Borraja^{? [7]}.

Пока Гватемалец лазил по джунглям, они договорились, как будут действовать. Балам-Акаб схватил южанина за руки, Махукутах подсек ему ноги, а Ики-Балам взмахнул дубинкой.

И замер, не успев опустить ее на голову наглеца.

По поляне раскатился громовой рев.

Махукутах дернул головой, чтобы увидеть источник звука, и едва не обмочился от страха.

В десяти шагах от них стоял огромный ягуар, черный, как беззвездное небо.

– Слушайте меня внимательно, – сказал Гватемалец. – Я спущусь в склеп первым. Вы пойдете за мной только после того, как я крикну «можно!». Если вы ничего не услышите, бегите отсюда.

Он немного подумал.

– Или оставайтесь, мне все равно. Но если я все-таки крикну, вы должны спуститься и сесть по углам склепа. Потом каждый из вас попытается позвать своего нагуаля.

Махукутах вздрогнул. Его нагуалем был небольшой мирный опоссум, которому вряд ли понравится соседство с жутким ягуаром Гватемальца. Махукутах никогда не слышал о том, чтобы ныне живущие колдуны имели таких огромных и мощных нагуалей. Быть может, раньше, во времена, когда в этом городе жил легендарный Два Тростника…

– Когда это произойдет, вы должны попросить у своих нагуалей ключи, – продолжал Гватемалец. – Взяв их, вы сообщите об этом мне. Тогда я сделаю так, что вы увидите дверь. В двери четыре замочные скважины. Очень важно, чтобы вы открывали замки по очереди. Начнешь ты, толстый.

Балам-Акаб шумно сглотнул слюну, но ничего не сказал. После неудачной попытки проучить южанина, едва не закончившейся гибелью трех колдунов, никто больше не осмеливался возражать Гватемальцу.

– Потом ты, Хрипун, – Гватемалец ткнул пальцем в сторону Ики-Балама. – Третьим ты, Чико.

Махукутах обреченно вздохнул. Он действительно был самым младшим из Четверых.

– Когда дверь откроется, я уже ничем не смогу вам помочь. – Гватемалец вытащил из кармана армейскую фляжку, отвинтил крышку и сделал большой глоток. – Если Болон Окте захочет разорвать вас на куски, значит, так тому

и быть.

«А если он разорвет тебя?» – подумал Махукутах.

– Тот, кто останется жив, заберет все деньги. – Гватемалец с сожалением потряс опустевшую фляжку. – Это все, что я хотел вам сказать. А теперь пошли.

Все было в состоянии безвестности, все холодное, все в молчании; все бездвижное, тихое; и пространство неба было пусто. Не было ничего, что существовало бы, что могло иметь существование; была только лишь холодная вода, спокойное море, одинокое и тихое. Не существовало ничего.

В темноте, в ночи была только лишь неподвижность, только молчание^{? [8]} .

Махукутах дрожал в темноте и холоде подземелья, повторяя про себя первые строки священной книги. Где-то рядом находились другие Слуги – он хорошо слышал прерывистое астматическое дыхание Ики-Балама, – но тьма вокруг была такой непроницаемой, что чувство одиночества давило на Махукутаха, как тяжеленная каменная плита. Если бы не маленький теплый нагуаль, угнездившийся у него на коленях, было бы совсем жутко. С другой стороны, где-то здесь, в темноте, скрывался и чудовищный ягуар Гватемальца. И осознание этого наполняло душу Махукутаха трепетом.

Только ничего не понимающие в колдовстве люди могут воображать, что магу неведомо ощущение страха. На самом деле страх – это чувство, которое посещает мага чаще прочих. Нельзя без страха заглядывать за грань бездны – а колдуны и маги все время балансируют на этой грани.

Пальцы Махукутаха сжимали ключ, принесенный нагуалем. На ощупь ключ был похож на длинный закругленный кремень – такой же гладкий и теплый. Кремень никогда не бывает холодным, потому что в нем заключена сущность огня. Махукутах понятия не имел, куда ему нужно вставить ключ: никакой двери перед собой он пока не видел. Откуда же она появится?

Тьма вокруг вдруг уплотнилась, стала почти осязаемой. Откуда-то ударил сильный порыв ветра, принесший с собой шум больших крыльев.

– Посланцы Шибальбы, – прошептал Махукутах.

В священной книге говорится о четырех посланниках подземного царства Шибальбы, преисподней, где властвуют жестокие боги, владельцы посохов из человеческих костей. У этих посланников вид сов, и имена их Чаби-Тукур, Хуракан-Тукур, Какиш-Тукур и Холом-Тукур. Чаби-Тукур быстр, как стрела, у Хуракан-Тукура только одна нога, но есть крылья; у Какиш-Тукур красная спина, а у Холом-Тукура есть только голова, а ног нет. Каждый Слуга Болон Окте хотя бы раз в жизни видел этих ужасных сов с человеческими лицами и помнит леденящий взгляд их огромных немигающих глаз. Махукутаху потребовалась вся выдержка, чтобы не упасть ниц, уткнувшись лбом в холодный каменный пол.

Но никаких сов он не увидел. Темнота с треском разошлась, как разрывается черный холст, и из разрыва выглянул желтый, лоснящийся от жира череп старухи с приклеенными к вискам длинными седыми космами.

– Вот и Черная Дверь! – крикнул невидимый Гватемалец. – Давай, Жирный, вставляй свой ключ в левую глазницу!

– Malparido!^{? [9]} – воскликнул Балам-Акаб.

Что-то зазвенело, на мгновение в одной из глазниц черепа сверкнул кроваво-красный отблеск, отпечатавшийся на сетчатке глаза Махукутаха.

– Теперь Хрипун! – скомандовал Гватемалец. – В правую глазницу!

Ики-Балам завозился в своем углу. Громыхнула цепь.

«Следующий – я! – мелькнуло в голове Махукутаха. – Нужно будет дотронуться до этого черепа!»

– Малыш! Вставляй свой ключ старой хрычовке в рот!

Лучший колдун Чьяпаса протянул кремневый ключ и попытался засунуть его между челюстей черепа. Это оказалось непросто – они были крепко сжаты, – но Махукутах озверел и нажал сильнее. Несколько зубов вылетело и с костяным стуком упало на пол; ключ проскользнул в образовавшуюся дыру и канул в неизвестность.

«Я сделал это! – подумал Махукутах. Руку жгло адским холодом, как будто он подержал ее в банке с жидким азотом. -

Никто не посмеет теперь сказать, что я струсил или отступил с полдороги…»

– Ну, и последний ключ, – хохотнул Гватемалец. Он вдруг оказался совсем рядом с Махукутахом, в руке у него был небольшой топорик. Взмах блестящего лезвия – и топор вонзился прямо в темя старухи. Нижняя челюсть черепа отвалилась, и в уши Махукутаха ударил пронзительный, нечеловеческий вопль.

– Добро пожаловать в Дом Мрака, – проговорил Гватемалец, вытирая топор о штаны.

Череп рассыпался с мягким шелестом, словно был слеплен из песка. На его месте закрутилась, все расширяясь, воронка плотного воздуха. Там, с той стороны воронки, находилось непредставимое для смертного обиталище Великого Губителя, Черного Владыки, Болон Окте.

На миг перед глазами Махукутаха мелькнула огромная, в два человеческих роста, фигура с четырьмя мощными, мускулистыми руками и толстой, как бочонок, грудной клеткой. Видно, это был один из демонов, охранявших дорогу к обиталищу Болон Окте. Но прежде чем Махукутах успел как следует рассмотреть грозного демона, воронка коснулась колдуна и поглотила его.

Он оказался в месте, для которого не существовало названия в человеческом языке. Пространство, отдаленно напоминающее исполинскую пещеру, со стенами из темного бархата, подсвеченными серебристыми звездочками. Здесь было очень холодно. Махукутах чувствовал чье-то присутствие, но никого не видел. Куда ни посмотри, только темный бархат и серебряные звезды.

– Шибальба, – пробормотал Махукутах.

Звук его голоса раскатился по темно-фиолетовому пространству, колыхнув тяжелые завесы тьмы.

– Нет, – возразил кто-то рядом. – Слишком шикарно для преисподней. Скорее, одно из тринадцати небес.