Глава 17
Когда Болан вернулся со своей добычей, ковбой и его новая подруга уже собирались покинуть лагерь.
Сестры молча обнялись и стояли так, пока Болан не отправил их в домик, чтобы спокойно посовещаться с Рейнолдсом. Сходство женщин было очевидным, и ковбой сразу понял, кого привез Болан.
— Значит, ты ходил за ней?
— За ней, — бесстрастно ответил Болан.
— Представляю, сколько было шума.
— Да уж. Слушай, Ковбой, дело идет к развязке. Нужно поторапливаться, и мне понадобится твоя помощь.
— Считай, что ты ее получил, — быстро сказал Рейнолдс.
— Ты мне как-то говорил о своем старом приятеле с забавным именем Билли-Боб.
— Да, а что?
— Несколько минут назад он участвовал в засаде против федерального отряда. Он по уши в дерьме. Что ты на это скажешь?
Удивление и растерянность застыли на лице Рейнолдса.
— Дьявол! Сначала Шорти, а теперь... но... ладно, тебе я верю. А как ты его узнал?
— Совпадение исключено, — сказал Болан. — Во-первых, он был в форме помощника шерифа, а во-вторых, его называли по имени. Мы смотрели друг на друга в прицел с расстояния в несколько шагов. Но он не стал стрелять. Повернулся спиной и пошел своей дорогой.
— Да, в это я могу поверить. Он всегда тобой восхищался, даже насобирал целый альбом вырезок.
— Ты говорил, он где-то подрабатывает...
— Да, в какой-то охранной фирме. Там служат в основном полицейские — в свободное от дежурства время.
— Так-так, уже горячо, — задумчиво сказал Болан. — Расскажи-ка поподробнее.
— Они охраняют склады и грузовые автопарки, — пояснил Рейнолдс. — Ну и что?
— Просто красота, — деланно восхитился Болан. — Одно только не сходится. Я понимаю, как Домино мог поставить под ружье головорезов Скапа, но что касается этих продажных фараонов...
— Кто такой Домино?
— Один крупный охотник за головами из Нью-Йорка. Билли-Боб был вместе с его людьми. Мне нужно знать, какая между ними связь. Ты можешь это выяснить?
— Конечно. Я позвоню ему прямо сейчас.
— Возможно, тебе придется его поискать. Твой приятель и его дружки бежали, задрав хвост. Теперь они, должно быть, где-то отлеживаются и зализывают раны.
— Я знаю, где его найти, — буркнул Рейнолдс и направился к домику.
Болан проверил свое оружие, вставил свежие обоймы и устало закрыл глаза.
Когда через несколько минут Рейнолдс вышел из домика, его друг крепко спал стоя, прислонившись к «корвету».
— Эй, что с тобой?
Болан вздрогнул и открыл глаза.
— Слушаю. Что ты выяснил?
— Я нашел его. Он передает извинения и лучшие пожелания. Говорит, что хочет во всем признаться. Только еще не решил, кому.
— Свяжи его с тем парнем, о котором я тебе говорил, — предложил Болан.
— С шефом федерального оперотряда?
Болан кивнул и спросил:
— Что он рассказал?
— Билли-Боб никогда не видел своего босса. Но он уверен, что это не Скьяпарелли. Сказал о каких-то «людях из Нью-Йорка». По его словам, ни он сам, ни его ребята на самом деле ничего не охраняли. Они были только контролерами.
— Что же они контролировали?
— Отгрузки.
Да, вырисовывалась все более четкая картина. За Скьяпарелли стояли настоящие хозяева с Севера. Они не слишком доверяли своему ставленнику, следили за ним, подозревая в мошенничестве и превышении полномочий. Естественно, Скапу было чего бояться.
— Он знал про Шорти, — сказал Рейнолдс.
— Что именно?
— Говорит, что пару недель назад проболтался Шорти о своей работе. Когда Шорти закрутил с Дженни, он уже по уши влип в это дело. Шорти был хорошим полицейским, я тебе уже говорил. Так вот, он стал копаться в каких-то старых закрытых делах. Билли-Боб не знал подробностей, но Шорти обещал все рассказать, как только сам разберется. Вчера утром, когда мы вернулись из Детройта, Шорти позвонил Билли-Бобу и предупредил, чтобы тот готовился трясти денежное дерево — настоящие деньги, так он сказал. Вечером, около девяти, Билли-Боб следил за отгрузкой на Блюберд. В это время парень по имени Лаго и еще двое из охраны вытащили Шорти из кабины и куда-то поволокли. Билли-Боб и пальцем не пошевелил — у него своих хлопот по горло. И он совсем не удивился, когда я рассказал ему про смерть Шорти.
— Понятно, — кивнул Болан. — Все становится на свои места. Теперь понятно, почему рано утром прилетел Домино.
— Может быть, тебе и понятно, а мне вот не очень.
— Так и должно быть, ковбой... по причинам, которые нас не касаются. Ладно, ты готов действовать?
— Как раз заканчиваю разминку.
— Ну-ну, — усмехнулся Болан. — Как ты считаешь, сможем мы посовещаться по радио с водителями грузовиков?
— Запросто, нужно только свистнуть. А что ты задумал?
— Пока не решил. Ты знаешь эти края лучше меня... Скажи, мы могли бы устроить бойкот всех перевозок Скьяпарелли? Найдутся добровольцы?
— Пожалуй, найдутся, — задумчиво подтвердил Рейнолдс. — Но как это все организовать?
— А чем плох экспромт? — холодно улыбнулся Болан.
— Бойкот по радио? — протянул Рейнолдс и ухмыльнулся в ответ. — Черт!.. Но, в конце-то концов, почему бы и нет!
Болан порылся в кармане и протянул водителю записную книжку.
— Вот список складов. Полезай-ка в свой грузовик — он в кустах, сразу за углом. Я буду на девятнадцатом канале. Только постарайся раскрутить все по возможности скорее.
— А как быть с женщинами?
— Я о них позабочусь. Вперед, ковбой!
Они пожали друг другу руки, и Рейнолдс сказал на прощание:
— Спасибо, Большой Б. Ты даже не понимаешь, как мне помог.
Болан хлопнул водителя по плечу.
Он все понимал — и чувствовал прилив гордости, видя, как неудачник на глазах превращается в победителя. Болан отлично его понимал.
Годы непрерывного ужаса могут разрушить человеческую личность. Болан не раз сталкивался с подобным. Особенно, если этот человек — хрупкая женщина с ранимой психикой, такая, как Сьюзен Джеймс Росситер-Скьяпарелли.
Дженнифер была тогда слишком мала и почти не помнила отца. Но Сьюзен помнила все. Она не забыла ту страшную ночь, когда ее увели из родительского дома в Трентоне; девочка кричала и отбивалась, но — бесполезно.
Она помнила поспешный ночной перелет вместе с матерью и сестрой, новый дом в Джорджии, изменение фамилии на Росситер, странное ощущение привыкания к новой жизни, полной лжи и вечных недомолвок.
Ее мать быстро надломилась; она, в сущности, так никогда и не оправилась от той ужасной ночи, когда ее мужа вытащили из постели и увели навсегда. Поэтому на долю Сьюзен выпало сочинять небылицы для Дженнифер, чтобы уберечь сестру от горькой правды. Шаг за шагом она осторожно складывала из обрывков детских воспоминаний вымышленную семейную историю. Мать настояла только на одном — девочкам оставили прежние имена.
Материально они жили вполне благополучно. Каждый месяц им поступали щедрые суммы «из папиной страховки», а сверх того — специальные чеки в дни рождения и на Рождество.
Постепенно наладилась новая жизнь, и уже ничто не напоминало Сьюзен о прошлом, кроме случайного ночного кошмара, какой-нибудь жестокой сцены в кинофильме и затравленного выражения в глазах матери.
Она впервые встретилась со Скьяпарелли, когда занималась на последнем курсе колледжа. Он дожидался ее в кабинете декана и представился «добрым Санта-Клаусом», а точнее, душеприказчиком покойного отца и распорядителем отцовского состояния.
Скьяпарелли говорил о том, что Сьюзен уже стала взрослой, о ее ответственности перед семьей и друзьями отца. Скоро выяснилось, что все это сводится к одному: она должна выйти замуж за Скьяпарелли. У нее не было выбора — на этом браке настаивали «джентльмены из Нью-Йорка», которые заботились об их семье все минувшие годы. Отказ Сьюзен привел бы к серьезным последствиям, ведь речь шла о благополучии ее близких. Если она окажется несговорчивой, «джентльмены из Нью-Йорка» не смогут больше заботиться о семье Росситер и защищать ее от превратностей судьбы. Скьяпарелли дал ясно понять, что ежемесячные переводы немедленно прекратятся; более того, без покровительства Нью-Йорка обе сестры могут очень скоро разделить участь отца.