Костя довел меня до кабинета своего начальника и заботливо усадил на кожанный диван.

— Чаю? — предложил он.

— А что-нибудь покрепче есть?

— Кофе. — пожал плечами Костя.

— Давай кофе. — махнула я рукой и капитан тут же засуетился по кабинету. Заварив две чашки, он сел рядом со мной, пододвигая к нам небольшой раскладной столик, на котором он и устроил ароматно дымящиеся чашки с расворимым напитком.

— Слушай, Кость, — обратилась я к нему, делая небольшой глоток. — А Портной потому что он убивал своих жертв ножницами?

Костя кивнул и совершенно спокойно ответил:

— Убивал, а потом кроил. Как портной выкраивает детали одежды.

— Слава Богу, что я прервала сеанс и не досмотрела все до конца. — выдохнула я.

— Тяжело? — спросил вдруг капитан.

— Что?

— Видеть убийство.

— Тяжело. Но тяжелее ощущать все эти жуткие эмоции убийцы. Особенно тогда, когда ты перестанешь понимать, где заканчиваются его эмоции и начинаются твои.

Костя нахмурился, при этом старательно избегая моего взгляда. Тут дверь кабинета резко распахнулась и в помещение бочком вошел его хозяин.

— Ну, Йоланта, ты даешь. Я не перестаю удивляться, — Александр Семенович закрыл дверь и подошел к диванчику. — Кость, иди, закончи там все. — капитан послушно отставил чашку и поднялся. Молча направился к двери и вышел. Майор устроился на его месте и опять обратился ко мне. — Как ты это делаешь? Мне от озвученного тобой дурно стало, а ты вон, сама говоришь, что в тело злодея переселяешься… — Я покачала головой, не зная что на это ответить… Как я делаю? Вот так — с трудом, не жалея живота своего… — Эх, если бы все мои сотрудники обладали похожим даром, — мечтательно продолжил он, а потом кивая на дверь, тише добавил. — А то вон, видишь, с кем приходится работать, хоть и с исполнительными, но с бесполезными и слабовольными людьми.

Мне захотелось поинтересоваться, кого конкретно имел в виду майор, но не успела, так как он сам, уже привычно обычным тоном, спросил:

— Ладно, расскажи, как там дела у Миколы?

— Отлично. Бизнес процветает, в прямом смысле этого слова.

— Эх, и хорошо и жалко одновременно… Предал он нас, Лана… А ведь был одним из лучших оперов…

Далее я в течении часа слушала уже известные мне истории о боевых подвигах моего брата. За это время мы выпили еще по одной чашке кофе… Потом еще по одной, на этот раз с майорскими печенюшками… И вскоре природа взяла свое — позвала и послала меня по естественной нужде. Уже выходя из уборной, я столкнулась в коридоре с женщиной, которая сегодня присутствовала на моем сеансе.

— Йоланта? — уточнила она, прижимая к груди многоповидавший медальон. А я застыла на месте, со страхом ожидая, что женщина скажет дальше. Ведь на таких, как я, люди реагируют по разному. — Спасибо вам… Теперь убийца моей сестры будет наказан. Вы делаете тяжелое, но нужное дело. Спасибо Господу за ваш дар, — она взяла меня за руку и крепко сжала ладонью мои пальцы. — Дай Бог вам здоровья, и сил, чтобы продолжать помогать людям. — отпустив мою руку, она развернулась и поспешила к лестнице. А полупрозрачная фигура, из ниоткуда появившаяся на ее месте, умиротворенно мне улыбнулась и плавно поплыла в воздухе за своей сестрой…

В отделении я пробыла еще пару часов. Что за это время происходило за дверьми кабинета майора — мне неизвестно. Люди ходили туда-сюда, а я сидела на месте, со скучающим видом юзая в телефоне: разгадала штук десять кроссвордов судоку, просмотрела новостную ленту за последнюю неделю в двух соцсетях… И, наконец, мне принесли бумаги, которые я должна была подписать. Что я, собственно, практически не глядя, и сделала. Я просто знала, что с бумагами все в порядке.

— Что ж, пора по домам, — убирая документы в сейф, сказал Александр Семенович, потом покосился на часы, висевшие на стене. — Костя тебя проводит.

Я не стала отказываться от такого предложения, тем более Костя провожал меня уже не в первый раз, ведь нам до наших домов было по пути. Да и сам капитан спорить с начальством не рискнул. И мы, попращавшись с майором, одновременно покинули его кабинет и направились к лестнице. Спустившись на первый этаж, Костя вдруг остановился и я, посмотрев на капитана, заметила болезненное выражение на его лице.

— Что с тобой? — спросила я.

— Да после того сотрясения, голова частенько болит. Особенно по вечерам.

— После какого сотрясения?

— Помнишь, три месяца назад банду задерживали, ну тех, что на трассе людей грабили и убивали? — спросил Костя, я кивнула, так как действительно участвовала тогда в опазнании этой банды. Знала, что их задержали, но кто и как именно — была не в курсе. — Ну вот, меня один из них трубой по голове ударил.

— И сильно болит?

— Да не очень, просто часто. — ответил Костя, потирая виски.

— Так обратись к врачу.

— Врач мне еще тогда сказал, что голова может побаливать, что это нормально. Таблетки прописал, а я их дома вечно забываю.

— Что, сотряс и на память действует? — хохотнула я. Костя пожал плечами, опять потер виски:

— Ладно, пройдет. Пойдем, а то уже поздно.

Мы вышли на улицу. Было уже темно и, на самом деле, довольно поздно. Погода стояла теплая, такая весенняя-весенняя. Природа оживала и радовала нас девственно-зеленой листвой… Но вдруг мое лицо поймало порыв холодного ветерка, и я невольно поежилась. И тут, в мою многострадальнаю голову начали возвращаться обрывки недавнего страшного видения… Ножницы эти, зеркало с отражением, запахи, вкусы… И деревянный стол с истерзанным женским телом…. Иногда я подолгу отхожу от таких вот сеансов, поэтому и стараюсь проводить их как можно реже. Однако Александр Семенович, пользуясь моей добротой, уж больно часто в последнее время обращается ко мне с различными просьбами. Увы, хоть весна и считается одним из прекрасных времен года, но, говорят, что именно она — самое активное время всех душевнобольных, к коим, безусловно относятся все маньяки и прочие серийные убийцы. А я берусь лишь за те дела, где имеет место быть личная вещь жертвы, которую касался душегубец. Тогда мои способности проявляются лучше, и я начинаю видеть все происходящее глазами злодея…

Я бросила взгляд на сопровождающего меня капитана — Костя шел рядом, но при этом сохраняя между нами небольшую дистанцию. Он, вообще, очень странный экземпляр: не разговорчивый, немного замкнутый, иногда даже какой-то апатичный. Вспышки эмоций включаются в нем только в процессе работы. Да и общаемся мы в основном именно по ней. О личной жизни капитана Константина Смирнова я вообще ничего не знаю.

— Тебя, небось, дома ждет жена? — спросила я.

— Я не женат. — ответил он отстраненно, уставившись себе под ноги.

— А девушка? — не унималась я.

— Не обзавелся. — Он как обычно, старался быть немногословным, но мне безумно хотелось сейчас хоть с кем-то о чем-то поговорить, чтобы просто переключиться и выкинуть из головы то, что я недавно видела, поэтому я продолжила свой допрос:

— Тогда, наверно, родители ждут и переживают?

— Я сирота.

— Детдомовский?

— Нет, меня воспитывал дядя — брат матери. Но и его уже как год нет в живых. Так что я совсем один, вот и пропадаю все время на работе в надежде спрятаться от своего одиночества и от неприятных навязчивых мыслей… — неожиданно выдал он самую длинную за все время нашего общения фразу.

— Сочувствую. — тихо произнесла я, чувствуя себя неуютно. — Тебе нужно создать свою семью, тогда и смысл в жизни поменяется и навязчивые мысли будут уже приятные. — посоветовала я.

— Если бы это было так просто. Мне кажется, что я боюсь женщин. Они меня предавали… — сказал он и вдруг резко замолчал, опять уставившись на свои ботинки. Он вообще очень редко смотрел в лицо, особенно в глаза, и особенно мне.

— Да? Вот чего-то меня ты не так уж и боишься.

— К тебе я привык. — ответил он тихо.

— И к другим привыкнешь.

— Другие — это другие. Ты… не такая, — он поднял голову, посмотрел вперед и тише добавил. — Точнее — это ты другая, а они посредственные.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: