От гарусных мыслей Мазурова отвлекло приезд дежурной машины. Увидев, знакомый, бело-голубой силуэт "жигуленка", он махнул Афонькину, и шагнул вперед, навстречу машине.

   В свое время город Кривов, стоящий в среднем течении Волги, считался одним из основных арсеналов великой державы. Еще Николай Второй повелел начать в поселении Черная топь производство пороха для российской армии. Затем уже в гражданскую, здесь погиб лихой командир эскадрона, любимец Чапаева, Иван Кривов. Именно этому двадцатилетнему кавалеру ордена Красного Знамени город и обязан был своим новым, не очень звучным названием.

   Теперь жизнь в Кривове замерла, казалось, навсегда: заводы стояли, прекратив выпускать оружие и боеприпасы, замолчали стройки... Правда, были показатели, растущие из месяца в месяц: безработица и наркомания.

   Модных по России заказных убийств в Кривове не было. Грохнули, правда, три года назад местного авторитета Василька, да и то все знали, кто это сделал, только доказать не могли. В основном преступления сводились к пьяной поножовщине и краже цветных металлов. Воровали телефонный кабель, нержавеющие оградки с кладбища, однажды сбили с памятника погибшим в Великой Отечественной войне медные буквы с именами, а из барельефа выпилили автомат.

   В городе незаметно обосновалась многочисленная кавказская диаспора, скупившая на корню две трети магазинов и ларьков. И так же тихо благоденствовал в Кривове рэкет, обложивший данью все торговые точки и рынки. Крутые, коротко стриженые братки меняли машины, на все более навороченные, возводили особняки один шикарней другого, ничего уже не боясь. Казалось, что этот "порядок" и относительное спокойствие установились надолго.

   Но жители Кривова и не подозревали, что в этот понедельник находятся на пороге больших событий.

   Понедельник - день тяжелый, в этом окончательно убедился лейтенант милиции Юрий Астафьев, вошедший утром в девятый кабинет городского отдела внутренних дел. Высокий, симпатичный, сейчас он выглядел лет на пять старше своих двадцати пяти, зафиксированных в паспорте. Особенностью внешности Астафьева были его глаза, вернее, их цвет. Один - голубой, другой - зеленый. Друзья его подкалывали: один мамин, другой папин. Надо сказать, что эта особенность придавала его лицу выражение некоторой незащищенности и вместе с тем особой привлекательности.

   Сегодня оба глаза Астафьева были неопределенного цвета, мутноватые, с красными прожилками, да и розовый румянец на щеках, типичный для него, сменился серым цветом. Просто накануне Юрий допоздна обмывал с приятелями новую тачку школьного друга Вадика Долгушина. Обилие и разнообразие выпивки означало непременное смешение водки, шампанского и пива. Воспоминания о вчерашнем веселье и нынешнее, отвратительное состояние наводили лейтенанта на философские размышления о неизбежности расплаты за все хорошее в этой жизни.

   Осторожно опустившись на стул, Астафьев с отвращением посмотрел на заваленный бумагами письменный стол и потянулся к графину с водой. Вода, с пятницы стоявшая на столе мало напоминала эликсир здоровья, но мысль о том, что наливать свежую надо идти в противоположный конец коридора, вызывала у Юрия ужас.

   За этими невеселыми размышлениями и застал его вошедший в кабинет дежурный по городу капитан Мелентьев.

   - О, хоть одна живая душа есть! - обрадовался он. - А я с восьми утра звоню сюда, звоню - никто трубку не берет.

   - Нашел тоже живую душу, я в этом сильно сомневаюсь, - слабо отозвался лейтенант, снова наливая в стакан теплую, противную воду.

   Мелентьев засмеялся и незамедлительно высказал старую истину:

   - В пьянстве замечен не был, но по утрам жадно пил холодную воду...

   - Да если бы холодную, а то моча мочой. И вообще, молчи, несчастный, кого в прошлую субботу я на себе транспортировал до личных апартаментов?

   - Ну, знаешь, как говорится: "...сегодня ты, а завтра я...". Но, я не за тем пришел. Хочешь, не хочешь, можешь, не можешь, а придется тебе, Юрочка, сейчас ехать в горбольницу, на девушку одну посмотреть.

   - А почему это я?

   - Ну, как же, ты ведь у нас розыскник, ты пропавшими без вести занимаешься? Твоя это работа. Мазуров в больнице, а клиент, похоже, по твоему профилю.

   - Труп?

   - Пока нет. Молодая девушка с ножевым ранением в области сердца и подозрением на черепно-мозговую травму.

   - Документы есть?

   - Даже одежды нет.

   - Вот как? - слабо удивился лейтенант. - Что, совсем?

   - Представь себе. Сколько у тебя таких в розыске?

   - Да штук пять. Симонова, Арефьева... всех и не упомнишь.

   - Вот и езжай, милай! Отрабатывай свой хлеб.

   - Машина-то хоть будет?

   - Это вряд ли. Бензина нет. Попробую, конечно, но не обещаю.

   Астафьев представил, как он потащится через весь город в автобусе, и ему стало совсем худо. А жизнерадостный Мелентьев продолжал:

   - Так что ноги в руки - и вперед!

   - Хорошо, сейчас поеду.

   Собрав в папку документы с данными на всех пропавших за последнее время девушек, лейтенант направился к выходу, но перед этим все-таки завернул в туалет и вдоволь напился холодной воды. Временно полегчало, а еще обрадовал высунувшийся из своей загородки Мелентьев.

   - Юрка, скажи спасибо, есть попутный "уазик", подбросит тебя. Иди к воротам, они уже выезжают.

   Астафьев еле успел перехватить старенький "уазик" с ГНР - группой немедленного реагирования. С шуточками он угнездился у ребят на коленях, а через двадцать минут уже входил в приемный покой горбольницы.

   Врачи, дежурившие ночью, ушли, и в отделении к этому времени оставалась одна медсестра, немолодая женщина, по всей видимости, долгие годы проработавшая в больнице. С милицией она имела дело не раз, и на вопросы Астафьева она отвечала четко и толково.

   - В котором часу она к вам поступила? - спросил лейтенант, заполняя протокол.

   - В пять часов, десять минут.

   - Кто ее привез?

   - Мощный такой парень, широкоплечий. Лицо, квадратное, как будка. Только... - медсестра замялась, подбирая слова. - Неухоженный он какой-то, в кирзовых сапогах грязных, волосы нестриженые. Воняло от него жутко, козлятиной.

   - Нестриженые - длинные, что ли? - не понял Астафьев.

   - Да нет, это когда стригут не в парикмахерской, а сами концы подрезают и все. Они растут так, шапкой, неровно, торчат в разные стороны.

   - Ну что ж, посмотрим на вашу клиентку. Говорите, она в реанимации?

   - Да.

   Астафьев уже уходил, когда медсестра крикнула ему вслед:

   - Да, а сапоги у этого парня все в глине были!

   Юрий, не оборачиваясь, кивнул головой, поправил на плече белый халат и пошел на третий этаж.

   Заглянув в ординаторскую, он поздоровался с врачом, которого немного знал:

   - Добрый день, Аркадий Михайлович. Вы сегодня дежурите?

   - Да. Вы к нашей новой пациентке?

   - К ней, к кому же еще.

   - Девчонке повезло. Ножом целили в сердце, но лезвие ударилось об ребро и ушло ниже. Рана неглубокая, но крови прилично потеряла... Еще немного, и мы бы ее не спасли. Сейчас меня больше волнует рана на затылке - ударили чем-то тяжелым. Она сейчас без сознания, но делаем все необходимое. Будете смотреть?

   - Конечно.

   Астафьев заранее готовил себя к тому, что сейчас увидит. Реанимация была, мягко говоря, не самым приятным местом в больнице: ряды коек с обнаженными пациентами обоих полов, аппараты со множеством проводов, системы, и неприятный запах, как определил его Юрий - запах беды. От этого запаха его замутило, но, с трудом подавив тошноту, он двинулся дальше, стараясь смотреть только на спину идущего впереди врача. Наконец тот остановился и кивнул: - Вот она.