Возле душа заголосили: "Третий отряд!", и пришлось срочно бежать.

— Не катит, — Кахновский увлекся и продолжал на ходу, — он или незашуганный, или не переоденется.

— Вот тут ты не прав. Он гуляет себе одиноко, в простынке, ручки потирает, уверен, что не вычислит никто. Во мраке ночи. И слава есть, и не перед кем комплексовать.

— Еще раз и по-русски.

— И еще у него должно быть чувство юмора, — ныряя в вырывающийся из предбанника пар, договорил Макс.

3.

— Знаешь, о чем я мечтаю? — глядя на небо, сказал Даник. — Связать ее и запереть в подвал, пока не закончим следствие.

Максим прекрасно понял, о ком он говорит. И в чем-то даже разделял кровожадные дружеские планы. Но постарался сохранить объективность.

— М-м… — произнес он дипломатично.

— Она все портит. Она нас ставит на уши. Она не дает подумать спокойно. Она его спугнет и вляпается, и ее… он ее… она его… то есть, наоборот… — Даник в раздерганных чувствах шмякнулся на землю.

— Как ты относишься к макаронам быстрого реагирования?

— Чего?

— Ну, давай поедим сперва, — сказал Максим. — Я не могу голодный думать.

Пока Даник продолжал сидеть, безнадежно опустив руки и воображая, каким пыткам подвергнет Катьку за все ейные подвиги, Максим успел выпросить в кухне кипяточку, принес миску, две ложки и упаковку с вермишелью. Разорвал, и плюхнул вермишель в кипяток.

— Ты что! — заорал Даник, ложкой вылавливая пакетики со специями. А они еще и не давались.

— А-а, — пробормотал Симрик, — задумался. Как нейтрализовать Катьку.

— И как? — спросил Даник без надежды.

— Ты должен с ней помириться. Пока она не натворила чего. Ведь натворит, — намекнул Максим с угрозой.

Даник выронил ложку. Пакетики опять очутились в кипятке.

— Ни за что!

Максим взял вторую ложку, докончил акцию спасения и высыпал специи в разбухающую вермишель.

— Если ты из-за меня, то я на нее не обиделся.

Даник прямо вытаращился на него.

— Ну, пошутила неудачно. На, ешь.

— Она со мной говорить не захочет. Пока бандита не поймает. И после, — Даник поковырял ложкой вермишель. — Горячо.

— Тогда мы должны ее заставить.

— Как? (Симрику показалось, что друг сейчас уронит в миску скупую мужскую слезу).

— Ты должен совершить подвиг. Ну, спасти ее из горящего дома, — он вспомнил их подвиг с огнетушителем и подавился вермишелью. От смеха. Даник, погруженный в меланхолию, к счастью, этого не понял. Ну, что от смеха. А Максим поскорее состроил каменную физиономию.

— Или выиграй Валькирин турнир. К ней Рома пристает. Может, и сделает. Кира — турнир. Тебя там увенчают…

— И Катька рухнет к ногам победителя? — Данила горестно облизал ложку. — Она скорей сама его выиграет.

— Да-а, — Максим поскреб черенком ложки темя. — Тогда подвиг должна совершить она. Мы выходим на преступника, он хватает тебя и бросает в подземелье, а она спасает. А я ей, так и быть, подскажу, где ты сидишь.

Он осторожно взглянул на Даника, не зная, как тот отреагирует на свежую мысль. Вдруг в драку кинется? А Даник… а Даник сиял! Он светился, как вместе взятые лагерные фонари, как полная луна на дорожке с привидением.

— Ты! Ты самый лучший психолог на свете! — заорал он. Симрик понял, что настало время уклоняться от братских поцелуев.

— А еще, — вещал он, — еще я могу переодеться в привидение. Она подумает, что преступник — это я, станет за мной следить и не попадется настоящему. А тут я на тебя нападу и заволоку, а она тебя спасет!

От благодарного друга на всякий случай пришлось спасаться бегством.

После того, как они выбрали из спорыша слегка испачканную вермишель, после того, как Максим потосковал над пропажей бульона, сыщики стали вырабатывать детали операции. Техническими подробностями их снабдила Кира. Даже выспрашивать ничего не пришлось, просто повернуть в нужном направлении общий разговор.

— У меня за спиной тринадцать лет лагерей.

Звучало это так, словно она провела на Колыме или под Магаданом лучшие годы жизни. Молоденькие воспитательницы шугались. А проникнувшись, начинали истерически хихикать.

Разумеется, нашлось в этих годах место и привидениям. Самопальным, разумеется. Но ведь главное — не факт, а общественное мнение? Кира с удовольствием вспоминала, как прилаживала при свече перед поясным зеркалом вторую простыню — и ей самой было немножечко страшно. Почему вторую? Работали они тогда с Иркой, замечательная была воспитательница, но про это потом. И именно Ирка научила Киру переодеваться в полноценное привидение. ("Спросить, не интересовался ли кто у нее этой темой раньше," сделал себе мысленную пометку Максим). Так вот, продолжала Валькира, привидение состоит из двух простыней. Разумеется, под простынями кто-то должен быть, швабра хотя бы, но это вопрос второй. Значит, первая простыня обматывается вот так: воспитательница встала и сопроводила лекцию наглядным примером, закрутив себя плотненько под мышками, так что получилась очень длинная юбка с завышенной талией (или сарафан без бретелек — кому что ближе). Смотрелась Кира в простыне даже очень ничего, Ленка и Жанночка завистливо вздохнули. А вторая простыня идет вот так… вышло что-то вроде бедуинского уккаля или самодельной паранджи. Простыня надвигалась на лоб, плотно обхватывала голову, перекрещивалась сзади и у правого глаза закреплялась булавкой, оставляя видными только глаза, спускаясь ниже талии и зловеще развеваясь при каждом движении. Вечером оно и не особенно впечатляло, но в районе полуночи… да еще если глаза сверкают в свете свечного огарка, и если стараться, чтобы свет падал только снизу… в общем, ой!

Ну, продолжала Кира, как мы ночью по корпусу ходили, в подробности вдаваться не буду. Было, впрочем, одно дитя, кричало "Не боюсь! Не боюсь! Это воспитка переоделась!" Так, кстати, от него утром самую душераздирающую историю услышали. Нет, еще расскажу. Занесло меня в палату мальчиков. А там на окнах плотные шторы, окна маленькие, темнота… жуть! И я в этой палате заблудилась! Ночь, видно фигвам — индейское жилище, брожу, в кроватях путаюсь, а где дверь? Ни выключателя, ничего. Чудом на печку набрела и от нее сориентировалась. Нет, это не «Чайка», но там тоже печки были (А клады были? подумал Даник и горестно вздохнул). Так знаете, чего я всего больше боялась? (Слушатели затаили дыхание) Наступить на ведро! Стояло у нас там ведро — чтобы дети из корпуса по ночам не шастали. А то пошла одна девочка ночью и провалилась, ободралась, шлепанец утопила. А утром ее родители приехали. Представляете?

Кира подождала, пока все отсмеются, и продолжила повесть. Самое интересное наступило утром. Толпы детишек с искрящимися глазами и развевающимися волосами носились из конца в конец длиннющего корпуса со стенаниями: "А вы видели? Видели?!" Видели немногие, но рассказывать желали все. В общем, получилось, что я полночи вылетала из шкафчика, треща пластмассовыми крыльями, под общий хохот закончила Кира.

Тут Елена Тимофеевна наконец обнаружила, что детишки третьего отряда и отдельные экземпляры второго (не соблазненные дискотекой) в неподобающих позах валяются на кроватях: в обуви и мнут покрывала! — и схватилась наводить порядок. Продолжение слушали на скамеечке — кто поместился — или на корточках возле, гоняя стервенеющих к вечеру комаров. Валькира успела избавиться от привиденческой униформы, но рассказ скучнее от этого не стал. Услыхав свое имя, даже подполз Терминатор.

— Был у нас в "Лесной сказке" один мужик. Гнусь редкая. Считался подменным воспитателем, но отирался только возле начальника. Как его звали? А… — Кира Дмитриевна махнула рукой. — Вот тоже, как Тер… тьфу, Игорь Леонидович, обожал по столу стучать. И чтоб тарелки подносили. То салатик не понравился — помидоров мало…

— А почему нам помидоров не дают? — вклинился лохматый, очень симпатичный пацан Ленечка. Он чаще других торчал на фехтовальной площадке и теперь глядел на Киру влюбленными глазами. Подозревали, что и прозвище «Валькира» придумал именно он.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: