— Спишь ты, что ли?!

Максим дернулся и быстро сел на дневник.

— И чего так напрыгивать… — ворчливо сказал он. — Спокойно нельзя подойти?

— Ага, Чапай думает, — Даник легонько взбил его кудри. Макс взбрыкнул ногой, но — не дотянулся.

Пришлось срочно перераспределять детективные обязанности.

Симрик — помявшись и покапризничав для виду — взял на себя функции координатора и аналитика (хотя наотрез отказывался объяснить, что это такое, сообщил только, что будет "работать головой", а затем удалился в кусты — Катька подозревала, с каким-то чтивом); разумеется, ей и Данику, как людям простым и скромным, осталось действовать языком и ногами. Опять же получилось, что Данила занялся сбором информации мистической (вызывая пугливые ахи и округление глаз в контингенте, с которым имел дело); Катька же горела желанием отмстить за Виолку и заодно доказать, что лучшая подруга подверглась никак не нападению маньяка, выходящего «работать» в парадном костюме тринадцатого в пятницу (тем более, что тогда было не тринадцатое и уж вовсе не пятница), а простого советского привидения. А потому она, то есть Катька, носом землю рыла, добывая сведения обо всех посторонних и непосторонних, которые тогда могли пробегать по территории «Чайки», одетые в белый костюм. В результате выяснилось, что у персонала (и мальчиков первого отряда, с которыми Катька была накоротке) белых одежд не имелось. Кстати, тем же самым вечером метрах в пяти от убегающей Виолки происходила дуэль между Ринальдо и кем-то, чье имя для истории не существенно. Существенно то, что пока эти двое в упоении лупцевали друг друга деревяшками, зрители и секунданты облепили забор в протяженности никак не меньше десятка метров, так что постороннему, попытайся тот препятствие преодолеть, пришлось бы обходить их долго и счастливо либо, рискуя жизнью, переть по головам. Впрочем, бери он преграду немного подальше, про него бы никогда не узнали (если бы не Виолка, конечно): гвалт стоял такой…

Следуя данному компаньонам обещанию, Катька расспросила и первую жертву привидения. Устроившего истерику молодого человека звали Димой. Родители, учителя в школе и воспитатели в лагере. Но последние путались иногда, потому как весь восьмой отряд пользовался кличкой. Кличка у ребенка была убийственная. Лысый Ежик Бритый Кекс. В исключительных случаях ее сокращали до Кекса. И это при том, что Дима не был ни толстым, ни лысым. Приплюснутый нос, рассыпанные по физиономии веснушки, обаятельная до приторности щербатая улыбка. И этакая хитринка в серых глазах. Детишки окружили Катьку и хором заголосили:

— Тетя, скажите ему! Достал! И карамелек требует.

Оказалось, предприимчивый Димочка использовал свою встречу с привидением в целях обогащения. Он никому и ничего не сообщал бесплатно. И не верил в долг. Уговоры же сделали Кекса неуступчивым и нахальным. Катька была на последней точке кипения и уже собиралась огреть юного вымогателя лозиной, когда он, умильно глядя снизу вверх в ее зеленющие от бешенства глаза, нежным шепотом пробормотал:

— Тетя, поцелуйте меня.

Пришлось сцепить зубы и чмокнуть Кекса в перемазанную шоколадом щеку. Странно, что Катька его не укусила. Зато Бритый Кекс стал на удивление разговорчивым. Жалко вот, что рассказ оказался приукрашенной (в пользу свидетеля) версией событий. Извлеченное из него зерно истины детективы уже знали, так что Катька жертвовала собою зря.

4.

— Не припомню, чтобы привидение ловили в яму.

Катька пожала плечами:

— Ну, если вы знаете другие способы…

Ей предпочли не мешать, и к обеду через тропинку пролегли три пехотных окопа полного профиля.

— Снимаю шляпу, — произнес Максим, делая соответствующее движение. То, что шляпы у него отродясь не водилось, было ничего не значащей мелочью. — Как тебе это удалось?

Катюша гордо молчала. К ней подступили с обеих сторон. Под угрозой полета в крапиву пришлось ответить.

— Ну, я сказала восьмому отряду, что здесь спрятан клад.

Катька наслаждалась своим триумфом ровно пять минут. Потом пришлось браться за лопату и назад все закапывать.

— Во избежание травматизма, — как всегда, туманно выразился Максим.

Они оставили только неглубокую сторожевую ямку. Если кто-то пройдет, обязательно о нее споткнется, не расшибется, но вскрикнет от неожиданности. Тут-то его и накроют. Лучше всего, конечно, прожектором в лицо. Чтобы сразу разглядеть. Ни прожекторов, ни карманных фонариков у сыщиков не было. Зато было полнолуние и, по прикидкам, около полуночи — в самое привиденческое время — луна светила как раз в прогал дорожки, на их яму. Хотя дух попался нервный, мог и сразу после ужина выскочить. Возможно, его раздражала дискотека. Хотя, логически рассуждая, если он привидение, то об ямку не споткнется и не заорет. На этот случай решено было разработать еще один план. С крестом, серебряной пулей и святой водой.

— Ребята, я дура! — проговорила Катька. На нее уставились в ошеломлении. Не свойственна была ей самокритика. — Крестик серебряный у меня.

— Что, хочешь отлить из него пулю?

— Нет, просто повесить над дорожкой.

— Сопрут, — мрачно сказал Максим. Он предчувствовал очередную бессонную ночь. Но если Катька что-то задумала — идти против нее было, как с табуреткой против танка.

— Не сопрут, — мило сказала она. — Мы его повесим, понаблюдаем, а в конце снимем. Надо только леску достать.

— В темноте и канат не заметят.

— Ладно, — согласилась девица покорно, — доставай канат.

— Бинт, веревка, кусок провода, — бормотал Даник, оглядывая добычу. — По-моему, неплохо.

— А леска?

— Лёшку жаба задавила. Он сказал, что леска для сомика, а не для моих трусов. Извини.

— А что, стирать надо, сушить надо, — Макс попробовал провод на прочность. — Дело житейское. Короткий, не хватит.

И на пробу вальяжно растянул провод между соснами.

После ужина Симрик отправился на рекогносцировку.

Не то чтобы в этом была особая нужда. И вообще, настоящий сыщик способен, не сходя с места, распутать самое серьезное дело. Но ведь если самая красивая воспитательница лагеря намекает тебе, что ты толстый, то с этим надо бороться? За ужином Максим отказался от манной каши. Елена Тимофеевна пришла в ужас. Когда ребенок влюблен и у него переходный возраст, такое детям не говорят, заклохтала она. Он уморит себя голодом!

— Ха! — сказала Валькира. И была права. Очень трудно умориться, когда в тумбочке лежат шмат копченого сала и огурчики. К тому же Симрик совершенно автоматически изъял из столовой три корочки хлеба.

Конечно, на сало тут же набежал вечно голодный до чужого Ринальдо, с Даником, как с другом, следовало поделиться… но, чтобы не умереть, хватило и того, что осталось. Говорят еще, худеют, когда много двигаются… Вот он и пошел. А хорошо было Ниро Вульфу… Сидел себе, нюхал свои орхидеи. Его никто не заставлял худеть…

В скорбных размышлениях миновал Максим знакомую тропинку, пробегаемую за день раз семь-восемь, невидящим взглядом окинул по пути сумрачное заброшенное здание, от которого так и веяло неразгаданными тайнами и неприятностями, и присел на его крыльцо. Главное для него сейчас — это сила воли. Тогда он сумеет вставать в шесть часов утра, бегать вокруг корпуса и до речки, не пропускать тренировки по фехтованию и походы в лес… Тогда она его оценит. Ведь сумел же этот неизвестный автор старого дневника оторвать себя от стула, отдаться… нет, предаться настоящим приключениям. И не когда-нибудь, а в наши дни и в нашем городе. Вернее, за городом. Как подумаешь, что такое могло бы происходить и с ним!.. Рука сама собой скользнула за спину под куртку, где Симрик все время таскал за ремнем дневник. Все благие намерения растворились, когда глаза скользнули по ровным, слегка размытым строчкам. Тут на какую-то минуту заткнулась дискотека, и в оглушившей тишине знакомый мужской голос отчетливо произнес в соседних кустиках: