Убедясь, что, благодаря Ируське, очередь перед домиком сошла на нет, Кира вошла в терминаторскую.
— Это я, — предупредила она, запираясь изнутри и нашаривая выключатель.
Симрик бросил шуршать веником.
В неясном свете подыхающей лампочки Кира оглядела помещение. В целом все выглядело обыкновенно. Постель немного помята — но надо же в приливе чувств куда-то валиться посетителям! Максим вежливо стоял в уголке, из шкафа выполз Даник. Странно… вроде бы он собирался пребывать под кроватью?
— Они так падали, что мне спину отбили, — уловив сомнение Киры, пояснил он.
И все-таки Кира чувствовала, что что-то тут есть.
С размаху она шлепнулась на кровать, пружинная сетка прогнулась чуть не до пола, а из-под кровати… оттуда кто-то застонал. Кира подпрыгнула. Коварная (то есть, кроватная) сетка качнулась тоже. Тут и Симрик, и Кахновский схватили воспитательницу за руки, не давая ей подпрыгнуть и обрушиться еще раз: весу в ней, может, было и немного, но вместе с кроватью она могла нанести прятавшемуся серьезный вред.
— Кира Дмитрьна! — заголосили мальчики хором. — Ой, вы только не сердитесь… не падайте… ну…
— Чего "ну"? — спросила Кира хмуро, пересаживаясь на стул.
— Он не трус.
— Тогда что он делает под кроватью?
— Прячется, — со скорбным вздохом поведал Даник.
— Я что, такая страшная?
— Нет, — глухо донеслось из-под кровати.
— Вы ему нравитесь, потому он сюда и забежал, — сообщил Данила нахально.
— Нет!!
— Не нравлюсь? — Кира попыталась заглянуть под кровать.
И Симрик, и его приятель здорово этому мешали. Воспитательница готова была задохнуться сразу и от возмущения, и от любопытства. А реплики джентльмена под кроватью были чересчур краткими, чтобы опознать его по голосу.
— Из-за Ируськи, — признался Максим, тяжело краснея.
— А-а… Можешь успокоиться, она не войдет, — протянув руку, Кира выдернула Генашу из-под кровати. Коротко глянула на Даника с Максимом:
— Мужская солидарность — это здорово. Но кто будет стекло вставлять?
4.
— Виолка тоже видела, только кричать не стала, — сообщила Катька. — Как раз там, за корпусом.
— Что ее туда понесло?
— Земляника, конечно, — девчонка презрительно пожала плечами, потрясаясь их недогадливости. — После ужина, еще светло было.
— Тогда это не привидение.
— Стоп, — сказал Максим. — Привычки привидений мы уже обсуждали.
Уселся на пенек, открыл тетрадку:
— Итак, попрошу подробно изложить показания Виолы Свиридовой, снятые… во сколько ты с ней беседовала?
Катька тоже плюхнулась на пенек, подскочила и ахнула:
— Гад! Я же их не отстираю!
Даник потрогал пенек ногтем:
— Понятно. Смола.
Катюша поцарапала шорты: смола отдиралась, хотя и с трудом. И тут же липла к пальцам. М-м… но если взять много хозяйственного мыла и растворитель лака для ногтей… Она внимательно осмотрела место возле пенька и осторожно уселась на траву.
— "Гада" я пропускаю? — спросил Макс ядовито.
Катька кивнула. Взглянула на свои изящные в мельхиоровом корпусе часики, прикинула на пальцах, почему-то покраснела:
— Получается, в три — полчетвертого утра.
Из рассказа Катьки выяснилось, что не видать им ни за что этих свидетельских показаний, если бы Виолке не захотелось в туалет. Удобства располагались довольно далеко за корпусом, и идти к ним надо было как раз мимо рокового места, хотя и по другую сторону барака. В общем, Катьке пришлось проснуться и отправиться вместе с Виолеттой. И как раз там, между статуем оленя с краснокирпичными достоинствами натуральной величины и воняющими хлоркой кабинками, зловещим шепотом был поведан вечерний кошмар. На рассвете было довольно холодно, комары грызлись, как бешеные, и поэтому рассказ вышел на удивление коротким. Земляника за бараком была отменная, а мальчишка мог и насочинять, и вообще там паслось в землянике пол лагеря и никто ничего не видел… В общем, когда Виолка оказалась в этом месте совсем одна, она даже не поняла сразу, где оказалась. Было светло, с эстрады гремела дискотека… а туман среди сосновых стволов не привлек бы ее внимания. Если бы вдруг, совершенно неожиданно, не сгустился в мужскую фигуру в белом костюме. "Физкультурном?" — переспросила тогда Катька. Нет, самом обыкновенном. Вернее, парадном. И никакой не туман, мужчина. Он приближался по тропинке, и Виолка благоразумно дала стрекача.
— Выяснить, есть ли у кого из персонала белый парадный костюм, — пометил на полях Максим.
— Нету ни у кого. На открытие все надевали самое парадное.
— Мог и не надеть. Второе. Опросим народ насчет чужих на территории. Что-нибудь еще?
Катька энергично помотала головой.
— Пронзающий холод, опаляющий жар?
— Ты что! Она сразу убежала. Даже землянику забыла.
Мальчишки подхватились:
— Что же ты! Можем уточнить место!
— Только идем по-одному, — добавила Катька. — И так привлекаем внимание.
Кахновский захихикал. Катьке стать незаметной — все равно что спрятать в карман ночную грозу. Даже если она (Катька) укроется половой тряпкой и поползет по-пластунски, и тут рядом будет крутиться вся мужская половина лагеря. Впрочем, ради такого зрелища покрутился бы и он. Пришлось сделать вид, что закашлялся, и даже пережить увесистый дружеский хлопок по спине.
Нанизанная на травинку слегка подвяленная земляника нашлась далеко не сразу. Вообще-то земляники вокруг хватало, но сомнительно, чтобы она после стремительного Виолкиного бегства тоже разбежалась да еще и прицепилась к кустикам. Кроме этих кустиков захламленная полянка содержала в себе удивительное количество растений и вещей. В частности прямостоящий величественный пук крапивы, ползая вокруг которого, можно было за неполный час собрать не меньше полутора литра ягод. Чем Катька и возмечтала заняться в свободное от расследования время. Вот только банку взять.
— Начинаем отсюда, — Симрик указал на выступающий угол фундамента. В поисках земляники и прочих улик им предстояло прочесать нехилый клок территории — аж до маячащих в десятке метров сосен. Катька полагала, что Виолка видела призрак с более близкого расстояния — смеркалось, а у Свиридовой очки. Но педантизм Максима тоже понимала. Лучше уж обшарить все, чем потом жалеть об упущенном.
О шортах теперь тоже можно было не особенно жалеть. Можно в них садиться на смолу и на шприц с солидолом, и по траве ерзать не стесняясь. Что Катька немедленно и сделала.
Судя по всему, в дебрях за бараком протопталась уйма народу. Во всяком случае, собранных улик хватило бы на столичный музей криминалистики. На половину точно. Максим сразу отбраковал весь хлам, копившийся за корпусом долгие годы, навроде фанерных щитов с дедушкой Лениным, горнистами и призывами беречь лес от пожара. Не заинтересовали их также тележное колесо, старая туфля-лодочка, дырявое ведро и бракованный огнетушитель. Там же сыскался дневник педнаблюдений двухлетней давности, Максима пришлось от него отрывать. Далее в процессе поисков обнаружилось несколько вмятин разной глубины — предположительно от чьих-то коленей, след кроссовки 27 размера, раздавленный кустик "царского скипетра" и две пуговицы — голубая меленькая от рубашки и белая обломанная — от пододеяльника. Виолкина же земляника не находилась.
— Ты ищешь или ягоды ешь? — спросил запыханный Даник. Только что он близко познакомился с крапивой и тер краснеющие руки.
— И иш-шу, и ем, — улыбнулась Катька. — Тихо. Лягушка.
Животное было поймано и для разнообразия в качестве вещдока предъявлено Максиму. Максим от смеха повалился в бурьян.
— По-моему, ты на них сел.
Оказалось, что Даник не шутит.
— Жа-алко, — пропела Катька, — могли бы вернуть Виолке ее имущество.
Макс надулся. А Катька присела, с этой позиции оценивая расстояние до лесной стены. Переползла чуть в сторону, вернулась назад, привлекла, разумеется, внимание и гордо сказала:
— Точно!
Ее не растерзали только потому, что хотели услыхать продолжение. И Катька их пожалела.