– Может быть, вы уберете свою гаубицу и мы побеседуем в более приятной обстановке? – предложил Гумилев, с тревогой отметив, что Миллерс, кажется, уже прикидывает, не бросить ли в бородатого незнакомца стулом.

Он не ожидал, что человек в шлеме согласится, рассчитывая всего лишь выиграть время и отвлечь внимание бородача. Но тот неожиданно кивнул.

– М-да… В самом деле, коммуникативность в этом случае наладится, вы правы. – Бородач хмыкнул и повесил дробовик на плечо, словно простое охотничье ружье. – Меня зовут Штреллер, доктор Захария Штреллер.

– Андрей Гумилев. – Гумилев пошел навстречу доктору, вглядываясь в его лицо и протягивая на ходу руку. Штреллер явно был не в себе: глубоко запавшие глаза тревожно поблескивали, кончик острого хрящеватого носа подергивался, словно принюхиваясь. Длинная спутанная борода свисала до самого живота, напоминая портреты Льва Толстого. – А это господа Решетников, Миллерс и Вессенберг.

Руку Гумилева доктор пожал с осторожностью, хотя две явно нерусские фамилии его еще более успокоили.

– Специальная миссия ООН, надо же, – покачал головой Штреллер и снял шлем. Повертев в руке, бросил на пол, шлем с грохотом откатился куда-то в угол. – Стало быть, ООН еще существует?

– Разумеется, существует. Вы не имели никакой связи с внешним миром с тех самых пор, как базу законсервировали?!

– Прозвучал сигнал тревоги… – Доктор наморщил лоб, пытаясь восстановить события в деталях. – Я как раз пришел на дежурство, когда прозвучал этот сигнал… Двери автоматически закрылись, я сделал все, что должен был сделать по инструкции, и принялся ждать особых распоряжений. Их не последовало. Жду до сих пор.

– Но как вы продержались столько времени? – недоверчиво спросил Решетников, снова занявшийся возней с пультом управления.

– Здесь есть резервный продовольственный склад, генераторы по-прежнему работают, насосы качают воду из подземной реки… Что все же случилось? Ядерная война? Но датчики показывают, что уровень радиации наверху хоть и повышен, но все же не так высок, как должно было быть после атомной бомбардировки…

Гумилев вкратце рассказал доктору об эпидемии и о том, что происходило после нее на Закрытой Территории. Штреллер сокрушенно качал головой, изредка переспрашивал, словно не в силах поверить услышанному, нервно барабанил пальцами по прикладу дробовика.

Когда Андрей закончил повествование, доктор сказал:

– Почему-то я не удивляюсь. К этому все и шло, мир катился в пропасть.

– А как получилось, что вы оказались здесь совершенно один, мистер Штреллер? – уточнил Решетников.

– Изначально я был не один. Со мной был лейтенант Форсайт, но он застрелился спустя пару недель. Мне пришлось… э-э… утилизировать его труп.

Гумилев не стал интересоваться, как именно добрый доктор это сделал. Не съел, наверное, и ладно.

– Видите ли, лейтенант хотел выбраться наверх, у него там осталась семья… Но выбраться не мог, – пояснил Штреллер. – А вообще это уровень с особым доступом, здесь всегда находилось меньше сотрудников, чем на других. Простите, но почему вы спрашиваете? Разве вы не в курсе? Я полагал, что, как представители специальной миссии ООН, вы согласовали все нюансы с правительством Соединенных Штатов… – неожиданно забеспокоился доктор.

– Я же говорил: базу захватили террористы, – напомнил Гумилев.

– Ах да… Запамятовал. И что же вы собираетесь делать, сэр?

– Мы собираемся открыть двери, – ответил за Гумилева Миллерс. – Но тут все запаролено к чертовой матери, поэтому пока ничего не выходит. Может быть, вы, доктор, нам поможете?

– Давайте сперва перекусим, – радушно предложил Штреллер, – а потом уже я постараюсь решить вашу проблему.

– В самом деле, – кивнул Гумилев, – отчего бы нам и не перекусить?

Андрей понимал, что сейчас нужно следовать пожеланиям малость съехавшего доктора. Он прожил в подземелье базы с самого начала эпидемии и явно многое знал. В конечном счете, лишние полчаса или час ничего уже не решали.

Запасы у Штреллера и в самом деле оказались богатые – саморазогревающиеся консервы, сухари, вполне чистая на вид и вкус вода из крана, даже запечатанный картонный ящик бурбона «Джим Бим». Обитал гостеприимный доктор в жилом боксе – небольшом помещении со стенами, облицованными пластиковыми панелями «под дерево», и четырьмя койками. За сдвижной дверцей имелся совмещенный санузел – унитаз, биде и душевая кабинка, на полке стоял музыкальный центр с коллекцией компакт-дисков, преимущественно классики и старых блюзов. Тут же висел плазменный экран, на котором безмолвно бегали туда-сюда киношные ковбои.

– Я смотрел вестерн, когда услышал, что в зале кто-то ходит, – скромно пояснил доктор, выключая DVD-плеер. – Будьте как дома, прошу вас.

– Андрей Львович, – с нескрываемым намеком произнес Миллерс, подбрасывая на ладони бутылку бурбона.

– Понемногу, – не стал лютовать Гумилев.

Все выпили из пластиковых стаканчиков, доктор Штреллер отказался.

– Видите, я даже не распечатал коробку, – с гордостью заметил он. – Я не пил и не пью.

Гумилев мысленно оценил услышанное: доктор был либо человеком железной воли, либо еще более чокнутым, чем казался. Два года просидеть в одиночестве, не представляя, что происходит наверху, и ни разу даже не напиться с горя!

Некоторое время все молча ели.

– Вы говорили, что постараетесь решить нашу проблему, мистер Штреллер, – напомнил Решетников, выскребая из контейнера остатки овощного гарнира.

– Да, точно; вам ведь нужно выбраться отсюда… – Доктор едва не хлопнул себя по лбу. – Идемте, я все вам покажу. Тот пульт, с которым вы возились, – дублирующий, его еще нужно активировать, а ведь все делается значительно проще.

Доктор подхватил прислоненный к койке дробовик и поднялся.

– Э-э… сэр, а у вас есть здесь такие же штуки? – аккуратно осведомился Миллерс, кивая на оружие.

– На складе, – подтвердил Штреллер. – Впрочем, вы можете взять мою винтовку. Мне она ни к чему, я даже никогда не бывал в тире.

– Спасибо, сэр, – учтиво сказал Миллерс, забирая у доктора оружие и проверяя, полон ли магазин. – Только это не винтовка, а автоматический дробовик… А где склад?

– Соседняя дверь, там открыто.

– Секундочку, Андрей Львович, я быстро, – предупредил Миллерс и исчез.

Вернулся он с таким же дробовиком и двумя автоматическими пистолетами. Дробовик вручил Решетникову, пистолеты – Вессенбергу и Гумилеву. Эстонец повертел оружие в руках с некоторым сомнением, но потом щелкнул предохранителем и сообщил:

– Готовь сани летом, а телегу – зимой.

– Точно! – поддержал ксенобиолога заметно повеселевший Миллерс. – Это вы правильно заметили, Индро Юльевич.

– Ну, идемте же, – сказал доктор и, ссутулившись, вышел первым из своего жилища. А когда он открыл следующую дверь, Гумилев едва удержался, чтобы не ахнуть.

В большом зале с низким потолком стояли несколько прозрачных капсул. Это были вовсе не те «музейные» цилиндры, как в фальшивом хранилище инопланетян, а куда более сложные устройства. Внутри виднелись тела существ, явно не имевших к старушке-Земле никакого отношения. Одни напоминали клубок беспорядочно спутанных щупалец, другие – гигантских личинок с хорошо развитыми челюстями и слабыми тонкими ручками, третьи издали казались человекоподобными, но при ближайшем рассмотрении выглядели пугающе уродливыми…

Вессенберг медленно приблизился к ближайшей капсуле и с благоговением уставился на тело одного из гуманоидов, на котором виднелись сильные повреждения, полученные, видимо, при катастрофе летательного аппарата.

– Боже, это же гуманоид Корсо, – прошептал Вессенберг.

Существо было ростом примерно с восьмилетнего ребенка и напоминало человека. Тельце гуманоида оказалось довольно тщедушным, руки и ноги – болезненно тонкими. На передних конечностях отсутствовал большой палец. При всем при этом существо обладало непропорционально огромной головой, которая по своей форме походила на электрическую лампочку. Подбородок едва намечен, челюсти неразвитые.