Кошмарные сны, сопровождавшие его маму каждую ночь, конечно, не являлись нормой, но были делом привычным. То бишь знакомым, отчасти контролируемым. Именно поэтому, когда пластиковая игрушка в виде железного человека Тони поднялась на ноги, забилась в эпилептических судорогах и завыла, хотя рта у неё не было, Макс пришёл к весьма очевидному выводу: что-то здесь не так. Вместе с выводом пришли ужас, мурашки и напряжение в мочевом пузыре.
Мама выла, хрипела, плакала в такт железному человеку, если не наоборот.
Перед ней шла процессия трупов, уродливых, изувеченных. Они все смотрели на неё. Они указывали на неё. «Ты пойдёшь с нами, – вещали черепа и гниющие головы. – Мы заберём тебя с собой!»
Макс обошёл трясущегося Тони. Голова игрушки с жутким треском поворачивалась за мальчиком, но всё же железный человек не предпринимал попыток кинуться за ребёнком.
Коридор словно наполнился невидимой и абсолютно сухой водой. Воздух стал настолько плотным, что в его движущихся массах «плавали» стол и стоявшие ранее на нём вещи: телефон, записная книжка, хорошая ручка и ручка плохая, являющаяся запасной, старенький журнал «Rolling Stone», служащий скорее подставкой, – вместе с этим старались совершить пируэт картины, цепляющиеся узелками к гвоздикам в стене, и почти сорвавшаяся с петель дверь в спальную мамы.
Она пыталась сконцентрироваться, заставить сон исчезнуть. Заставить трупов исчезнуть. Впустую. Они продолжали хохотать, смачно и с чувством, быстро надвигаясь на неё: «Мы заберём тебя с собой!». Что-то бестелесное, нулевоморфное, опустилось сверху и оказалось у неё за спиной. Нежное, холодное, могущественное: «Сдайся, ты должна, Мэриан, не сражайся. Ты должна умереть. Ты провинилась. Это твоя кара. Ты должна умереть».
Макс услышал срывающийся голос мамы:
– Нет!
Быстро распахнул «плывущую» дверь.
Двери, двери, сплошные двери. Мэриан бежала сквозь них от трупов, пока не поняла, что деревянный каскад ведёт её в прошлое. Там и ждёт эта невидимая тварь. Возмездие. Дух. Тут же поменяла направление. Вперёд, в настоящее. Сквозь процессию мертвецов. К свету.
Воздействие бестелесной твари, запрещающей колдовать, прошло. Мэриан привычно вышла из морока, ввела в себя в сон наяву. Концентрацией вытеснила свой дух из тела, чтобы найти внешний источник кошмаров.
Комната скакала от пульсации энергии, Макс, её дорогой сынишка, которого она за лопоухость звала на манер мультгероя Микки, тряс её за руку. Но – нигде нет источника, словно продуцентом кошмаров являлась она сама либо что-то такое, чьё могущество просто-напросто нельзя оценить…
Её привлёк шкаф. Пучок силы дрожал за его дверью, сверкал жилками. Мэриан открыла его взглядом. В шкафу оказался скелет.
«Как символично», – не без иронии подумала женщина.
Глазницы черепа в миг ослепили огнём. Мертвец прыгнул к ней и стальной хваткой вцепился в руку. От резкой боли женщина начала кричать, закричало и тело, за которое лихорадочно схватился мальчик.
Мама открыла глаза, из которых полились слёзы. Её взгляд прояснился, а мышцы расслабились – боль частично ушла. Кровавый след ожога в виде стиснувшей кожу ладони остался на предплечье.
– Не шевелись, – злобно шепнула сыну.
Злость относилась не к нему.
Вытянула руку, другой прижав к себе Макса, изогнула пальцы. Шевельнула слишком резко – дверь шкафа не открылась, а оторвалась и упала к выходу.
Скелета внутри не было.
***
Сам Ермолай Барбаро, патриарх Аквелии, обращался к дьяволу с просьбой «энтелехий» Аристотеля истолковать. Сие есть доказательство того, что лукавый носит в себе запретное, но всё же знание. Сиречь живёт в головах людей, в мозгах, что мыслью руководят. Потому и берусь я утверждать, что «Этимология», magnum opus, Исидора – определённо – точна, но не полна. Купно с вредительством умышленным творят малефики и зло случайное мыслью. Думают о чуме – она и появляется. Страшатся во сне огня – он и вспыхивает в соседском амбаре. Истекают слюнями по бабе, жене бочара, – у той без ничего живот-то и набухает.
Потому и истина имеется: думай токмо о хорошем!
Богослов Татиан Александрийский, XVI в. н.э., «Venificarum»1
***
Мэриан подошла к нему сразу после литургии, дневного часа. Провожая вдохновлённых после чтения псалмов слушателей взглядом, иерей Вернер подумывал о том, чтобы сходить на дополнительную псалмодию. И тем желание становилось больше, чем ближе к нему приближалась женщина, чувства, испытываемые к которой, были весьма неоднозначны.
По происхождению Вернер был немцем, собственно, на это более чем прямо указывало имя. Как и любой немец, он искренне считал, что должен быть добродушным и приветливым, поэтому, к сожалению, разговора с Мэриан избежать не смог:
– День добрый, Мэриан, как поживаешь, что с сыном?
– Да, денёк сегодня чудесен, – соврала женщина, без особых эмоций продолжила: – Живу замечательно, Микки в школе. Не против, если я побеседую с тобой наедине, tête-à-tête? Мне не нравятся, как на меня смотрят прихожане, словно молнию с небес себе на голову ожидают. Либо надеются, что падёт на мою. Кстати, не буду врать: пары минут нам для разговора не хватит.
Как и любой немец старой закалки, Вернер был приветливым, добродушным, но отнюдь не стремился к тесному общению с людьми не близкого круга знакомства. Но кроме того как немцем, Вернер был и мужчиной, испытывающим явно не религиозно обусловленное влечение к Мэриан. И в данном случае физиология восторжествовала над национальной культурой.
– Конечно.
***
«Да, я слышал о резне на кладбище. Городок у нас маленький, новости извне идут медленно, но то, что происходит внутри самого муравейника, распространяется быстрее, чем электричество по проводам. Знаете, ещё до того кошмара у меня было предчувствие беды. Нет, это не было каким-то прозрением, просто всё пошло не так в один день. Я знаю часть псалмов наизусть – самые любимые, конечно, – так вот, тогда я их забыл. Просто запнулся на утрене. Также яичница подгорела, свежее молоко, которое, казалось бы, купил вчера, свернулось в кофе. Колоратка подозрительно сильно стягивала шею, как бы я её не поправлял. Ладно, извиняюсь, отвлёкся…
Мэриан приходила в церковь в тот день. Сам этот факт насторожил не только меня, но и всех остальных людей: я слышал многое о ведьмах, но о тех, что верят в Бога да ещё слушают литургию, – ничего.
Нет, она уже бывала там, когда мы устраивали благотворительную ярмарку. Но как раз-таки после того случая ещё одно посещение ею нашей церкви и показалось всем таким странным.
Что было? Сейчас расскажу… Простите, что посмеиваюсь, но весьма забавный был случай, хоть и до невозможности абсурдный. Сразу оговорюсь: я не суеверный.
В тот день погода не радовала: тёмные тучи вот-вот готовы были дать протечку. Я оставил еду, присланную от местного ресторана на продажу, в церкви на случай, если пойдёт дождь. Но пока всё было хорошо. Попросил Мэриан помочь вынести всё на улицу… Э, спрашиваете, почему именно её? Не знаю… так совпало.
И вы только представьте, что произошло далее: в крышу церкви, как только мы зашли внутрь, ударила молния! Кто-то побежал тушить пожар (кстати, вскоре после этого пошёл дождь, так что ущерб был небольшой), мы же с Мэриан не могли бросить просто так коробки с едой, донесли их до места. Мэриан тут же побежала в церковь за оставшимися, открыла двери, вошла. Повторюсь: я не суеверный… Но через мгновение молния ударила дважды.
Нет, когда она пришла в следующий раз, погода была солнечной. Но теперь вы понимаете, почему все были так взбудоражены? О чём она говорила в тот раз, перед событием на кладбище? О творчестве Джулио Романо».