— Да?! — коротко бросил он, не отрывая глаз от листка под рукой.

— Курсант четвертой ступени Академии Вет Эльм Ник, с докладом.

— А, это ты, — он помнил меня по прошлому году, когда вел нашу группу. — Что случилось, Вет?

Стараясь быть кратким, я доложил, умолчав лишь о своей версии причастности к этому делу Гэла Миза. Моя обязанность — сообщить факты.

Не расскажи я все это сейчас — пришлось бы давать объяснения потом: у Юлии остался включенным экран, и агенты Службы быстро бы выяснили с каким абонентом она говорила перед смертью.

— Почему так поздно докладываешь?

— Не в состоянии был сразу… — я потупился. — Потом не было условий…

— Бывает, — совсем не начальственным тоном произнес Нард. — Спасибо! Принял.

Он протянул руку, чтобы выключить экран, но вдруг спросил:

— Кстати, почему сообщаешь мне, а не начальнику практики? Кто у тебя?

— Старший следователь Альбин Фогг. Но он отстранил меня от расследования, и с Юлией Фрос я беседовал уже будучи на каникулах, по собственной инициативе.

Признаться, я порадовался, когда Бэр Нард понимающе кивнул.

— Ладно, отдыхай, раз каникулы.

Он выключил экран.

Погасил свой и я. Откинувшись на спинку кресла, блаженно потянулся. «Все! Теперь свобода, и можно предаваться всем удовольствиям мира!»

В сумерках на дорожке я разглядел Любаву. Распахнув дверцу, подал ей руку. Приятное тепло нежной ладони заставило затрепетать сердце.

Гравилет рванулся в потемневшее небо…

Земля внизу была плотно укрыта облаками. Поднявшаяся полная Луна серебрила безбрежный белый океан с замершими в разбеге крутыми валами. Волшебная игра света и тени. Тишина.

Я посмотрел на Любаву. Она спала, привалившись к спинке кресла и подложив под щеку ладонь. Лунный свет играл на рассыпавшихся по плечам волосах, проникал сквозь них, очерчивая нежный изгиб шеи, контур лица…

Что-то радостное, победное зазвучало в душе, и вдруг, неожиданно для самого себя, я отключил автоматику и, заложив глубокий вираж, резко бросил гравилет вниз, к белой пене облаков. В мгновение все изменилось, пришло в движение. Луна сорвалась со своего места и пропала, чтобы тут же возникнуть вновь с другой стороны. Звезды прочертили светящиеся трассы, а впереди возникли ватные горы. Выровняв машину, я на бешеной скорости лавировал между ними, иногда специально вонзаясь в их прозрачную толщу, чтобы затем вновь вырваться на простор чистого неба…

— Сто восьмой, что у вас? — противный бесцветный голос автомат-диспетчера остудил эмоции. — Индивидуальное управление на трассе запрещено! Включите автопилот!

— Опомнился! Черт бы тебя побрал! — тихо выругался я, но подчинился. Впрочем, на этого автомат-диспетчера грех было гневаться — он был из покладистых: терпел мои безобразия, видимо, до тех пор, пока они не стали создавать аварийной обстановки на трассе. Другой бы и секунды не дал порезвиться. Вроде все одинаковые, а вот поди ж ты: как у людей, у каждого свой характер. Не первый раз замечаю…

Гравилет лег на прежний курс.

— Как здорово было! У меня аж дух захватывало.

Оказывается, Любава проснулась и видела, как я резвился подобно молодому козленку. Странно: она ничего не должна была почувствовать, ведь автомат компенсации перегрузок оставался включенным. Смутившись, я пробормотал нечто неопределенное.

— Что ты пел? Будто гимн какой?

«Вот в чем дело! Вот почему она проснулась!»

— Понятия не имею, взбрело в голову на ходу… — действительно, хоть убей, этого я не помнил.

— Жаль… Хотела еще послушать. У тебя очень приятный голос.

— Не расстраивайся. Репертуар у меня богатый. Надеюсь, еще будет возможность проявить свои дарования.

— Зачем откладывать, спой сейчас. — Любава оперла о ладонь подбородок и приготовилась слушать.

— Ну, если хочешь… Досадно, подыграть не на чем…

Но импровизированному концерту не суждено было состояться. Запищал вызов. Кому-то я понадобился среди ночи. Нечего сказать — вовремя! Пришлось, зарычав в душе, нажать кнопку ответчика.

Этого человека сейчас мне меньше всего хотелось увидеть. Впрочем, не только сейчас…

— Практикант Ник! — безо всякого приветствия произнес Альбин Фогг. — Вы грубо нарушили субординацию: о случившемся в первую очередь вы были обязаны сообщить мне. Кроме того, кто дал вам право продолжать работу вопреки моему запрету?! Вашу недисциплинированность я вынужден отметить в аттестации в Академию. Вам надлежит представить подробный рапорт на мое имя с объяснением ваших действий… — Он остановился, разглядев рядом со мной Любаву. Его глаза изучающе уставились на нее. Наконец взгляд уперся в меня: — Хочу предостеречь вас от дальнейших несогласованных шагов и напомнить, что по Уставу курсант не имеет права работать в одиночку без особого разрешения.

Не прощаясь, он отключил связь.

Погасив экран, я откинулся в кресле и захохотал. «Плевать хотел на твои рапорты, выговоры и предостережения!» Забавляло несоответствие каменной физиономии и ярости, клокотавшей в каждом слове Фогга. «Хорошего перца на хвост ему насыпал. Знай наших!»

— Это твой начальник? — спросила Любава.

— Ага… Бывший… — сквозь смех выдавил я.

— Ты курсант Академии Службы космической безопасности?

Я утвердительно кивнул: какие, собственно, причины скрывать это. Но тут же удивленно посмотрел на свою спутницу — как она догадалась? Фогг был в обычном костюме, не в форме. Да и не сказал он ничего такого, прямо указывающего…

— Я его знаю, — ответила Любава на немой вопрос. — Альбин Фогг… Впрочем, удивляться было нечему: отец же рассказывал, что Фогг занимался делом Терфы. Просто в какой-то момент я перестал воспринимать Любаву, как участницу последней экспедиции…

— Как-нибудь расскажу, если хочешь, о нашем знакомстве, — добавила она. — Смотри! Уже прилетели!..

Действительно, гравилет не спеша опускался на зазывно моргающий огонек маячка.

Ночка здесь выдалась — не видать ни зги. Моросил мелкий холодный дождь. Ступив на траву, я поежился в своей легкой рубашке. Любава выглянула наружу и ойкнула. Ее босоножки на высоком каблуке не годились для путешествия по лужам. Без лишних слов я взял ее на руки.

— Показывай дорогу.

Обняв меня за шею, она указала свободной рукой на освещенное крыльцо одного из домов, и я бегом припустил по дорожке. Смеясь, она умоляла меня не поскользнуться. Взбежав по ступеням, я подождал, пока она отомкнула дверь. Так мы и вошли: я — в хлюпающих туфлях и по колено мокрых брюках, она — у меня на руках, тесно прижавшись к груди. Мягкий золотистый свет разлился по прихожей, и в волосах Любавы радужно засверкали мелкие капельки влаги, будто вплетенные нити алмазов. Склонив голову, я робко коснулся ее губ. Она замерла и вдруг ответила страстным поцелуем. Нежная рука легко провела по затылку, и, задохнувшись от счастья, я дал волю переполнявшим меня чувствам…

— Ну что, так и будем стоять? — Любава тихонько засмеялась. — Может, все-таки отпустишь меня?

Я все еще держал ее на руках, привалившись спиной к входной двери.

— Не хочу! — я помотал головой. — Боюсь, исчезнешь.

— Куда я исчезну, дурачок? — она легонько зацепила пальцем кончик моего носа. — Пусти!

Отойдя на несколько шагов, окинула меня критическим взглядом. Скомандовала:

— Давай сюда все мокрое. Да, и брюки тоже! Надо сушить и чистить. А сам отправляйся в ванную — хорошенько прогрейся.

— Ничего, не простужусь.

— Иди, иди, не повредит. Пока будешь париться, я успею умыться и сочинить ужин.

С охапкой моей одежды Любава скрылась за дверью. А я, оставшись в одних трусах, пошел разыскивать ванную.

Пушистый халат был явно не по размеру. Длина еще — куда ни шло: хозяйке он, наверное, был великоват и поэтому доходил мне почти до щиколоток. Но в плечах! Как я не старался запахнуть полы, сходились они лишь где-то на животе. Про рукава и говорить нечего — складывалось впечатление, что я слишком глубоко засунул в них руки. Затянув потуже пояс и повертевшись перед зеркалом, махнул рукой: не являться же на ужин голым. В таком виде и предстал на пороге гостиной.