Короче, с Надькой я разошёлся. Почти бескровно. Терпеть её у меня больше не было сил. Бензопила «Дружба» по сравнению с ней — маленькая такая пилочка для ногтей. Красивая она, зараза, очень, но дура — дурой. Родилась бы глухонемой — цены бы ей не было. Но, к величайшему моему сожалению, Надька говорить умеет и говорит она, как правило, много и не по теме. Пока молчит, смотришь на неё и восхищаешься: «Как природа могла создать такое совершенство?!», но стоит ей только открыть рот, как сразу вспоминаешь слова Лиса из «Маленького принца»: «Нет в мире совершенства»!

Познакомились мы на дне рожденья у моего старого друга Севы Колесникова. Надька сразу же бросилась мне в глаза. Я даже не мог поверить, что в природе такие чудеса существуют. Потом, провожая её до дома, я узнал, что муж у Надежды алкоголик и что ей всё это давным-давно надоело. Я, помнится, поинтересовался, чего же она не разводится, если так уж невмоготу, на что услышал циничный ответ: «Хрен на хрен менять не хрен». Тогда это меня позабавило. Теперь же я подумал, что точно так же она будет говорить и обо мне. Это потом, когда она переселилась жить мою холостяцкую квартиру, я узнал, что её Толян вовсе не алкоголик, просто лупит он Надьку нещадно. За что? Встретились мы однажды и поговорили, как мужик с мужиком и Толик честно ответил на этот сакраментальный вопрос: «Потому что она сука и характер у неё сучий! Попомнишь ты ещё мои слова. Не пойму, зачем тебе этот экстрим? Если не хватает адреналина, ты уж лучше сам себе мозг распили и в сердце воткни зубочистки — всё лучше».

Её сучий характер я терпел долго, полтора года, оправдывая себя тем, что от такой писаной красавицы можно стерпеть всё, надо же платить за удовольствие. Но удовольствие постепенно куда-то исчезло, а раздражение осталось. Оно копилось в душе, как деньги в чулке у скупердяя — медленно, но верно. Сколько раз я закрывал глаза и представлял, как убью её, а труп спрячу! Придумывал самые изощрённые методы убийства и таким образом хоть как-то успокаивал себя.

Последние месяцы были особенно невыносимыми. Пошла чёрная полоса в моей жизни, чернее не бывает. И вот так всё паскудно совпало: на работе шеф устроил мне разнос, пригрозил увольнением, а дома меня встретило это чудовище. И тогда я, наконец, сказал всё, что о ней думаю, объяснил, куда конкретно ей надо идти и, дав полчаса на сборы, ушёл в промозглый ноябрьский вечер. Ушёл из человеколюбия, чтобы не применять грубую физическую силу против женщины — очень уж кулаки чесались!

Гнойный ноябрь обрадовался мне и сразу же окатил помоями холодного дождя. Настроение испортилось окончательно и бесповоротно. Бросив тоскливый взгляд на своё окно и женский силуэт в нём, я уселся на мокрую лавочку и стал ждать, когда же эта фурия освободит мой дом. Прошёл час, а она всё металась по квартире и не собиралась убираться вон. «Чёрт, — подумал я, — она, что, собирается всю квартиру мне вынести? Сколько можно собирать свои тряпки?!». Но возвращаться, всё-таки, не стал. Нет у меня ничего настолько ценного, ради чего я рискнул бы пойти в тот момент на выяснение отношений. Стены останутся и это уже хорошо! Надеюсь, стены она унести не сможет. Мир был бы прекрасен, если бы не был настолько гнусен!

В конце концов, мне надоело сидеть под дождём на обшарпанной, сырой лавке и я решил прогуляться, надеясь на то, что когда вернусь, в моём окне свет уже гореть не будет, потому что, если она не уйдёт к тому времени, то я её точно убью… и съем, чтобы не оставлять следов!

Как-то само собой получилось, что ноги принесли меня к реке. Глядя на то, как усилившийся ливень остервенело взбивает воду, я равнодушно подумал: «Утопиться, что ли, может, полегчает?». Мысль эта показалась мне такой соблазнительной, что стоило большого труда, чтобы тут же не претворить её в жизнь. Сидя на берегу у самой кромки воды, мокрый, как после всемирного потопа, я вдруг вспомнил всё то хорошее, что было в моей жизни и задохнулся от жалости к себе — как же это всё мелко! Как будто я и не жил совсем. Не человек — призрак. Всё маленькое, убогое, ущербное! Кажется, что счастлив не был никогда! Вот и сейчас жизнь повернулась ко мне своим мощным, откормленным задом. Уже в который раз!

Восемь часов вечера, а темно, как будто уже глухая полночь. Конечно, ноябрь и скоро зима. Не очень задумываясь над тем, что делаю, я вошёл в холодную воду и вдруг увидел, что в реке кто-то отчаянно барахтается. Ничего себе делишки! Это что ещё за полоумный ныряльщик в такую погоду и в такое время года?!

Я остановился и стал всматриваться в темноту, пытаясь разобраться, что же там происходит. Мелькнула мысль, что это такой же бедолага, как и я, которого до того довели родные и близкие, что он решил утопиться, чтобы больше не отравлять себе жизнь общением с этими милыми людьми. Да, нет, утопленники так не барахтаются, они мирно камнем идут под воду, а этот пытается сопротивляться.

Не соображая, что делаю, я рванул в холодную воду и поплыл к тонущему, проклиная всё на свете. Зачем ушёл из собственного дома, зачем попёрся к реке и, наконец, какого чёрта полез спасать этого странного типа? От холода внутри всё сжалось.

Когда я оказался рядом, то увидел лишь макушку над тёмной водой, видимо, человек уже устал барахтаться и решил смириться с неизбежным. Пришлось хватать его за волосы и тащить за собой. Всё бы ничего, но в какой-то момент мой утопленник очухался и стал так бурно сопротивляться, что я испугался. «Сейчас оба пойдём ко дну»: — мелькнула в голове отчаянная мысль и тогда я изо всех сил стукнул его по голове. Странный парень сразу обмяк и я спокойно дотащил его и себя до берега.

— Ты чего сопротивлялся? — Спросил я незнакомца и тут обнаружил, что он совершенно голый. — Блин, нудист ноябрьский! Тебе, что больше нечем заняться?! Тебя звать, то, как?

Странный парень упорно молчал и затравленно смотрел на меня. Присмотревшись к нему повнимательней, я понял, что одежда на нём всё же есть, но она так плотно облегает его тело и по цвету не отличается от человеческой кожи, что создавалась иллюзия наготы.

— А ты, парниша, франт, оказывается. Чего так вырядился?

Незнакомец продолжал упрямо молчать. Меня эта нелепая ситуация начала потихоньку раздражать. Ну, что ж, не хочет разговаривать — не сильно надо. Я постоял ещё несколько минут, потом развернулся и направился домой. Не хватало ещё и простудиться! Как будто мало у меня проблем и без этого.

Странно, но, похоже, холодная вода меня успокоила и всё, чего мне хотелось в тот момент, так это просто вернуться к себе домой, выпить горячий чай и опустить своё продрогшее тело ванну. Всё остальное отошло на задний план. Жизнь не кончилась, так что всё ещё будет.

Уже в своём дворе я оглянулся и обнаружил, что мой утопленник уныло бредёт за мной. Это ещё что за фокусы?! Чего привязался, спрашивается? Бросив взгляд на своё тёмное окно и, убедившись в том, что Надька, всё-таки, покинула мой дом, я поспешил в родной подъезд, пропахший мочой и сигаретным дымом. Промёрз я до костей, зуб на зуб не попадал. Лифт по старой доброй традиции не работал и пришлось нестись вверх, перепрыгивая через ступеньки. Спиной я почувствовал, что кто-то меня преследует. Хотелось верить, что это не тот молчаливый чудик, которого я спас, но что-то подсказывало мне, что это именно он. У двери, доставая из куртки ключи, я боковым зрением увидел его дрожащую фигуру. Это уже переходило все границы!

— Слушай, чудило, чего ты от меня хочешь? — Тихо, чтобы не тревожить соседей, прошипел я. — Иди домой, чего ты за мной увязался, а?

Он прислонился к стене, такой же бледный, как обшарпанная побелка, на фоне которой он стоял. И таким он мне показался несчастным, таким одиноким, что, проклиная себя за эту слабость, я распахнул перед ним дверь и кивнул.