Так или иначе, она была красива в этом облике. Джефферсон знал, что иногда маскировка соскальзывала. Когда это случилось впервые, он почувствовал, что страх скрутил его внутренности тугим узлом, а в самой примитивной части его существа зародилось нечто отвратительное. Вглядевшись ей в лицо, он подумал, что глаза ее в этот раз были слишком бледными. Они были почти белыми, а зрачки походили, скорее, на кошачьи, чем на человеческие. Стоило ему подумать об этом, как цвет ее глаз стал более синим, а щели зрачков округлились.

     — Так тебе нравится больше? — спросила оно голосом, в котором хрипловатая усмешка смешивалась с высоким и мягким регистром юной девушки.

     Иногда у нее не с первого раза получалось подобрать правильный голос.

     Ему показалось, что он ответил «да». Он не был уверен в этом, потому что в этой похожей на сон комнате он не всегда мог отличить свои мысли от слов, произнесенных вслух — иногда он говорил и слышал отдаленное эхо, словно кто-то повторял его речь точь-в-точь с непостижимого расстояния.

     — Ты тоже выглядишь гораздо приятнее, — сказала она ему, проведя пальцем по узлу его галстука. Ее пальцы, пожалуй, были слишком длинными, а ногти напоминали белый пластик. — Мне нравится смотреть на тебя, — лицо приблизилось к нему, и синие глаза пристально всмотрелись в него, словно выбирая точку, с которой должно было начаться вскрытие. — Мой Джефферсон пришел поиграть со своей девкой, — уголки губ подернулись вверх в игривой улыбке. — Я хотела сказать... деткой.

     Да, подумал он. Деткой.

     Ее руки — ему показалось, или ее пальцы скорректировали длину? — провели по его лицу, медленно пробегая по щекам. Улыбка не изменилась. Это была идеальная человеческая улыбка, в которой идеальные человеческие губы раскрывались и показывали идеальные человеческие зубы. Джефферсон смотрел на нее, и осознавал, что его тревожит: она не моргала. Никогда. Возможно, она просто не могла, хотя он иногда молил ее мысленно: моргни... ну, пожалуйста... и прости за эту паническую просьбу, но мне это нужно. Она этого не сделала. И ни разу не упомянула об этом, хотя он знал, что она всегда читала его мысли.

     Он чувствовал ее в своем сознании. Исследовательница. Всегда любопытная. Поднимая камни его жизни и наблюдая, что всколыхнется из-под них, она знала о нем абсолютно все — вероятнее всего, с самой первой встречи. Когда она состоялась? Странный вопрос. Время было здесь понятием не столь ценностным, посторонним. И все же, когда? Через два месяца после того дня с Региной и пистолетом? Когда он, Алекс Смит, Даг Хаммерфилд и Энди Уэррен взяли один из грузовиков-пикапов и попытались выбраться из Нового Эдема, чтобы найти где-нибудь топливо? Да. Это было ночью в конце июня, когда небо было испещрено синими молниями. Через несколько миль дороги Даг нервно сказал с заднего сидения:

     — Джефф... нам лучше повернуть. Мы заехали слишком далеко. Не думаешь?

     Вокруг стояла непроглядная темнота, свет исходил только от вспышек на небе. У них в багажнике лежали канистры и шланги для перекачки топлива, которое пока так и не посчастливилось отыскать. И проблема состояла еще и в том, что люди Нового Эдема использовали слишком много бензина в поисках нового бензина, так как вынуждены были все дальше уезжать от своего убежища. В мире было темно, горели только фары, да и те временами тускнели.

     — Давайте вернемся, — поддержал друга Алекс. — Здесь ничего нет.

     — Попробуем завтра, — добавил Даг Хаммерфилд. — Когда сможем здесь хоть что-то увидеть.

     — Ладно, — согласился Джефф. — Ладно, хорошо.

     Он направил грузовик на грязную грунтовую дорогу, чтобы развернуться и поехать обратно, и вдруг перед ними, стоя в свете тусклых фар, появилось двенадцать безликих фигур — призрачные солдаты Сайферов. Существа смотрели на замученное атаками небо, и оружие их было нацелено вверх.

     — Вот дерьмо! — воскликнул Энди, и Дуг отчаянно закричал.

     — Заткнитесь! Заткнитесь! — Джефферсон постарался развернуть грузовик в обратную сторону, и вдруг нечто проскользнуло под колесом, и в машине что-то зашумело так громко, что запросто могло поднять солдат-конфедератов из их могил. Некоторые Сайферы обратили на это внимание и повернули свои безликие шлемы в сторону дрожащего грузовика. Оружие тоже повернулось.

     — Они нас убьют! — закричал Алекс почти на ухо Джефферсону.

     Джефферсон не видел выхода. Всю жизнь он руководствовался только одним принципом: паши, как проклятый, или посылай все к черту. Он переключился на первую передачу и опустил ногу на педаль газа. Грузовик врезался в нескольких Сайферов, в то время как остальные будто переместились... в другую вселенную... или в другое измерение — что там у них было? Так или иначе, несколько солдат погибло, и темная жидкость брызнула на стекло пикапа. Тусклые фары окончательно погасли.

     — Гони, гони, гони! — закричал Алекс.

     Они мчались по грунтовой дороге со скоростью более семидесяти миль в час, ударяясь о каждую кочку.

     Оглянувшись и постаравшись рассмотреть что-то во взметнувшейся пыли, Даг внезапно сдавленно застонал.

     Джефферсон увидел в боковом зеркале поток горячего пламени, следовавшего за грузовиком слишком быстро, чтобы его избежать. Это пламя не теряло скорости, не меняло направления... вскоре задняя часть грузовика загорелась, шины оплавились, взорвался газовый баллон, после чего салон взорвался, и Джефферсон Джерихо...

     ... обнаружил себя сидящим на террасе, выходящей на сад с зеленой тенью. В центре сада показался серебристый пруд. Желтые и красные плоды, похожие на яблоки, но очень странные по форме, свисали с деревьев. В воздухе пахло свежестью, как после кондиционера. Он понял, что на нем белая одежда из какого-то приятного к телу материала, похожего на шелк, а на ногах у него белые сандалии — похоже, резиновые. Он посмотрел на свои нетронутые огнем руки, провел рукой по волосам и громко ахнул, подумав, что, несмотря на все свои грехи, все же попал в Рай. Он практически заплакал.

     И тогда она — в платье, усеянном миллионом цветов — выскользнула на террасу под искусственным солнцем, и улыбнулась ему. Ее рот в тот момент еще нуждался в некоторой коррекции, и заговорила голосом, который на слух звучал в нескольких регистрах сразу.

     — Я читала. Было написано... враг моего врага — мой друг. Это правильное утверждение, Леон Человек-Куш?^[13] Или ты предпочитаешь зваться Джеффер-Сын-Иерихона? ^[14]

     Джефферсон попытался встать, но потерял равновесие и упал на сверкающие камни, устилавшие террасу. Она встала над ним, глядя на него абсолютно белыми глазами, и протянула к нему неимоверно длинные руки, произнеся:

     — Нет страха передо мной. Я спасала тебя. Я хорошо говорю?

     — Да... да, ты... вы... ты хорошо говоришь, да.

     — Я научена. Учусь, — она тут же поправила себя. — Очень много... — она помедлила в поисках правильного слова. — Надо впитать, — нашлась она, наконец. — Я... — и снова пауза и новый поиск слов. —... прилежный ученик, — продолжила она. Множество ее голосов поднималось и падало, пока Джефферсон Джерихо размышлял о том, что не попал в Рай, а был затянут в Ад. — Ах! — воскликнула она с легкой улыбкой под немигающими белыми глазами. — Ты должен объяснять мне эту концепцию!

     А где-то в том неизвестном месте и времени он уснул. А когда проснулся, то сидел в своем любимом синем кресле «Адирондак», оглядывая Новый Эдем в свете утреннего солнца, одетый в ту же самую одежду, которую надел, выходя с тремя своими товарищами прошлой ночью, чувствуя небольшое воспаление — как от укуса москита — на своем затылке. Его одолевала слабость и легкая дурнота. Что случилось с солнечным светом? Куда подевалось солнце? Свет был голубоватым, а небо — белым и безоблачным. И одежда, которая была на нем... та же самая, но... другая. Материал его рубашки... тот же — серый с в белую полоску, но... ткань наощупь была какой-то маслянистой, ее будто сделали из какой-то неизвестной синтетики.