Когда гонец привез в Цзянькан (Нанкин) весть о победе, министр играл в шахматы со своим другом. Он просмотрел депешу, положил ее на диван и закончил партию. На вопрос друга: «Что нового?» — он ответил: «Ничего важного. Наши мальчики побили разбойников»[220]. И все! Что это было — выдержка или равнодушие? Трудно решить, да это и не столь существенно, потому что дальнейшие события развивались стремительно, как лавина.

К концу дня из всего могучего циньского войска остались в строю только тысяча тангутских всадников, присоединившихся к своему царю, и 30 тыс. сяньбийцев Муюна Чуя. Фу Цзянь, страшась преследования, присоединился к Муюну Чую, и тут сразу сяньбийские старейшины и сын Чуя, Муюн Бао, потребовали от своего вождя мести за покорение их государства. Но Муюн Чуй отказал им наотрез, сославшись на долг благодарности, сохранил Фу Цзяню жизнь и свободу и проводил его в Лоян, где стоял верный тангутский гарнизон. Туда же прибыли остатки великой армии — немногим больше десятой ее части[221].

Если бы китайцы в 383 г. проявили больше настойчивости и инициативы, они могли бы освободить если не весь Северный Китай, то значительную его часть. Но они ограничились рейдом в Шаньдун и возвращением нескольких крепостей, благодаря чему Фу Цзянь получил передышку, а население Хэнани пережило новое разочарование в династии Цинь[222].

Проводив Фу Цзяня до границ Шэньси, Муюн Чуй просил отпустить его на родину, чтобы предотвратить там беспорядки, возможные после поражения. Фу Цзянь, тронутый лояльностью сяньбийского принца, дал согласие на его отъезд. Напрасно тангутские вельможи уговаривали царя убить или задержать Муюна Чуя, слишком популярного в своем племени. Фу Цзянь ответил, что, дав слово, он его сдержит... и Муюн Чуй уехал на восток. Тайные убийцы, посланные за ним без ведома Фу Цзяня, подстерегали его на мосту через Хуанхэ, но Муюн Чуй переправился через реку в лодке, избег смерти и оказался в родной стране.

А тем временем вихрь разрушения домчался от берегов реки Фэй, до южных притоков Хуанхэ. В верховьях реки Вэй восстали сяньбийцы, поселившиеся там на опустелых землях с разрешения самого Фу Цзяня. Потерявший голову Фу Цзянь отправил на подавление мятежников офицера сяньбийского происхождения, не поинтересовавшись тем, что тот был родственником повстанца. Этот последний, Цифу Го-жань, присоединился к своим соплеменникам и освобожденную от тангутов территорию объявил самостоятельным царством.

На востоке некий динлин Ди Бинь, собрав шайку из дезертиров, блокировал Лоян. Муюнские принцы уговорили своих соплеменников и родственных ухуаней сбросить тангутское иго. Под контролем циньских войск оставались только цитадели городов, и когда к городу Е, бывшей столице сяньбийской империи Янь, подъехал со своим эскортом Муюн Чуй, желавший поклониться могилам предков, его не впустили в город. Положение создалось двусмысленное: тангутские князья были благодарны Муюну Чую за спасение Фу Цзяня, но считали его потенциальным мятежником и колебались, не решаясь его убить. Муюн Чуй демонстрировал свою лояльность, но соплеменники требовали, чтобы он встал во главе восстания и в 384 г. отомстил за разгром 370 г. Опустим подробности. Тангуты все-таки сделали неловкую попытку убить сяньбийского принца, а он в ответ объявил, что долг благодарности им уплачен, и объединился с Ди Бинем. Лоян устоял против натиска мятежников, но это не смутило Муюна Чуя. Собрав вокруг себя 20 тыс. сяньбийцев, он переправился на северный берег Хуанхэ и объявил империю Янь восстановленной. Фу Цзянь не мог этому воспрепятствовать, так как другие восстания потрясали всю страну.

Муюн Нун поднял ухуаней, и те, вооруженные дубинами и рогатинами, наголову разбили отряд регулярного тангутского войска. Муюн Хун поднял сяньбийские войска, расквартированные на границе Шаньси и Шэньси. Фу Цзянь послал против него 50 тыс. тангутов со своим сыном во главе, добавив тибетскую конницу Яо Чана — внука Яо И-чжуна. Повстанцы уходили на север, стремясь укрыться в степях, но тангуты настигли их и вопреки совету Яо Чана, рекомендовавшего «не ловить крысу за хвост, чтобы не укусила», вынудили к битве, в которой были разбиты. Царевич пал в бою. Яо Чан уведомил об этом Фу Цзяня. Тот, потеряв самообладание, казнил посла, чем толкнул на восстание дотоле верного Яо Чана. К 385 г. с Фу Цзянем остались одни тангуты.

В 385 г.Муюн Чуй перешел в наступление и осадил тангутский гарнизон в цитадели города Е. Тангуты держались столь стойко, что сяньбийцы открыли им проход и позволили уйти. Овладев столицей, Муюн Чуй восстановил императорское правление, пожаловал чины и т.д. Восстановленная империя получила название Младшая Янь.

Тем временем принц Муюн Чун собрал войско из своих соплеменников в Шаньси и обрушился на многострадальную долину реки Вэй. Население в ужасе разбежалось. Фу Цзянь заперся в Чанъани, но, поверив гадателю, рекомендовавшему ему покинуть город, удалился с наложницей и сыном к горам Уцян-шань, куда пытался созвать своих приверженцев. Муюн Чун вступил в покинутую гарнизоном столицу и отдал ее на разграбление своим воинам. Яо Чан между тем, обнаружив местонахождение Фу Цзяня, явился с войском, захватил императора и удавил его. Это произошло в 385 г. После этого Люй Гуан предпочел не возвращаться в Китай, а основать собственное государство в Ганьчжоу.

Судьба Фу Цзяня II была поистине трагична. Она даже могла бы вызвать сочувствие, если бы этому не мешал строгий исторический анализ. В самом деле, идея торжествует лишь в том случае, если она верна. Осуществление неверной идеи влечет за собой тяжелые последствия, особенно когда оно проводится последовательно. Фу Цзянь II был человеком по тому времени образованным, но не профессиональным ученым. Это значит, что он был дилетантом. Ему были близки логические построения, а не иррациональная действительность, и он уверовал в то, что этническая принадлежность — рудимент, неактуальный в его просвещенном государстве. Он ее просто игнорировал, полагая, что облагодетельствованные им люди будут платить ему благодарностью. При прочих равных условиях оно так бы и было, но китайцы считали Фу Цзяня варваром-ди, сяньбийцы — полукитайцем, тибетцы — представителем чужого племени, хунны — полезным союзником, но не больше; и все так или иначе предали его, даже испытывая угрызения совести, как, например, Муюн Чуй. Да и не могли они поступить иначе, потому что службу императору Цинь они рассматривали как подчинение тангутскому царю, лишившему их свободы и независимости. Именно этот, часто неосознанный, но от этого еще более сильный императив этнического поведения (этологии) толкнул все народы, жившие в Северном Китае, на войну против тангутского ига, каким бы легким оно ни было. И поэтому после смерти Фу Цзяня не возникло на берегах Хуанхэ великой державы, а появилось восемь небольших и взаимовраждебных этнотерриториальных объединений. Именно этнические противоречия разорвали железный обруч циньской деспотии и ввергли Северный Китай в пучину таких бедствий, которые превзошли даже те, которые мы уже описали. Но это была не злая воля тех или иных людей, а неумолимая историческая закономерность.