Где же он сам, в конце концов? Что за детские шутки?

Кроме стола, шкафчика для микрофильмов, большого стеллажа с книгами, каких-то электроизмерительных приборов с целым ворохом разнообразных щупов на длинных цветных проводах, неизвестно зачем попавшего сюда портативного электрооргана и двух кресел, одно из которых занимал Карагодский - в каюте ничего больше не было.

Да, еще зеркало. Вернее, не зеркало, а большая, в полстены зеркальная ширма, за которой - это академик знал точно - тоже ничего нет, кроме кровати, платяного шкафа и туалетного столика.

Зеркальную ширму Карагодский заметил не сразу, хотя в его кабинете была такая же - края зеркала были вделаны в пол, потолок и стену, и потому не существовало границы между настоящим и иллюзорным миром. Каюта казалась в два раза больше, а все вещи повторяли себя - здесь и там, в Зазеркалье. И два академика, насупившись, смотрели друг на друга из одинаковых низких кресел.

- Иван Сергеевич, куда вы пропали? Где вы?

"Где вы?" - повторил академик в зеркале.

Глаза устали от непривычного напряжения, и он снял проклятые очки.

Двойник сделал то же самое, и это окончательно взбесила академика:

- Послушайте, Пан, оставьте ваши штучки! Я вам не кролик и не дельфин, чтобы обучать меня глупым играм. Мы с вами говорили о слишком серьезных вещах, чтобы...

Карагодский замолчал, потому что не мог смотреть, как его изображение высокомерно шлепает губами, передразнивая оригинал, а отвернуться от зеркала не было сил.

- Что же вы замолчали, Вениамин Лазаревич? - раздался елейный голосок Пана.

- Где вы?

- Здесь.

Пан вышел из-за зеркальной Ширмы торжествующий и сияющий, словно совершил что-то весьма остроумное и из ряда вон выходящее.

- Простите, Вениамин Лазаревич, этот небольшой розыгрыш, но я иногда своих студентов так "перевоспитываю". Начитаются умных книг, заучат, как попугаи, умные и бесспорные вещи и начинают прятать за авторитетными ссылками леность собственной мысли...

- Я, кажется, не студент. А что касается лености мысли...

- Простите, я, ей-богу, без намеков. Но даже в нашем с вами возрасте иногда не мешает поиграть. Только с реальными предметами, а не абстракциями. А то действительно до этого... до идеализма недалеко. Вот зеркало. Хорошее зеркало, правда?

- Я не совсем понимаю...

- Хорошее зеркало. Двойное. С другой стороны - то же самое, два шкафа, два столика, два Пана. Мы с вами были сейчас в одной комнате, а не видели друг друга. Между нами было зеркало. Вы видели в нем себя, а я - себя. Понимаете?

- Пока ничего не понимаю.

- Мы лезем к черту на рога в поисках "братского разума", а ведь по сути мы ищем самих себя, свои отражения, а не разум. Мы подсознательно берем себя за эталон разумного существа, в качестве допусков - единственную шкалу: "выше-ниже" - и пытаемся что-то найти на этом обманном пути!

- Вы отрицаете возможность контакта с инопланетным разумом?

- Тысячу раз - нет! Но все эти досужие разговоры о высших и низших цивилизациях - как раз и есть чистейший идеализм, потому что шкала "выше ниже" предполагает чисто количественные градации.

- Я с вами согласен, Иван Сергеевич, но вы все-таки не можете не признать, что любая цивилизация - как бы она не отличалась от нашей должна оставить непременные следы разумной и целенаправленной деятельности...

- Совершенно верно. Но разум качественно иной структуры, чем наш, может иметь и качественно иную цель, чем человечество. Человек в своем развитии создает искусственную среду, все время усовершенствует ее - он строит дома, дороги, машины, осваивает атмосферу, гидросферу, космос - и все это путем создания "второй природы", искусственной среды обитания. Ведь естественная среда ставит непреодолимую стену между нашими потребностями и возможностями. Но создание искусственной среды обитания - это лишь один из бессчетного количества возможных вариантов самосохранения жизни и отнюдь не самый удобный, не правда ли?

- Хорошо, я могу предположить существование цивилизации, для которой искусственная среда необязательна. Хотя, по-моему, это чистейший бред. Но допустим. Только ведь даже при таком варианте должна существовать какая-то созидательная работа, какая-то - пусть необычная - форма труда, а труд должен оставлять следы...

- Как вы считаете, в человеческом обществе искусство созидательный труд или нет?

- Что за вопрос? Разумеется.

- Ну, а теперь представьте себе цивилизацию музыкантов и художников...

Карагодский наморщил лоб. Ему представился огромный пляж, окруженный лесами, по которому бродят абсолютно голые люди с хитрыми физиономиями явных бездельников и во все горло распевают песни или рисуют пальцем на песке забавные рожицы. Нечто подобное он видел года два тому назад в Гаграх, в Доме отдыха работников искусства. Ничего более фантастического в голову ему не пришло, и Карагодский снисходительно улыбнулся:

- Не могу, Иван Сергеевич. При всем желании - не могу...

Но Пан, по всей видимости, не шутил. Он продолжал совершенно серьезно:

- Я тоже не могу. А придется. Уисс пока дает больше загадок, чем разгадок. Вернее, одна загадка тащит за собой целый воз новых вопросов...

- Какое отношение имеет Уисс к инопланетным цивилизациям?

- Иные планеты? Я показал вам фокус с зеркалом, имея в виду матушку Землю. Сдается мне, люди и дельфины в этом смысле похожи на нас с вами сидим в одной комнате и не видим друг друга.

- Значит, цивилизация дельфинов?.. O-чень оригинально!

Карагодский даже языком прищелкнул. На этот раз Пан, кажется, зашел чересчур далеко...

- Не знаю... Пока это еще только намеки. Путаница. В глубине души еще гложет червячок - не может быть. И все-таки... Все-таки факты завязываются в один узел, и ничего с этим не поделать. Я недаром заговорил о цивилизации музыкантов. Конечно, это грубейшее приближение, но в нем что-то есть. Вначале я думал, что цветомузыка - одно из средств общения у дельфинов, а сейчас мне кажется, что все гораздо сложнее...

- Постойте, Иван Сергеевич, я читал вашу статью о звуковидении у дельфинов, но вот о цветомузыке слышу впервые.

- Что звуковидение? Я только экспериментально доказал гипотезу, выдвинутую много лет назад. Дельфины действительно видят не только свет, но и звук - сетчатка их глаз воспринимает звуковые волны так же четко, как и световые. Точнее, ультразвуковые волны. Его естественный ультразвуковой генератор - нечто вроде прожектора, с помощью которого он "осматривает" окружающее... Впрочем, словами этого не перескажешь. Вы сами увидите в операторском зале.

- А цветомузыка?

- Самая прямая связь. Звуку каждой частоты соответствует определенный цвет. Об этом давным-давно догадывались композиторы, в том числе и Скрябин... Так вот, глаза дельфина - аппарат, который способен не только воспринимать мир в объемных и цветных звуковых образах, но видеть нашу человеческую музыку. Видимо, дельфины мыслят цветомузыкальными образами, и в этом главная трудность нашего с нами взаимопонимания.

- Но как вы представляете себе такое мышление? Человек мыслит словом...

- Только ли? Художники мыслят цветом и объемом, музыканты сочетаниями звуков, а Скрябин...

- Давайте оставим Скрябина. Потому что он, в конце концов, как и все, в обыденной жизни мыслил словами.

- Может быть. Но если предположить, что у дельфинов является нормой вид мышления и общения, который у людей считается отклонением от нормы неважно в какую сторону, в психопатию или в гениальность, - то вполне естественно...

- Ничего естественного не вижу, Иван Сергеевич. Еще великий Павлов доказал...

- Против Павлова я ничего не имею. Тем более что у дельфинов есть некое подобие нашей второй сигнальной системы, даже что-то вроде азбуки из 30-40 звуков, но такой "речью" они пользуются довольно редко...

- Дорогой коллега...

- Вениамин Лазаревич, вам не кажется, что мы толчем воду в ступе? Я вам предлагаю посмотреть своими глазами и во всем самому убедиться, а вы меня терзаете пустыми разговорами и априорными опровержениями типа "этого нет, потому что этого не может быть". Не правда ли, странно?