- Ангелы - не созданы для земли, - сказал он. - Только рожденные на земле наделены душой.

- Хорошо, но ведь ты оставил небеса ради земли, - возразила я, не веря, что Бог может быть так жесток. Но опять же, посмотрите, что он уготовил мне. - Может, это значит, что на самом деле ты всегда принадлежал земле. Что все это время у тебя была душа, и ты просто не знал. Ведь ангелы не выглядят и не ведут себя одинаково. Если это не душа, то, что делает нас различными, тогда что?

У меня в руке крест превратился в пару черных ангельских крыльев. Барнабас некоторое время молча смотрел на них, потом пробормотал:

- Я оставил небеса потому что мне запретили возвращаться, а не потому что меня одарили душой.

Подарок, думала я. Сомневаюсь, чтобы его беспокоило то, что у него может не быть души, пока Накита не сказала, что у нее есть частичка моей, с воспоминаниями, которые черные крылья украли у меня; с воспоминаниями страха темноты, умирания, конца всего. - Накита сказала, что ты был изгнан, потому что полюбил смертную девушку.

Приоткрылась дверь черного хода прачечной и работница поцокала наружу, проверив, что за ней закрылась дверь, прежде чем направиться к припаркованным неподалеку машинам. Молча мы наблюдали, как она села в машину и ее красный Пинто ожил, начав медленно отъезжать.

- Это правда? - спросила я во вновь наступившей тишине. Барнабас ничего не ответил, его челюсть была сжата и глаза черны в темноте. Внезапно смутившись, я дала ангельским крыльям превратиться обратно в более знакомую версию гладкого камня. - Извини, - прошептала я. - Я затыкаюсь.

Боже, зачем я лезу в его прошлое? Не смотря на то, что мы выглядим ровесниками, у него за спиной больше трех тысяч лет против моих семнадцати. Можно подумать он вообще захочет хоть чем-нибудь со мной делиться.

- Тогда еще не было хранителей времени, - сказал он неожиданно, и я подпрыгнула, несмотря на то, что он произнес это очень мягко, почти неслышно на фоне шума проезжающих машин. - Кошения разрешались серафимами, как и сейчас, пока не утрясется ситуация с тобой. Мне было приказано окончить жизнь девушки, чья душа должна была умереть. Ее гордость должна была помешать ей просить искупления.

Сидя, Барнабас переместил вес с одной ноги на другую, руками он обнимал свои колени, его глаза хоть и были направлены на мусорный контейнер, но, очевидно, не видели его. Потерянное выражение на его лице пугало.

- Тогда земля была еще так свежа, - начал он и черты лица его расслабились. - Не было всего этого бетона, неба, загрязненного выхлопными газами. Как если бы энергия творения еще отдавалась эхом в горах и слышалась в жужжании пчел, или в дыхании ребенка на грани превращения в женщину, женщину настолько совершенную, что на небесах были готовы оборвать ее короткую жизнь ради того, чтобы заполучить ее душу незапятнанной.

Я подавила дрожь, боясь услышать продолжение.

- Она спала в поле. Моя Сара, - вздохнул он, его плечи расслабились, когда он со странным акцентом произнес ее имя. - Ее звали Сара, и я не видел ничего более прекрасного во всем творении. - Он опустил голову. - Им нужно было послать кого-то сильнее.

Мне хотелось коснуться его руки, но я не посмела. Как я могла, хотя бы представить что понимаю? Он рассмеялся бы мне в лицо.

- Я не мог этого сделать, - сказал он, склонив голову. - Я... решил не делать этого. Я решил… - Только сейчас он поднял на меня глаза, напугав напряженным пристальным взглядом. - Ее душа все еще была жива и прекрасна. Тогда казалось неправильным взять ее. Она проснулась, и я стоял над ней с косой наизготове [4] . Она была так напугана. Я не хотел, чтобы ее совершенная красота запомнила то уродство, с каким она покинет землю, и я солгал. Я сказал, что ей нечего бояться, и я прикоснулся к ней, почувствовал, как она дрожит. Она поверила мне. Не нужно было мне ее касаться. Я все еще смог бы сделать это, если бы не почувствовал ее страх.

Он улыбался сейчас, как от приятного воспоминания.

- То, что она поверила мне, когда я сказал, что не причиню ей вреда, поразило меня. Я не мог предать это доверие, и моя ложь стала правдой. - Барнабас прищурился и, расцепив руки, уперся ими в грязный цемент. - Второй жнец пришел завершить то, что я не смог; и я вступил с ним в бой и победил, отправил его сломленного обратно, чтобы он смог восстановиться в кузнях небес [5] .

Выражение лица его было грустным, когда он смотрел на грязные улицы, видя прошлое.

- Ее судьба изменилась за один день и все потому, что я спас ее жизнь. - Он посмотрел на меня, как если бы я собиралась возразить, но я не могла сказать ничего. - Она осознала, что ее жизнь чего-то таки стоит, когда я ее спас, и ее душа возродилась. Считая себя невиновным, я отправился сказать серафимам, что судьба может быть изменена и жатву можно остановить. Они не послушали и послали третьего жнеца, пока я умолял их. Она бы погибла, если бы не ангелы-хранители, которые были с ней в тот момент. Их манило к ней. Всю ее жизнь их влекло к ее душе. - У него в глазах читалось недоумение. - Я так и не понял почему. Но сейчас я задаюсь вопросом, не для того ли чтобы сберечь ее жизнь, после того, как она спасла свою душу.

Я начала было отвечать, как вдруг меня посетила мысль, а не были ли ангелы-хранители Сары первыми в истории? Но больше меня поразило то, что он уже изменял судьбу человека, и все равно не до конца верил, что это можно повторить снова и снова. Может потому что это было такой редкостью.

Склонив голову, Барнабас посмотрел на меня; в его глазах все еще отчетливо была видна любовь к ней. - Я отказался покинуть ее, даже после того, как ее душа осталась невредима и черные крылья не смогли бы ее найти даже после смерти. За это они вышвырнули меня с небес. - Выражение его лица изменилось, стало жестче, и он запустил камешек прыгать лягушкой через парковку. - Но оно того стоило.

Я перевела взгляд на оживленную дорогу и ярко освещенный многоквартирный дом.

- Ты остался с ней на всю ее жизнь?

Послышался едва слышный звук сирен с автострады неподалеку. Барнабас улыбался любящей, нежной улыбкой, которую не помню, чтобы когда-либо видела на его лице. Он выглядит на семнадцать, и я задалась вопросом, как он справился, выглядя столь молодо на протяжении всей Сариной жизни. Но люди в те времена не жили сильно за сорок. - Да, я остался, - ответил он, по-видимому, смущаясь.

- И ты еще говоришь, что у тебя нет души, - сказала я сухо и запустила в мусорный контейнер кусочком цемента, чтобы услышать, как тот звякнет. - Боже мой, Барнабас, если душа - это то, что позволяет нам любить, то у тебя есть душа.

Он открыл рот намереваясь возразить, но остановился, его взгляд сосредоточился на противоположной стороне улицы и звуки сирен становились все громче.

У меня стукнуло сердце, и я посмотрела на часы. Почти полдесятого, но если бы были какие-то проблемы, Накита предупредила бы нас. - По-моему все нормально, - сказала я и у меня перехватило дыхание, когда сквозь шум дороги послышался звук разбитого стекла и языки пламени вырвались навстречу небу из окна третьего этажа.

- Барнабас! - закричала я, вскакивая. Я схватилась за амулет и посмотрела на улицу, как раз когда с ревом подъехали пожарные и полицейская машины. Щенячьи прелести на коврике, случилось-таки. Где Накита?!

- Ну вот, опять началось, - устало прокомментировал Барнабас и мы вышли из-за мусорного контейнера.

- Тамми не вернулась, ведь так? - Спросила я почти яростно. Я бы не вынесла, если все оказалось впустую. - Барнабас, она внутри?

- Нет. Она тут, но не в здании. Джонни тоже, - ответил он, его глаза на мгновение засеребрились когда он коснулся божественного, и у меня немного спало напряжение. - Твое предостережение, похоже, снова изменило ее судьбу - даже если и не спасло ее душу.

- У меня не было видений будущего по этому поводу, - сказала я, и мы направились в сторону оживленной улицы, вдвойне опасной в темное время суток. Тут был пешеходный переход и Барнабас повел нас к нему.