– Я вышел на улицу и увидел что она пустынна. Лишь невдалеке группа с «Энтерпрайза» шла по направлению к больнице. Они были единственными людьми, двигающимися по улице.

– Тогда я понял, что не смогу добраться до T'Пайны, как рассчитывал. Я думал, что она сначала пойдет домой, и что я последую за ней и смогу поговорить наедине. Вместо этого, она сразу пошла с остальными в больницу.

– Пока я просчитывал дальнейшие действия, из одного из зданий выбежал землянин, и закричал. За ним следом выбежал андорианец, и попробовал помочь, но человек набросился на него. Затем вышли два вулканца, схватили человека и отнесли его в больницу. Я слышал, как один сказал другому, что кроватей больше нет. Они располагают пациентов в коридорах и отсылают домой любого, кто достаточно оправился, чтобы пережить перемещение. Андорианец пошел с ними, говоря, что немногие оправляются. Что им остается надеяться, что эти новые доктора смогут помочь.

– Я услышал что-то из терминала транспортатора. Я подумал, что это кто-то еще телепортируется с «Энтерпрайза», поэтому я спрятался, чтобы переждать, пока все действия транспортера не закончатся, чтобы потом вернуться на «Энтерпрайз». Но ни одна платформа не была задействована, и за пультом никого не оказалось. Я решил, что оператор за пультом… мертв. Оказалось, что звук, который я слышал… она направила фазер на себя. У меня не было желания смотреть дальше. Я установил координаты и вернулся на корабль.

– О, мой Бог, – прошептал Кирк. – Вы касались пульта, за которым работала умершая женщина…

– Она покончила с собой, а не пострадала от чумы! – возразил Сендет.

Кирк вздрогнул.

– Насилие –первый симптом худшего типа заражения; это то же самое, что вы видели на улице. Та женщина была одна, когда наступил кризис, и она направила насилие против себя. Сендет, вы заразили себя, а затем вернувшись назад передали болезнь леди Аманде. Вероятно и Сареку тоже… кажется, инкубационный период у вулканцев больше, чем у людей.

Сатат выступил вперед.

– Изолируйте его, – приказал он другим вулканцам, которые вошли в зону монитора. – Не трогайте его. Снил, перестройте фильтры в его комнате, и заприте его…

– Уже слишком поздно, – сказал Кирк. – Вы все заражены.

– Не обязательно, – ответил Сатат. – Сендет, ты продезинфицировал себя, как только вернулся на «Энтерпрайз»?

– Конечно, – ответил Сендет.

– Значит если к том времени вы не были заражены, то и другие не заразились тоже.

– Сатат, вы мечтатель, – сказал Кирк. – Сендет проследил, чтобы мы не смогли вытащить вас из инженерного. «Энтерпрайз» не может уйти куда-либо, пока не найдено средство лечения. И мы не покинем орбиту, но мы можем оставить вас в инженерном, пока вы сами не откроете двери и не попросите о медицинской помощи.

T’Пайна работала в изоляторе, где были размещены все граждане Найсуса смешанной крови, подальше от остальной части населения. Многие из них были больны, так же как и остальные жители коллонии. В то время как ее мать была назначена медсестрой среди тех, кто был заражен, работа Т’Пайны заключалась в наблюдении за здоровыми детьми.

Это было не легко. Они были изолированы в течение больше трех дней, и ради предосторожности проживали все вместе в одном медицинском корпусе с максимальными удобствами. Но даже в этом случае в комнатах, предназначенных для двоих жили по три-четыре человека. Днем взрослые пробовали развлечь детей играми в местах отдыха, солярии, или в кафетерии, куда была назначена сегодня Т’Пайна.

Все дети были обеспокоены и очень напуганы. Число заболевших за время их невольного заточения возросло, и старшие дети неизбежно говорили о смерти своих друзей, пугая этим младших детей еще больше.

В изоляторе, конечно, находились и взрослые смешанной крови, но их число по сравнению с детьми было так незначительно, что даже при помощи таких добровольцев как Т’Пайна они все время были заняты, преподавая уроки, организуя игры, и объясняя по многу раз, почему дети не могли вернуться домой, или даже выйти наружу, и почему их родители не могли посетить их.

Было очень трудно объяснить, почему Т’Пайна и другие добровольцы носили защитную одежду, маски, и перчатки.

– Почему вы скрываетесь от меня? – требовал Зиона, маленькая, очаровательная девочка, которая была наполовину ригелианкой, наполовину геманитом. Сегодня она была близка к истерике от тоски по своей семье, потому что она была еще слишком мала, чтобы понять что же случилось.

– Почему я не могу видеть ваше лицо? – требовала Зиона судорожно хватаясь за маску Т’Пайны так, что молодая вулканка едва успела уклониться.

– Потому что если эта леди откроет свое лицо, а не только прекрасные глаза, ты уже больше не будешь здесь самой красивой девочкой, – ответил мужской голос, говоря по-английски с акцентом, который немного напомнил Т’Пайне доктора Корригана, но все же не был точно таким же.

– Ну так что, хочешь остаться самой красивой девочкой? – продолжил голос.

Т’Пайна обернулась, когда Зиона пулей пронеслась мимо нее, чтобы вскочить на руки мужчины, который на первый взгляд показался ей человеком, но…

Он едва ли был выше Т’Пайны, примерно среднего роста для человека. Его волосы были черны, коротко подстрижены, но густы и прекрасны – они наверняка были такими же мягкими как мех. Его лицо было довольно обычно, если бы не глаза, которые сияли из-под челки и были под густыми ресницами самыми темно синими, которые она когда-либо видела.

Именно его кожа давала повод думать, что он не был чистокровным землянином; это было не так заметно, но все же его кожа была бледной, безупречно гладкой, почти прозрачной, с едва заметным намеком на зелень. Потом он улыбнулся, и его лицо больше не было обычным, оно стало подвижным и очаровательным.

– Я Дивер, – представился он, – и в отличии от вас, я нахожусь здесь, потому что я должен быть здесь. – Заметив ее поднятую бровь он снова рассмеялся. – Я наполовину человек, наполовину орионец, но каким образом мама и отец это обустроили, остается тайной даже для меня. Но я здесь. Здесь говорят, что я взял худшее от обоих миров, особенно в том что касается красивых женщин.

– Я Т’Пайна, – ответила она, сомневаясь как ей реагировать на его поведение, – и я вулканка, хотя и прожила большую часть своей жизни на Найсусе. Как случилось, что я не встречала вас прежде? – спросила она, понимая что не заметить такого яркого индивида просто невозможно.

– Я здесь всего два года, – ответил он, присаживаясь за один из столов, и усаживая на колени Зиону. – Я столкнулся Федерацией еще в юности. Мой отец был свободным торговцем.

Т’Пайна поняла этот общепринятый эвфемизм: контрабандист.

– Но вы же ученый, – сказала она, воспользовавшийся возможностью, чтобы на мгновение присесть. Почему бы еще он мог оказаться на Найсусе?

– Математик. Унаследовал способности своего отца манипулировать числами. Я должен был последовать по его стопам, но когда мне было приблизительно четырнадцать, мы неожиданно на длительный срок застряли на планете София. Вы знаете Софию? Вы не хотели бы знать Софию, – продолжал он, не давая ей шанс ответить.

Так как счастливая Зиона теперь сидела на коленях у Дивера, и слушала его затаив дыхание, Т’Пайна не пыталась прервать его монолог. Это был первый раз за все утро, когда ребенок прекратил плакать.

– Моя мама получила работу танцовщицы, – продолжал Дивер, давая Т’Пайне понять, что "длительное пребывание" подразумевало, что его отец был заключен в тюрьму. – Но чиновники обнаружили меня и заставили впервые в жизни пойти в школу. Это было великое время для меня! Но не для моих преподавателей, поверьте. Мои родители научили меня только читать и считать, но меня действительно увлекли компьютеры. На Софии я нашел много интересного материала для учебы – особенно числа.