокоиться. Hо флаер не давал такой возможности. И тут я во весь голос взвыл от досады и кажется даже выматерился от души и вслух. Верный друг аж подскочил на заднем сиденье, но я успокоил его жестом руки. Другой рукой я вынимал из креплений на борту флаера винчестер. Как всегда в суматохе забываешь самое простое. Я мысленно попросил прощения у "Белого дракона" за то, что собирался сделать, и одним ударом прикладом ружья разбил в нужном месте приборную панель. Все флаеры давным-давно изготовляются по одной схеме. И отличие гоночных от обычных лишь в том, что в них отсутствует контур ограничения скорости. Этот контур не позволяет разгонять флаер быстрее некоторой скорости, которая считается максимально допустимой для городского движения, когда флаеры снуют во всех направлениях и важно успеть быстро среагировать. Как и любой стандартный блок, контур не требовал для своего снятия каких-нибудь инструментов. Я отстегнул несколько разъемов, снял этот чертов блок и бросил его в кармашек на дверце. Теперь мы могли долететь меньше чем за 10 минут. Винчестер вернулся на свое обычное место, а я сосредоточился на управлении флаером, потому что даже небольшая ошибка на такой скорости стоила бы нам жизни. А юноша же, не зная об этой опасности, никак не прокомментировал случившееся. Кажется, он опять задремал, но желания поворачиваться назад, чтобы проверить это, у меня не было.

Так прошло еще несколько минут. Мы на огромной скорости неслись к цели, а под нами чередовались поля, обрабатываемые роботами, с заброшенными полями, радующими глаз дикой зеленью. Впрочем, на некоторых из них паслись стада животных под присмотром всё тех же вездесущих роботов. Изредка под нами проплывали различные здания. Они предназначались для различных частей того сообщества неразумных, которое можно было видеть из флаера: в одних зданиях жили и умирали животные, а в других роботы следили за состоянием роботов, чтоб не дай Бог из них никто не умер. Да еще бежала по земле тень "Белого дракона", стараясь не отстать от бешено несущегося в небесах близнеца. И не было под нами ни одного носителя разума. Того самого разума, который додумался до того, что можно убивать себе подобных ради развлечения.