На рассвете мы возвращались на поляну, к дому. Ждали восхода солнца, ластились друг к другу, покусывая в шутку. Раста порыкивала, отбегала в сторону, потом сама бросалась, дурашливо шлепая меня лапой по морде.

Всходило солнце. И мы, обессиленные, нагие входили в дом. Любимая крепко обнимала меня, целовала жадно, будто не веря, что все это не морок.

Раста любила сидеть на крыльце и, подперев кулаком подбородок, смотреть, как играют на поляне перед домом наши дети - Ольга и Ольгерд. Они были такими же сероглазыми и улыбчивыми, как мать. Раста уверяла, что силой и смекалкой они пошли в меня. Я только хмыкал в бороду и прятал взгляд. Было приятно.

Еще одним дети пошли в мать - были они и людьми и волками. Оборотнями. И мы стали учить их охотиться. Они смешно трясли лапами, переваливаясь в снегу, рассерженно тявкали друг на друга, когда здоровенный русак уходил у них из-под носа, но упорно старались его догнать.

А днем они хохотали, играли в снежки, потом Раста с Ольгой готовили, а я уходил с Ольгердом на задний двор и учил стрелять из лука, держать рогатину, владеть ножом и топором.

Шли годы. Лес оставался все таким же - полным запахов, света, тьмы. Мы уже почти забыли о людях.

Нападающие хорошо выбрали время. Сумерки. Мы еще не могли стать волками, но и оставаться людьми было тяжело, ломило кости, кружилась голова. Запахи становились невыносимо резкими, в ушах шумело. В метели не заметны были тени, которые тихо подбирались к избе. Ветер отнес в сторону запах железа, всхрапывание лошадей.

Я понял, что за дверью чужие, лишь за несколько мгновений до того, как она слетела с петель. Бросился в сени. Подхватил топор и с ходу раскроил череп первого, кто сунулся в сени с факелом. Вытолкнул тело наружу, поднял меч, выпавший из руки убитого и одним прыжком вылетел из дома.

Сколько их? Я не знал. Зачем они пришли? Тоже не знал.

Но догадывался, и от этого во мне закипала ярость. Холодная расчетливая ярость, от которой, я думал, избавился много лет назад, уйдя из княжьей дружины.

Мы были другими. Нас надо убить. Видать наткнулся на наши следы какой-то охотник, а потом и до дома дошел. А когда увидел, как волчьи следы превращаются в человечьи, бросился со всех ног к ближней заставе...

Дружинники налетели с двух сторон. Не новички, нападают быстро, но осторожно, в глаза прямо не смотрят. Прыгнул на ближнего, тот отскочил назад. Развернуться, присесть, наотмашь ударить топором. Второй завалился в снег, стонет, держится за бок, ребра уж точно сломаны, лезть больше не будет. Топором отбил удар сверху, ударил мечом в горло. Противник повалился, зажимая руками шею, а я рванул в избу, которую уже подпалили с одного угла.

Широко распахнутые глаза Расты, детей. Ольгерд сжимает нож. Раста рогатину. Закрывают собой Ольгу, младшую.

На них уже накатывало. Рты щерились по-волчьи. Ну и славно. Уйдут. Себя я держал. Не давал волку свободы. Надо было драться, прикрыть своих.

Внутрь больше не лезли, видать решили просто закидать стрелами, если попробуем вырваться. Вот тут нам метель на руку - снег носит так, что особо не постреляешь. В пяти шагах ничего не видать

- Уходите. Я рядом буду.

Раста промолчала.

- Детей выводи. К лесу пойдем.

И выскользнул за порог. Изба с одного угла полыхала. Как только меня заметили, полетели стрелы. Скользнул в сторону, покатился по снегу. Поляна небольшая, нам бы только до леса добежать - и поминай, как звали.

Рядом появились три тени. Вот они, хорошие мои, умницы. Раста носом втягивает воздух, скалится недобро.

Плохо - окружили. Если навалятся разом, то конец, прижмут рогатинами и располосуют.

Я посмотрел на Расту, мотнул головой. И мы бросились вперед. Раста прыгнула, толкнула лапами в грудь здорового мужика в тяжелом доспехе. Вцепилась в горло. На меня налетело трое. Первого я свалил ударом по голове. Шлем не выдержал, развалился. Второй заорал, упал лицом в снег. Раста хрипела в ярости, пытаясь добраться до шеи. Третий нападавший оказался совсем мальчишкой. В глазах его плескался ужас, нижняя губа мелко дрожала. Убить его было просто.

Дети держались сзади. Вот он, лес. Я махнул рукой, показывая, уходите. И серые тени скользнули, растаяли в пурге. Теперь бы за ними, следом, но уже зло скрипел снег, набегали люди.

Люди, которые пришли нас убить.

Я держался, сколько мог. Крутился волчком, резал, колол, рычал по-звериному. Но в грудь холодом скользнул меч. Я рыкнул и отмахнулся наугад, не глядя. Копье пробило бок. Ноги подгибались.

Я почувствовал, как лезвие входит мне в шею и упал.

Перед глазами поплыла белая равнина, по которой, бежала волчица. Иногда она оборачивалась и смотрела на двух волчат, которые смешно переваливались немного позади. Я знал, у всех троих серые глаза.

Скорее всего, Игорю удалось бы уйти. Если бы не девчонка. Её все равно убили, а Игоря загоняли теперь регуляры. Гнали, не спеша, зная, что патроны у беглеца все равно скоро кончатся, да и вода тоже. И, может быть, раньше чем патроны.

............ Игорь привалился к стене дома, точнее того, что от дома осталось. Выглянул из-за угла. Фигуры в светлых, сливающихся с белесыми под солнцем развалинами, комбинезонах были еще далеко, у подножия холма. Шли они неторопливо, ловко, и чуть расслабленно. Сжимали полукольцо вокруг холма, на вершине которого торчала измочаленная бомбардировкой высотка. Игорь, пригибаясь, добежал до другой стороны дома, глянул вниз, с противоположной стороны, далеко внизу, тоже скользили ловкие, почти незаметные фигуры.

" Полчаса, если не будут торопиться.... Потом накроют, на фиг. Хреновая, какая же хреновая ситуация!" - Игорь аж поморщился. Внутри было тоскливо и пусто. Ему почти удалось уже уйти из этого разнесенного в клочья бомбардировщиками города, когда он увидел девчонку. Точнее, сначала услышал, как она бежит. Он прятался около автострады на окраине города, пережидая, когда пройдет колонна. И, видимо, как раз в тот момент, когда грохот колес, веселый мат солдат, лязг оружия, достигли апогея, девчонка сорвалась. Выскочила откуда-то и рванула прочь от дороги. Она бежала прямо к укрытию Игоря, бежала так, как бегают все девчонки не слишком усердно занимающиеся спортом, неловко вскидывая ноги, с широко раскинутыми руками, ловя ртом непослушный воздух. А дольше Игорю казалось, что он смотрит немое кино. На дороге остановился джип, неторопливо вылез плотный невысокий сержант. Не спеша, деловито, прицелился. Игорь смотрел прямо в круглые от ужаса, серые глаза девчонки и, словно со стороны чувствовал как его тело, без участия разума, само, выкатывается из укрытия, руки прижимают к плечу приклад автомата, глаз привычно ловит на мушку сержанта, палец нажимает на спусковой крючок. Очередь сержанта грохнула чуть раньше. Боковым зрением Игорь увидел как девчонку кинуло вперед, она, сломанной игрушкой, упала в пыль и затихла. Сержант сползал по капоту джипа, комбез на груди был прошит ровной темной строчкой, из грузовиков уже сыпалась солдатня, залегала за колесами и Игорь едва успел вкатиться обратно в развалины. Очереди ударили плотно, не успей он - нашинковали бы под завязку.

С того самого утра его гнали. И - к вечеру загнали сюда, к высотке. В груди заворочался и окреп тугой комок злости. Коротко выматерившись Игорь нырнул в подъезд и стал подниматься на крышу дома. Больше всего было почему то жалко даже не себя, а девчонку.

Вылез на крышу, подобрался к краю. И, короткими, скупыми очередями стал снимать тех, внизу. Перекатывался к другому краю и снова стрелял. Охотники залегли, передвигались ползком или короткими бросками но, то один, то другой замирали маленькими, неинтересными комочками на склоне холма. А потом автомат замолк. Игорь обессилено дышал, лежа на краю крыши. Перевернулся на спину, сунул в рот сигарету, затянулся. Посмотрел в теплое вечернее небо. Встал, зачем-то отряхнулся. И шагнул с крыши.