Натали интересовало не творчество мужа, а деньги и положение в обществе, которое творчество, по её мнению, должно приносить.

Неожиданно она столкнулась с его твердой позицией. Пушкин не хочет уступать. Если не едут они все, то поедет он один.

С середины июля 1835 года Пушкин, оставив семью на даче на Черной речке, перебирается на городскую квартиру. Все его письма за вторую половину июля и август помечены местом отправления: "Спб". Не желая оповещать посторонних о скандале и разрыве, Пушкин пишет Н.И. Гончаровой: "Мы теперь живем на даче, на Черной речке...", но адрес отправления Петербург. В прошлом году, когда Пушкин действительно жил на даче, все письма помечены "Черная речка".

Переговоры с правительством продолжались до конца августа. 27 августа окончательно решен вопрос с отпуском на четыре месяца и денежной ссудой. В этот день в Петербург приезжает сестра Пушкина, Ольга Сергеевна Павлищева. Она поселяется в Павловске, а назавтра отправляется к брату на его городскую квартиру. Если бы встреча происходила на даче, то в ней обязательно приняла бы участие и Наталья Николаевна. Только в случае её отсутствия Пушкин мог рассказать откровенно сестре "все, что он выстрадал со времени своего камер-юнкерства". И что же? Дворцовые ритуалы, обязательное присутствие на разного рода раутах тяготили поэта. Даже процесс ношения мундира доставлял ему боль.

Сестра уговаривает Пушкина сделать ещё одну попытку. Можно приехать к ней под предлогом ответного визита.

30 августа Пушкин вместе с женой приезжает в Павловск к Ольге Сергеевне. Попытки Ольги Сергеевны примирить супругов и уговорить Наталью Николаевну ехать вместе с мужем в деревню наталкиваются на яростное сопротивление последней. Позиция её окрепла после свидания с Николаем Павловичем, которое состоялось 26 августа во время ежегодного бала во дворце в честь победы на Бородинском поле. Пушкина на бал не пригласили. Наталья Николаевна ездила одна и, видимо, нашла поддержку у императора.

Это был первый бал, на который Наталья Николаевна выехала после долгой болезни: 14 мая она родила сына Григория и до середины июля болела.

Возможно, что из Павловска Наталья Николаевна уехала одна. Пушкин остался на некоторое время у сестры, а в самом начале сентября 1835 года отбыл без всякого предупреждения в Михайловское.

Отъезд его создал все необходимые условия для сближения любовников. Смешно даже предполагать, что какой-то Дантес или кто угодно другой мог стать поперек дороги императору. У первой красавицы столицы, муж которой был первым поэтом России, любовник должен быть первым лицом государства. Не ниже. Таково было честолюбие этой женщины.

Слухи об их связи не замедлили появиться в обществе. Наверняка они достигли ушей Пушкина. Не этим ли объясняются его настойчивые слова о невиновности жены, которые он повторяет на смертном одре?

Петр Иванович Бартенев довольно деликатно писал: "Насколько далеко ушел в своих ухаживаниях за Пушкиной Николай I при жизни поэта, мы не знаем; вероятно, дело ограничивалось пока лишь одним флиртом".

Вряд ли. Не тот человек Николай Павлович.

М. Цявловский в комментариях к работе Бартенева ставит вопрос реально: "Этот рассказ, - пишет Цявловский, - надо думать, не соответствует действительности: более чем благосклонное отношение Николая I к вдове поэта давало повод утверждать, что ещё при жизни Пушкина Наталья Николаевна была интимно близка к государю". 23 февраля 1846 года Н.И. Иваницкий записал в дневнике со слов графа В.А. Соллогуба: "Жена Пушкина была в форме красавица, и поклонников у неё были целые легионы. Немудрено, стало быть, что и Дантес поклонялся ей, как красавице, но связей между ними никаких не было. ...Жена Пушкина была фрейлиной при дворе, так думайте, не было ли у неё связи с царем".

Фрейлиной Наталья Николаевна не была. Дантес ухаживал за нею не потому, что она красавица, а потому, что его заставляли это делать.

Павел Петрович Вяземский, хорошо знавший Дантеса, писал: "Молодой Геккерн был человек практический, дюжинный, добрый малый, балагур, вовсе не Ловелас, не Дон-Жуан, а приехавший в Россию сделать карьеру". Трудно представить, чтоб "практический" Дантес-Геккерн рискнул бы своей карьерой, ради которой он и приехал в Россию, перебегая дорогу императору. Зная о заинтересованности императора, не только Дантес, но и никто другой не решился бы уделять жене Пушкина внимания более, чем позволяло приличие.

В 1910 году пришел в Московский исторический музей человек и предложил купить часы с вензелем императора Николая I. Просил он за них 2 тысячи рублей. Когда ему возразили, что часы того не стоят, он сказал, что часы с секретом: "...на внутренней стороне второй крышки миниатюрный портрет Натальи Николаевны Пушкиной". По словам этого человека, дед его служил камердинером при Николае Павловиче; часы эти находились постоянно на письменном столе, дед знал их секрет и, когда Николай I умер, взял эти часы, "чтоб не было неловкости в семье".

Музей не смог купить часы. Человек ушел и больше не вернулся. Вероятно, нашел частного коллекционера, который уплатил требуемую сумму.

Удивительно не то, что музей упустил ценную, ключевую реликвию, связанную с трагедией А.С. Пушкина. Удивительно, что никто не дал себе труда поинтересоваться именем последнего камердинера императора Николая I, проследить его потомков и выйти на того, кто предлагал часы музею.

Старый камердинер напрасно волновался. Семья находилась в курсе интимной жизни Николая Павловича.

8 августа 1835 года император уехал из столицы в инспекционную поездку.

Справедливости ради следует сказать, что во время поездки он получил небольшую травму. 26 августа неподалеку от городка Чембары (Тамбовской губернии) ночью неожиданно понесли кони и коляска, в которой сидели Николай I и Бенкендорф, опрокинулась. У государя оказалась переломанной ключица. Бенкендорф отделался шишкой на лбу.

Первую помощь императору оказал придворный врач Арендт. Около двух недель император и сопровождавшие его лица оставались в Чембарах.

Утром 9 сентября Николай выехал в Петербург.

Следующие двадцать дней он провел в Царском Селе. Свидание его с Натальей Николаевной Пушкиной, вероятнее всего, могло произойти именно в это время.

Начинается медовый месяц императора. Сентябрь 1835 года он посвятил встречам с женой Пушкина. В начале октября Николай Павлович уезжает в Брест-Литовск, где проходили смотр и учения войск N-го пехотного корпуса.

Наталья Николаевна остается одна. Она беременна. Срочно нужно найти и вернуть домой мужа. Необходима экстренная физическая близость с ним, дабы оправдать возможное появление ребенка. 2 октября он получает её первое за весь месяц письмо. Письмо наполнено упреками в неверности.

Свое первое письмо жене Пушкин написал из Михайловского ещё 14 сентября. Он готов помириться. "Хороши мы с тобой. Я не дал тебе адреса, а ты его и не спросила; вот он: в Псковскую губ., в Остров, в село Тригорское".

Письмо остается без ответа. Именно в эти дни развивается роман с императором Николаем.

В письме Пушкин называет жену "милый мой друг". С одной стороны, это обычная форма вежливости, дающая возможность пишущему всегда отступить, не нанеся урона чести и достоинству, но с другой стороны - это мостик, переброшенный для примирения. Наталья Николаевна им не воспользуется.

Пушкин ждет ещё неделю. Бесконечно тянутся семь дней. Он злится и решает напомнить ей о её обязанностях. "Жена моя, - строго вопрошает он, вот уже 21-е, а я от тебя ещё ни строчки не получил. Это меня беспокоит поневоле, хоть я знаю, что ты мой адрес, вероятно, узнала не прежде как 17-го, в Павловске".

Он надеется, что жена, ангел, мадонна, только и делает, что разыскивает адрес беспутного мужа. С этой целью даже в Павловск к сестре Ольге Сергеевне, вероятно, поехала. Как хочется, чтобы все было именно так! Не получается ничего и не могло изначально получиться. Жена Пушкина не любила. А в последние месяцы боялась и... ненавидела. Чувство её и её любовника - Николая Павловича - по отношению к Пушкину поразительно совпали. "Николай I Пушкина видел под страхом, - писала Марина Цветаева, под страхом видела его и Гончарова. Их отношение тождественно. Если Николай I, как мужчина и умный человек, боялся в нем ума, Наталья Гончарова, как женщина, существо инстинкта, боялась в нем - его всего".