- Спасибо,- сказал парень, пряча в карман коробок, отвернулся было, но, изменившись в лице, вдруг схватил меня за шиворот и бросил на асфальт.Ложись, дуррак! - заорал он хрипло, плюхаясь на землю рядом со мной.

Я ничего не понял. Ну, просто ничегошеньки! Но в этот момент над нашими головами бесшумно просверкали две ослепительно-зеленых молнии и ударили в стену ближнего здания - клуба ДОСААФ.

- Стреляют, не видишь?..- прохрипел парень.

Взглянув через улицу, я увидел, что ее перебегают четыре хорошо знакомые мне фигуры. Зеленоглазые!

Парень вскочил и, властно рванув меня с земли, бросился к дыре, появившейся в кирпичной стене клуба.

Я - за ним. Протискиваясь, я чувствовал какое-то сопротивление воздуха, словно кирпичи все еще оставались в стене, только стали невидимыми и проницаемыми для плоти.

Мы оказались в какой-то комнате, похожей на класс, быстро пробежали ее насквозь и выскочили в коридор.

- Тут во дворе бэтээр стоит,- сказал я, задыхаясь от бега.

- Если у них нет гранатометов, на бэтээре прорвемся,- голос моего спутника был уже почти спокоен.

Чувствовалась военная косточка. "Неужели это и есть сарафанг,- думал я.--Алябьев говорил, что они ведут длительную войну с Тихими Ангелами. Но если это пришелец, то здорово маскируется под нашего, подлец!".

А пришелец уже решился на что-то. Задвинув меня плечом в какую-то кладовку с ведрами и швабрами, он решительно скользнул по коридору назад.

"Вот угораздило в чужую войау ввязаться! Как бы изза меня всей планете не поплохело?".

А пришелец уже возвращался, таща в руке отрезок водопроводной трубы и недлинную шпагу с узким клинком. Такую я видел у зеленоглазых в подъезде.

Я взял шпагу. Рукоятка ее была приспособлена явно не для человеческой руки: слишком короткая и причудливо изогнутая. Пальцы нащупали рычажок. Легкий щелчок и с конца клинка слетела и ударила в стену знакомая зеленая молния. Он посмотрел в открывшееся отверстие и сказал довольным голосом:

- Ну вот. Другое дело. Здесь должны быть автоматы. Сейчас пойдем за ними!

- Ну и в кого стрелять прикажешь? - мрачно спросил я.

- В кого - в кого... В духов, конечно! - огрызнулся он.- Вот гады! До Урала добрались!

И тут до меня дошло: - Слушай, ты в Афганистане был?

- И еще полгода в госпитале.

А через пять минут, вручая мне "Калашникова":

- Разберешься? Кстати, можешь называть меня Николаем. Комин моя фамилия. Старший сержант запаса. Да, кстати, там такая чертовщина - видел, когда за трофеем ходил,- вокруг всего здания словно стена какая-то непроницаемая. Словно куполом нас здесь накрыли.

Я выглянул в дыру, которая вела во двор. Действительно, прямо за забором стояла какая-то серая пелена, даже на взгляд прочная и монолитная. "Вот и влипли, кажется",- подумал я.

А Николай, возясь с ручным пулеметом, приговаривал себе под нос: Ничего, браток, прорвемся! На бэтээре прорвемся!

Я отбросил автомат в угол: - Не буду в людей стрелять.

- Что? - закричал он.- В людей? Да ты знаешь, сколько в Афгане они наших ребят положили?! Гады они долбаные, а не люди! А ну, бери автомат, скотина! - и он толкнул меня в бок стволом пулемета.

- Не забудь, ты не в Афганистане! - рявкнул я на него.- Ты в России, на Западном Урале, и не на душмана ты ствол поднимаешь. Думать надо, Коля!

- Ну ты сволочь! Ну ты и сволочь! - простонал Николай.- А ну, вставай к стене, гад!

Мне стало страшно. Николай грозно клацнул затвором и поднял ствол пулемета на уровень груди. Ну, как ему все объяснишь, бедолаге контуженому?!

В это время из дыры в стене ударил сноп зеленых молний. Мы оба рухнули на пол, и Николай, просунув ствол пулемета в пролом, начал поливать двор длинными истеричными очередями.

Я тоже подобрал с пола "шпагу" и послал в темноту пару молний. Не сидеть же здесь, смерти ожидаючи.

Небось, я не толстовец какой! Нападающие фигуры зеленоглазых походили издали если не на душманов, то уж во всяком случае на басмачей с "Узбекфильма": длиннополые хламиды, тюрбаны на головах и блестящие в свете зеленых молний клинки. В воспаленном мозгу ветерана афганской кампании они, действительно, могли возбудить соответствующие ассоциации.

Но я-то знал, что наступление на нас ведут не душманы и не люди даже, а пришельцы с поросшими черным кошачьим мехом лицами. Пулеметные очереди сбивали их, как кегли. Но ни один из них не оставался лежать на земле. Они поднимались и неуклонно продолжали наступление.

- Да что они, гады, в бронежилетах?! - кричал Николай.- Так не должен держать жилет пулеметную пулю. Бей по левому флангу! Мажешь, сука! Нужно к бэтээру пробиваться. Машина старая - все выдюжит, не то что нынешние...

- Иди, я прикрою! - бросил я через плечо, и он, волоча за собой пулемет, выскользнул через пролом. Жалко, но не было у меня в те минуты времени задуматься над ситуацией. А ситуация складывалась - не дай Боже: я, советский журналист, сижу в развалинах клуба ДОСААФ и обстреливаю из трофейного оружия толпу иномирян. И все это - в центре миллионного уральского города. А город, похоже, ничего об этом и не подозревает, иначе стянули бы сюда войска и милицию.

Черт знает что получается!

Стреляя, я не старался попадать в наступающих. Но один дурак под выстрел все-таки подвернулся. Удар молнии не сшиб его на землю. Зеленоглазый только приостановился, рассыпая мощные искры, и, став полупрозрачным, продолжил наступление.

И тогда я опробовал на нем пистолет, который мне вручил при расставании потомок композитора Алябьева.

Пластмассовый пистолетик выглядел несерьезно, особенно по сравнению с Николаевой громоздкой тарахтелкой. Но сработал он классно: пять выстрелов и четверо зеленоглазых задремали на асфальте двора. И остальные попрятались в укрытия, поняв, что с ними больше не шутят. Краем глаза я видел, как Николай в левом углу двора рвет чехол с бэтээра. Противники внимания на него, похоже, не обращали.

Зеленоглазые пошли перебежками. Я стрелок паршивый и большинство выстрелов моих пропало впустую.

"Ну что им всем от меня надо? - думал я.- И чего ради я здесь торчу?!"

А они подошли уже вплотную. Доплюнуть можно до переднего. Кажется, хана пришла Мишеньке.