На Клэр были надеты обтягивающие кожаные штаны тигровой раскраски, но никто из двоих не бросил на них ни единого взгляда. Старое доброе женское правило гласило: ни один парень не должен замечать, какая на тебе обувь, а если заметит, значит, это не тот парень.

Высокий ничем себя не выдал. Ни эмоций на лице, словно в покере, ни взгляда в глаза — ничего.

Он осторожно произнес:

— Научный совет Организации межпланетных наций получил связывающий нас по рукам и ногам судебный запрет, который вступит в силу через... — высокий посмотрел в сторону, наверное, сверяясь с часами, возникшими в его внутреннем зрении, — семнадцать часов.

— Семнадцать часов...

— И сорок восемь минут.

— Никто не сможет...

— Вы сможете, — заявил он, внезапно заторопившись. — У вас есть опыт. А наши техники уже пробовали все, что умели, но безрезультатно.

— Кто-нибудь погиб?

Его лицо стало бесстрастным.

— Я не могу обсуждать это. Правовые вопросы...

— Ладно, ладно, — она чувствовала, как агрессия покидает ее. Какого черта, в конце концов! Она спала почти всю обратную дорогу до Луны, возвращаясь после неудачи с кометой. Она отдохнула и сыта. Был, конечно, и голод другого рода... Душ можно сократить. Пойти по барам, найти парня, переспать с ним, затем сесть на «Серебряный люггер»...

— Хорошо, я в деле, — она уперла руки в бока, принимая командную позу. — Но нам нужно кое-что обсудить.

— Времени мало, но мы готовы.

Она рубанула рукой воздух, указывая на толстяка, который недовольно надулся.

— Ты уходишь, он остается. И мы вдвоем обсуждаем сделку, мое вознаграждение. Ведь корпорации нужно, чтобы все было выполнено как можно скорее, так?

— Хм... да, — глаза высокого блеснули. Ее намерения настолько очевидны?

Что ж, пожалуй... Это сэкономит время им обоим. Да, можно пожертвовать походом по барам. Но не душем.

— Давай... давай сделаем это, — выпалила она.

Может, душ на двоих?

* * *

— Мы должны двигаться внутрь или наружу? Эта червоточина изменяет саму структуру пространства-времени вокруг себя. Теоретики предсказывали подобное. Я чувствую, как нас тянет. Здесь небезопасно.

— Если как следует задуматься, то безопасных мест не бывает, — она вспомнила высокого. «Некоторые вещи на самом деле лучше, чем кажутся. Может, выяснится, что в этой червоточине нет ничего опасного, когда ты через нее проскочишь. В конце концов, ни один из зондов не был достаточно сообразительным. Искусственный интеллект весьма искусен, но у него нет интуиции. Нет животных инстинктов».

— Мы можем сделать это. Давай повернемся вокруг нашей главной оси и нырнем через северный полюс.

— Мы поворачиваемся. Держись.

Ось корабля в любом случае проходила через Клэр, так что она ничего не почувствовала, когда комната начала вращаться. Передний экран показал, как они входят в червоточину. Корабль начал дребезжать и постукивать, будто взлетал на волнах, разбивавшихся о нос.

— Знаешь, я вроде как надеялась, что у меня будет время поговорить обо всем с теоретиками.

— Ты сказала, что долго плескалась в душе.

— А, ну да.

— Одна?

— Это вне твоей компетенции. У тебя ведь нет тела.

— О, господи. — Это было сказано фальшивым, высоким английским голосом, словно пародировавшим Джейн Остин[2].

— Слушай, давай на время оставим сплетни! Почему эта штука похожа на вращающийся бублик?

— Согласно моей базе данных, червоточины не туннели. В нашем пространстве они представлены в виде твердых тел. Для того чтобы пройти через них, с ними нужно слиться. Это не то же самое, что просто пройти через трубу.

— А эта вращается.

— Определенно. Изменения, которые внесли ученые, пытавшиеся расширить ее, добавили ей момент вращения.

— Червоточины связывают частицы пространства-времени, значит... эй, получается, они связывают частицы пространства и... э... частицы времени? — Уже не в первый раз она пожалела о пробелах в своем образовании. Клэр закончила всего на один класс больше, чем те, кто занимается обычным ручным трудом.

— Я читала, что Гёдель[3] решал уравнения единой теории поля в их классическом пределе, для вращающейся вселенной. Он пришел к выводу, что время способно образовывать петли. Он, правда, сделал это, чтобы проиллюстрировать свое утверждение о том, что время в какомто смысле бесконечно, своему другу Эйнштейну. Они были, так сказать, приятелями. Приятелями-физиками.

«Я никогда не получу прямого ответа, пока не упрощу ее», — кисло подумала Клэр. Возможно, следовало вложить деньги в ее обновление, чтобы придать этой программе более мужской характер. Но тогда пришлось бы иметь дело с прямолинейной мужской логикой. Всегда приходится чем-то жертвовать.

— Очень мило, но что это значит?

— Вращающаяся червоточина поворачивает пространство и поворачивает время. Я думаю.

— Ты думаешь?

— Любую червоточину можно превратить в машину времени, вращая ее вокруг собственной оси с большой скоростью. Нашей червоточины с ее моментом вращения это определенно касается в еще большей степени.

— Хм... нам нужно больше информации. Как насчет той библиотеки, которую я купила для тебя?

— Я использую ее, чтобы просматривать...

— Просматривать что? Порнуху?

— Ты имела доступ к моим подпрограммам! И ко всем моим запросам в научной базе данных!

Великолепная Эрма. В первую очередь переводит разговор на другую тему, а затем добавляет оскорбленное достоинство.

— Покажи мне с цветовой кодировкой.

Магнитные волны на экранах играли и покрывались зыбью, словно светящаяся пшеница, которую колышет легкий ветерок. Червоточина извивалась и шумела в их хватке. Голубые молнии переплетались и ударялись. Червоточина дробила и свертывала свет, словно взбалтывая пространство ложкой.

Клэр осторожно стронула с места «Серебряный люггер», добавляя антиматерии в камеры.

Это больше походило на серфинг, чем на полет. Они пробивали себе путь вниз. Вихрь ощупал их. Подхватил.

— Мы входим, — это было гораздо лучше, чем тягать тоскливые кометы. Буксировка комет больше походила на доставку молока, от двери до двери. А опасность никогда не бывает скучной.

Потом все вокруг пошло рябью. Растянулось. Загромыхало. Клэр видела, как синусоиды метались по стенам, не разрывая ничего, а просто шлепая по стали, словно океанские волны.

Сердце Клэр тяжело забилось. Сквозь ее кресло провальсировал тревожный шум. Кожаная обивка покрылась морщинистой рябью, словно ее скручивали. Клэр чувствовала, как гравитационные струйки проходили и сквозь ее тело. Они, словно торнадо диаметром с сантиметр, закручивали ее униформу. Клэр напомнила себе о том, что пилоты не должны поддаваться страху до тех пор, пока полет не закончится. А затем напомнила еще раз. Это стало ее мантрой.

Магнитные захваты остались позади, и корабль нырнул в вихрь. Клэр почувствовала себя какой-то резиновой, а потом ее желудок попытался выбраться на волю через горло. В нос ударил запах желчи. Ускорение принялось швырять ее тело из стороны в сторону, словно тряпичную куклу. Клэр почувствовала, как ее кожа растягивается сразу в нескольких направлениях. Гравитационные силы походили на ребенка, торопящегося порвать упаковку, чтобы добраться до рождественского подарка.

— Как... у нас... дела?

— Никак.

— Что?!

— Мы зависли во вращающемся ядре бублика.

— Я... могу... вывести... нас... — но пальцы Клэр сейчас больше напоминали сосиски.

— Нет, не можешь. У тебя нет плана. Думаю, управление должна взять я.

— Ты... программа... — одна короткая фраза забрала все оставшиеся силы. Воздух был липким, словно грязные волосы. — Дай максимальный поток антиматерии. Выбей нас отсюда.

— Наружу или внутрь?

— Наружу... это куда?

Эрма издала нечто похожее на раздраженный вздох.

— Я надеялась, ты это знаешь.