Болан продолжал вести свой дневник. 18 апреля он записал: "Иногда я очень сожалею, что не получил приличного образования. Я хотел бы описать свои ощущения и впечатления, хотя это очень тяжело для человека, который провел большую часть жизни на войне. Но я хотел бы воспользоваться, быть может, последним шансом, чтобы объяснить, почему я выбрал этот путь.

Я стараюсь убедить себя, что нет ничего страшного в том, что меня считают убийцей, ненормальным. Но это неправда. Осознание чужой правоты постоянно терзает меня. Кому нравится быть изгоем общества, которое видит в тебе лишь врага? Но самое поразительное то, что меня считают более опасным для общества, чем тех, с кем я борюсь.

На самом деле я вовсе не собирался начинать войну с мафией. Говорят: коготок увяз — всей птичке пропасть. Стоит один раз попасть в жернова войны и уже надо идти до конца — другого выхода нет. Я не смогу прекратить борьбу с мафией, так как она станет еще более могущественной после моего отступления. И тогда все мои усилия окажутся напрасными, а ситуация осложнится еще больше.

Я не собирался заезжать в Вашингтон. Внутренний голос советовал мне обойти этот город стороной, отдохнуть или провести операцию в другом, более уязвимом для мафии месте.

Но я не смог справиться со своим любопытством, которое настойчиво влекло меня сюда. И вовсе не мое появление в городе создало нынешнюю кризисную ситуацию — она существовала уже давно. Здесь, в Вашингтоне, я понял, что отступить не имею права — очень уж высоки ставки в этой безумной игре.

У меня такое ощущение, будто все мое прежнее существование было лишь прелюдией к ней. Мне кажется, я встречу здесь свой конец. Такова, видимо, судьба. Ну и пусть! Я всегда понимал, что рано или поздно все закончится именно так, но я схожу с ума от мысли, что моя борьба прервется в решающий момент. Я не думаю, что умру от рук наемников мафии, скорее всего последнюю точку поставят полицейские. Боюсь только, что общество сделает неверные выводы: наконец-то прикончили маньяка Мака Болана! Красивая история. И никто не вспомнит о людоедах, которые рыскают вокруг и ждут своего часа, чтобы вновь начать свой кровавый пир.

Я не политик и не занимаюсь политикой, когда говорю, что эта война — продолжение Вьетнама. Я никогда не боролся против коммунизма как идеологии, точно так же меня никогда не вел в бой какой-нибудь другой политический идеал. Я сражался, как мог, потому что испытывал потребность в борьбе. Я слышал призыв к бою и воспринимал его как дело сугубо личное — так же, как сейчас.

Но во Вьетнаме я ничего не мог сделать. Та война была абсурдной и бессмысленной. Зато здесь, у себя дома, я столкнулся с такими проблемами, в решение которых могу внести свою лепту.

Но я боюсь за исход боя в Вашингтоне. Десять лет назад все происходящее меня бы так не волновало. Тогда наша страна была совсем другой. Больше всего меня пугает то, что наша нация теряет мужество. Все заявляют о том, что хотят жить своими интересами, в мире и любви. Я никого за это не упрекаю, я бы тоже хотел освободиться от ежедневного ада. Но мир и спокойствие достаются дорогой ценой, и надо найти того, кто способен заплатить за всех.

Я не строю иллюзий, я не тот человек, который расплачивается за других; я даже не уверен, что поступаю правильно. Но я уже не смог бы поступить по-другому. Я разучился различать, что нравственно, а что нет. Я делаю то, что считаю нужным. И мне плевать на мир, который меня не понимает. Я знаю, что в один прекрасный день мафия раздавит меня, бой будет закончен, и публика позабудет мое имя. Тем лучше. Я не ищу славы.

Но кто-то должен продолжать борьбу. Это то, чем я сейчас занимаюсь. Для этого я приехал в Вашингтон и потому так боюсь здесь умереть. Моя работа еще не закончена. Главное — впереди. Полиция не способна на решительные действия, так как лишена поддержки общества, которое по горло сыто Вьетнамом.

А что касается мафии, то она раздавит общественность и переварит ее даже в сыром виде".

Карло Спинелла стал капореджиме лишь благодаря тому, что его босса Гуса Риаппи только что назначили капо и отдали ему в управление территории покойного Арнесто Кастильоне, убитого Боланом в Лондоне.

По сведениям, полученным Спинеллой, «Коммиссионе» назначило Риаппи на столь высокий пост лишь из-за отсутствия других кандидатур: Болан пристрелил также Тони Лавани — капореджиме Кастильоне.

Спинелла никогда не поднимался выше уровня мелкой шпаны, которой издавно руководил Гус Риаппи. Он ничего не знал об управленческой структуре Организации и уж, конечно, не имел никакого представления о ее боссах. Круг интересов Карло замыкался на поставке девочек, лотерее, игровых автоматах, наркотиках и махинациях букмекеров. Он владел двумя барами, бильярдным залом и фирмой, занимающейся торговлей недвижимостью, и располагавшей многочисленными обветшалыми многоэтажками в черном гетто.

В его команде было не много народу. Десять «солдат» управлялись с черными, а четверо телохранителей неотлучно находились при нем днем и ночью. После вмешательства Болана личный состав Спинеллы сократился на три человека.

Когда не стало «Быстрого» Тони Лавани и Гус Риаппи пошел на повышение, у Спинеллы появились проблески надежды на блестящее будущее в качестве босса округа Колумбия, но все произошло не так, как он предполагал. «Большой» Гус, чье назначение на новый пост одобрили старейшины «Коммиссионе», прибрал к рукам бывшую империю Кастильоне, но при этом не отказался от контроля над территорией Вашингтона.

Какая несправедливость! Спинелла заслужил право владеть этой территорией, она принадлежала ему! Иногда он даже просыпался по ночам — у него стучало в висках и крутило желудок. Зависть душила его, и он срывал свое раздражение на подчиненных. Но виноват был не только Риаппи. Лупо тоже принял участие в грабеже.

Боже мой, как же Спинелла ненавидел этого типа! Лупо принадлежал к новому поколению дельцов преступного бизнеса. Эти юнцы умели красиво говорить и получили университетское образование, они ни дня не работали на улице и не имели понятия о том, что значит отвоевывать территорию силой, провожая менее удачливого соперника пинками под зад.

Зато все они патриоты!

Карло ненавидел таких патриотов, но они составляли основу «новой волны», и никто, даже «Большой» Гус Риаппи, не мог тягаться с ними. Старейшины из «Коммиссионе»? Да, те могли. Они сами создали эту волну и теперь управляли ею. Плевать они хотели на Лупо, а потому смотрели на него и ему подобных сверху вниз.

Ох уж эти образованные засранцы!

«Большой» Гус ненавидел Лупо так же, как и Спинелла. И было за что. Боссы постановили, что Вашингтон станет открытым городом, но такое решение было принято исключительно для того, чтобы отправить туда Лупо. Фактически состоялся незаконный захват территории.

Никто не имел права мешать Лупо — ни «Большой» Гус, ни тем более Спинелла. Этого выскочку поддерживало «Коммиссионе», оно же обязывало Риаппи оказывать ему всяческую поддержку. Если Лупо говорил, что нужно приостановить работу на несколько дней, вся деятельность прекращалась только лишь из-за того, что Лупо занимался каким-то деликатным делом. Пока он решал свои проблемы, деньги утекали словно песок сквозь пальцы. А потерянные деньги назад не вернуть. Это все равно, что прицелиться и не выстрелить.

Если Лупо требовал группу убийц, к нему тут же отправляли команду профессионалов: деликатный подход себя не оправдал, теперь требовалось проявить жесткость. Но кто оплачивал услуги наемных убийц, кто должен был обеспечивать их безопасность, кому предстояло разбираться с фараонами в случае провала операции? Лупо? Конечно, нет. Тем не менее, он подмял под себя весь округ.

О да! Карло ненавидел его всеми фибрами своей души!

«Большой» Гус должен был ненавидеть Лупо не меньше: его потери были гораздо более значительными, чем у Спинеллы. Однако нужно еще посмотреть, кто имел больше оснований ненавидеть Лупо.