Уловить подробности Стрелок не успел. Перламутровый вихрь очень быстро "развернулся", ускорился ещё в три или четыре раза и попросту стёр "второе зрение", оставив на память о разрушенном заклятии только короткий всплеск головной боли, переходящей в тупое пульсирующее нытьё. Моргнув и стараясь отстраниться от неприятных ощущений, Кйеррис обнаружил, что Терин смотрит на него с каким-то странным выражением. Упрёк? Нет, не то…

Разочарование.

"Семью семь проклятий!"

Стрелок, постепенно приходящий в себя, знал недостаточно, чтобы разобраться в деталях происшедшего. Почему Сила сокурсницы поначалу казалась так хорошо скрытой? Каким именно образом — собственными силами, благодаря охранному заклятию или сторожевому артефакту — было обнаружено "второе зрение"? Наконец, как именно Терин сумела разрушить заклятье? Все эти вопросы оставались без ответа. И только в двух вещах Кйеррис теперь мог быть уверен.

Первое: если не силой, то искусством и возможностями девушка превосходит его. До мага ей, пожалуй, ещё расти и расти, но колдунья она уже сейчас не самая плохая.

Второе: вызвать её разочарование снова ему нисколько не хочется.

…трудно придумать что-либо более традиционное, чем тост "за знакомство". И если четвёрка гостей уже более-менее знала, что осталось у каждого из них за спиной после приезда в Академию, то о прошлом Терин они не знали ничего. И с нетерпением ждали её рассказа.

— Предупреждаю сразу, — молвила хозяйка, кривя губы в странноватой улыбке, — слишком уж многого вы от меня не услышите.

— Это почему? — вскинулся Стаксель.

— Когда расскажу, поймёшь. И вот ещё что. Как вы уже, наверно, знаете, между магами обманывать не принято. Слишком легко почувствовать ложь, поэтому приходится умалчивать. В общем, врать я не буду… но и всей правды не скажу.

— Чую запах тайны! — улыбнулась Бочка. — Давай уже, начинай.

Терин кивнула. И начала.

5

— Родилась я далеко отсюда. В семье не особенно знатной и не слишком богатой… зато не один мой родственник выказывал одарённость по части магии. К сожалению, мой отец никакой особой одарённостью похвастать не может. Не только магической, но и… иной. Чтобы не чернить сверх меры собственного родителя, скажу, что после смерти моей матери он отдал меня за мзду в один из храмов Пятиокого…

— Это что за бог такой? — нахмурился Кубышка.

Получивший перед поступлением в Академию очень и очень неплохое домашнее образование, он не мог сходу припомнить бога с таким атрибутом. Что настораживало.

— Бог как бог. Не из верхнего пантеона, но и не из мелких… на моей родине. Однако в определённом смысле Пятиокий — антипод Великой Матери. Этот бог — мужчина, и он — бог для мужчин. Ну, в сути дела вы можете разобраться, если вспомните, что не мой родитель платил за моё пребывание в храме, но храм заплатил отцу за право меня… заполучить. Большинство людей не знает точно ни своей стоимости, ни своей цены. Я знаю, сколько я стоила четыре года назад; а что до цены… её я назначать пока не готова.

— Что-то я не пойму, в чём разница между стоимостью и ценой? — нахмурилась уже Дъяум Бочка. — Я, видимо, недостаточно хорошо знаю энгастийский…

— Нормально ты его знаешь, — успокоил подругу Кубышка. — Просто ты с таким не сталкивалась, вот и всё. А дело тут простое. Стоимость бывает у раба или у иного имущества, и она легко пересчитывается на монеты. Сколько за вещь отдали или получили, такова и её стоимость. А цена бывает только у свободного существа. Можно обратиться к продавцу: сколько это стоит? И можно спросить раба: сколько ты стоишь? Но свободного надо спрашивать иначе: высоко ли ты себя ценишь? И свободный может отдать часть своей свободы, но никогда не отдаст по доброй воле сразу всё, без остатка. Таким образом, цена не только финансовое, простое и линейное понятие — к тому же понятие не внешнее, а внутреннее.

— Спасибо, Кубышка, — сказала Терин. — Очень точное, можно даже сказать, элегантное объяснение. Я бы затруднилась подобрать такие наглядные формулировки.

— Вообще-то это не мои формулировки. Я нашёл их в комментариях к одному высказыванию, касающемуся как раз различия стоимости и цены…

— Давайте не будем отвлекаться, — сказал Кйеррис. — Итак, четыре года назад ты оказалась в храме Пятиокого, причём не по своей воле.

— Верно. Но до поры мне там почти нравилось. Даже свои первые шаги как ведьма я сделала именно в храме. А потом… — Терин ощутимо заколебалась. — Потом я предпочла бежать. И меня поймали. Но вернуть в храм не успели, потому что очень вовремя подоспела… помощь. Мои более отдалённые родственники, чем отец, решили, что мне больше нечего делать во власти Пятиокого. И так я оказалась здесь, в Энгасти. С перспективой начать новую жизнь.

— За новую жизнь! — почти скомандовал Стрелок. И они выпили за новую жизнь, а потом за неё же хорошенько закусили.

Закончив со своей странной откровенностью, Терин как-то незаметно вернулась к роли, уже знакомой Кйеррису по их первому совместному застолью. Если бы не её интонации, выражение лица и жесты, не содержащие ни следа властности, аккуратные уколы её вопросов походили бы на мягкий допрос. Вот только девушка слишком хорошо умела слушать, чтобы её собеседники, особенно под хмельком, замечали, что игра, по сути, идёт в одни ворота.

Стрелок в основном молчал, слушал… и восхищался.

В Терин не было даже намёка на вежливое равнодушие — лишь искреннее внимание. Даже благоглупости она выслушивала без малейшего неудовольствия. Никаких оценок! Обычно ведь бывает как? Сидит человек, кивает, поддакивает. Вдруг слышит нечто, не совпадающее со сложившимися у него представлениями — и всё. Никакого больше поддакивания. В случае дурного воспитания тут же на повышенных тонах вываливается "правильное", то есть его личное мнение. Хорошо воспитанный человек не преминет высказать своё мнение спокойно и вежливо. Но на этом разница меж грубияном и ревнителем этикета, увы, исчерпывается.

Даже если "правильное" представление приходится глотать (например, когда непроходимую чушь с умным видом порет вздорное начальство), о том, чтобы скорректировать свою точку зрения, речи всё равно не идёт. Вслух ли, молча ли, но никто не подвергнет сомнению постулаты своего внутреннего мира по доброй воле.

А вот у Терин эти постулаты словно вовсе отсутствовали. Вернее, определить их без чтения мыслей вряд ли удалось бы. Она выслушивала с равным заинтересованным вниманием любые, в том числе противоположные по смыслу высказывания. Создавалось ощущение, что чужие мнения для неё — кусочки огромной, непредставимо сложной головоломки. Или мозаики. А как-то выделять или, тем паче, отбрасывать "белые" кусочки только потому, что в данный момент складываешь "чёрные", или наоборот — несусветная глупость.

Горячие, колючие, режущие, хрупкие, взрывоопасные, бесформенные и все прочие разновидности мнений, так или иначе, могут быть пущены в дело. Подумаешь, глупость! Именно глупостями руководствуется немалая часть окружающих (говоря прямо, глупостью руководствуются чаще, чем мудростью: последняя — товар штучный). А раз так, глупость заслуживает самого пристального внимания. Многие ли думают точно так же ошибочно? Как эта ошибочность сказывается на восприятии мира? Как она отражается или может отразиться в словах, поступках, мыслях?

И так далее, и так далее — до бесконечности.

Стрелок привык считать себя умным, тонко чувствующим и понимающим собеседником. Но состязаться в уме с Терин? Даже не смешно. Всей его тонкой чувствительности едва хватало, чтобы заметить её ещё более тонкие манипуляции. И, может быть, отчасти сохранять иммунитет к её почти магическому обаянию.

А застолье катилось своим чередом. Бочонок с вином понемногу пустел. И так как опустошали его в основном трое из присутствующих — Кубышка, Дъяум Бочка да Лойд Стаксель — в некий момент почти трезвые Кйеррис и Терин переместились чуть подальше от них, с кухни в столовую.