Выяснилось, что на него пришла анонимка, подготовленное на компьютере письмо, где компетентные органы предупреждались об исламском злоумышленнике Аяаде Ассааде, который в ближайшее время проведет жестокую биотеррористическую атаку против пригревшей его Америки. В подметном письме содержалась масса подробностей, показывающих, что аноним хорошо знал ученого.

Быстро установив, что Ассаад не представляет для них интереса, сотрудники ФБР квалифицировали анонимку как "шутку" и перестали ею заниматься. Почему-то не вернувшись к столь важной ниточке даже после того, как разразилась общенациональная паника вокруг рассылаемого по почте антракса, а следы повели следствие в MRIID…

Зато уликой сильно заинтересовался Дональд Фостер (Donald Foster), профессорфилолог и видный специалист по текстологическому анализу, время от времени привлекаемый ФБР к лингвистической экспертизе документов. Фостеру неоднократно и весьма успешно удавалось устанавливать авторство анонимных текстов на основании тонких закономерностей и устойчивых лексических структур, присущих письму каждого конкретного автора.

Поэтому по своим личным каналам он запросил в ФБР текст анонимки на Ассаада и образцы писем близко знакомых с ним коллег. Получив около полусотни образцов, профессор быстро выявил одно — подходящее по всем параметрам и принадлежавшее некой "женщине, бывшей сотруднице Ассаада по MRIID".

Тут, казалось бы, должно было начаться самое интересное. Но как раз в это время в ход расследования вмешивается совсем другая женщина, Барбара Розенберг (Barbara Hatch Rosenberg), профессор молекулярной биологии и видный активист FAS, Федерации американских ученых, бдительно следящей за злоупотреблениями правительства и спецслужб. Некими неясными путями в руки Розенберг попала информация о том, что за антракс-атаками стоит секретный правительственный микробиолог доктор Стивен Хэтфилл (Steven Hatfill), однако власти вынуждены его прикрывать, поскольку он слишком много знает о секретных военных программах и может рассказать лишнего при аресте. И тогда сверхэнергичная Розенберг взяла на себя инициативу по разоблачению ученого-убийцы.

Сейчас представляется наиболее вероятным, что кто-то умышленно слил Розенберг дезинформацию, дабы пустить следствие по ложному следу. Однако тогда, в мае-июне 2002-го, свидетельства против Хэтфилла выглядели очень серьезно, а вскоре пресса стала в изобилии получать "утечки" информации, изображающие ученого не просто самым вероятным, а практически бесспорным виновником. Потому что в материалах, раздобытых Розенберг, оказалась значительная доля правды, и это подтвердила начавшаяся в ФБР разработка Хэтфилла.

Стивен Хэтфилл появился в MRIID в 1997 году, где занимался изучением вируса Эбола, но задержался тут ненадолго. Уже в 1999 он стал консультантом в хайтек-корпорации SAIC, известной тесными связями с Пентагоном и спецслужбами США, по заказам которых здесь ведется множество секретных разработок. По заданию руководства SAIC (а согласно данным Розенберг, по контрактзаказу ЦРУ) в 1999 году Хэтфилл непосредственно участвовал в подготовке аналитического отчета о возможностях биотеррористических атак на основе рассылок писем с антраксом. При сравнении этого документа с печальными событиями осени-2001 напрашивается вывод, что отчет Хэтфилла — это фактически план осуществленной атаки, вплоть до мелких деталей. В документе, к примеру, сделан расчет максимального количества порошка — 2,5 грамма, — которое можно положить в конверт, не привлекая внимания подозрительными утолщениями.

Установлено, что в письме сенатору Дашле было 2 грамма порошка…

Начав разработку Хэтфилла, ФБР собрало на него огромное количество косвенных улик, с которыми тут же знакомили прессу, дабы сформировать в глазах публики образ практически установленного преступника.

Однако Хэтфилл оказался крепким малым и, в отличие от быстро сломленного Айвинса, кинулся в атаку. Он стал проводить прессконференции о своей абсолютной невиновности и с помощью адвокатов методично засуживать всех, кто его бездоказательно обвинял, — от газет и авторов статей до Министерства юстиции и генерального прокурора. Причем делал это, надо отметить, с немалой финансовой выгодой.

Итак, что же, в конце концов, мы имеем?

Неопровержимые факты таковы: биотеррористическая атака на США подготовлена в правительственных лабораториях, причем антракс взят из армейских арсеналов страны. В частной корпорации, работающей по секретным заказам спецслужб, имелся четкий, подготовленный экспертами план, соответствующий проведенной атаке. Есть также документальные свидетельства тому, что сотрудники аппарата Белого дома за несколько недель до антракс-атак начали получать от медиков антибиотик ципро, используемый в США как основной антидот от сибирской язвы. Внятных объяснений такой прозорливости общество не получило до сих пор.

Аналогичным образом по сию пору не установлены и "четыре серьезных источника" в правительственных структурах, независимо друг от друга сливавшие в прессу информацию о том, что в антраксе из писем обнаружен бентонит — своего рода "химическая подпись" отравляющих веществ, производимых в Ираке режимом Саддама Хусейна. Вскоре стало известно, что это заведомая ложь, умышленное распространение которой в данном контексте, строго говоря, является преступлением. Однако виновных не только не нашли, но никогда и не искали (ибо они гарантированно известны тем журналистам и конгрессменам, включая нынешнего кандидата в президенты Джона Маккейна, которые доверительно получали и широко распространяли дезинформацию).

Авиационные террористические атаки 9/11, безусловно, были сильнейшим психологическим потрясением для американской нации, однако без почтовых антракс-атак сентябрьские теракты так и остались бы отдельным, изолированным эпизодом. Именно письма с антраксом, первые из которых были отправлены всего через неделю после 11 сентября, способствовали нагнетанию массового страха и нервозности, породивших тот специфический климат, который царил в стране на протяжении нескольких последующих лет. Причем, коль скоро и теракты 9/11, и все письма с антраксом имели отчетливые признаки источника опасности ("Смерть США, смерть Израилю, Аллах велик"), у народа складывалось впечатление, что под угрозой исламского радикализма оказались, ни много ни мало, сами основы социального порядка в государстве.