— Слющай, оставь, не то зарежу!

— Я тебе так зарежу, что сейчас за бортом очутишься. Понял?

— Не понял…

— Ты Касперовку знаешь?

— Касперов? Не знаю.

— Черный мост знаешь?

— Какой черный мост? — изумился грузин.

— Ростовских жуликов знаешь? — приблизив свой нос к носу грузина и зло сузив глаза, спросил Алексей.

— Ростовских жуликов знаю, — признался грузин.

— Ну, ты теперь понял?

Гиго сразу как-то обмяк.

— Теперь понял, — еле слышно ответил он.

Когда пароход пришвартовался в Туапсе, Лариса на трапе увидела грузина с чемоданчиком. Он помахал ей на прощание соломенной шляпой и скрылся в толпе.

Удивленная Лариса обернулась к Алексею.

— Что ты ему сказал?

— А у меня слово есть такое, — загадочно проговорил Алексей.

— А ты ловкий, — почти восхищаясь им, сказала Лариса и нежно провела ладошкой по его щеке.

— Это еще что! — заважничал Алексей.

Лариса помолчала, потом с игривой веселостью заявила:

— Раз ты отшил моего кавалера, теперь сам ухаживай за мной. И помни: у меня — ни копейки.

В Анапу пришли часа в три дня. Как только пароход стал у пирса, все окутал, как горячей простыней, липкий зной.

По расписанию, в Анапе стояли почти до вечера. Алексей с Ларисой пошли на пляж. Выбрали место с краю, где было поменьше людей.

Лариса купальник надела еще на пароходе. Легким, грациозным движением она стянула сарафан через голову.

— Ты чего на меня смотришь? — поймав взгляд Алексея, спросила она.

— Да так… — Он действительно не мог отвести от нее глаз.

— Скорей пошли, — заторопила Лариса. — Поучишь меня плавать.

Вода была очень теплой, но все же освежала.

— По-собачьи я кое-как умею, а лежать на спине — нет. Поддержи меня.

Лариса легла на воду. Алексей подхватил ее. Он никогда не видел такой красивой фигуры. Алексей поднял Ларису над водой и почувствовал всю ее сладостную женскую тяжесть.

— Утоплю, — сказал он.

— Как персидскую княжну?

Алексей бросил ее в воду, она вынырнула, весело отфыркиваясь.

— Ах, ты так?! Вот тебе! Вот!

Она кричала, как девчонка, и брызгала водой на Алексея. Он погнался за ней, но поймать ее было не так просто.

— Говорила, что не умеешь плавать, а сама — как рыба, — догнав ее и переводя дыхание, проговорил Алексей.

— Ой, уморилась. — И Лариса снова легла на воду.

Алексей подставил руки.

Вода дозволяла многое. Разве он мог бы на суше коснуться ее ног?

— Хватит, пойдем на берег, — сказала Лариса.

Алексею выходить не хотелось, но он подчинился.

Растянулись на горячем песке. Влажные, еще не высохшие спина и ноги Ларисы отливали бронзой.

Алексей лег на спину: просто неприлично так долго смотреть на нее.

Вверху медленно и величаво плыли редкие облака.

— Алеша, а Ксеня какая? — неожиданно спросила Лариса.

— Как — какая? — не понял Алексей.

— Ну какая она: умная, веселая, добрая, злая, ревнивая? Какая?

— А тебе зачем?

— Хочу знать, за что ее полюбил Михаил.

— Ксеня красивая, — ответил Алексей.

— А я разве не красивая?

— Ты тоже красивая. Очень! — добавил Алексей и продолжал: — Еще Ксеня добрая и верная.

— А меня ты считаешь ветреной, да?

— Как тебе сказать? — замялся Алексей.

— Да, да! Я знаю, ты считаешь меня легкомысленной, ветреной. Я такая и есть. Но почему я такая? Мне скучно, понимаешь? Скучно-о, — нараспев повторила она. — Но мне кажется, что я тоже могла бы быть верной.

— Так что же тебе мешает?

— Ничего не мешает. Но зачем быть верной?

— Как — зачем?

Алексей начинал злиться на себя и немного на Ларису. Находчивый, словоохотливый с другими женщинами, в разговоре с ней он как бы глупел. Несуразные вопросы, несуразные ответы.

— Да, зачем? И кому нужна моя верность? — продолжала Лариса.

— Ну хотя бы Ананьину…

Но Лариса будто не слышала этой фразы.

— Я однолюбка, Алеша. Вот сколько лет прошло, а люблю одного. В юности этого еще не понимала. Думала, другой будет! А теперь вижу — нет! Не будет! А раз нет и не будет, то пропади все пропадом…

Ни он, ни она не упоминали имени Михаила, но и он и она думали о нем.

— Ксеня, конечно, красивая. Но как бы тебе сказать, Алеша? Есть такое выражение: «баба с перцем». Так вот она — не «баба с перцем».

— Ну, это ты из ревности! — не согласился Алексей.

— Вот уж нет! — искренне воскликнула Лариса.

— Ну, а ты «баба с перцем»? — спросил Алексей.

— А ты как думаешь? — Лариса повернула голову, и Алексей увидел свое отражение в ее зеленых глазах.

— М-да, — неопределенно сказал он.

В это время раздался гудок парохода. Пора было собираться.

Солнце село, но зной по-прежнему держался в воздухе. О металлические поручни сходней можно было обжечь руки.

После ужина они вышли на палубу. Уже было совсем темно, только справа на далеком берегу лежал мелкий бисер огоньков.

В нагретых за день каютах было очень душно. Пассажиры стали вытаскивать матрацы на палубу.

— Давай и мы спать на палубе? — предложила Лариса.

Они тоже вытащили матрацы на палубу, но одеяла и простыни взять им не разрешили.

— Ничего, у меня есть свое одеяло, — сказала Лариса.

— Будем спать под одним одеялом?

— А ты что, боишься?

— Нет, я не боюсь! — Алексей стал снова злиться на себя.

Устроились неподалеку от капитанского мостика на свободном месте.

— Я сейчас.

Лариса ушла. Вернулась она в легком халатике.

Алексей лег, как был, в брюках.

— Ты не храпишь? — насмешливо спросила Лариса и, не дожидаясь ответа, сказала: — Ой, как спать хочется…

Лариса вскоре затихла, а Алексей не мог заснуть. Во сне Лариса придвинулась к нему «под бочок».

«Что она, действительно спит? Или играет? — с некоторым раздражением думал Алексей. — А волосы у всех женщин пахнут одинаково…» Алексей вспомнил Нину. Ему захотелось встать и уйти. Но он не сделал этого — лежал на онемевшем боку, сдерживая дыхание, чтобы не разбудить Ларису.

Тяжелый сон пришел лишь под утро. Уже начинало светать, а ему казалось, что он только уснул.

— Вставай, соня!

Алексей открыл глаза. Лариса склонилась над ним, уже одетая в платье.

Алексей поднялся. Глянул на море, на солнце. Все было в нестерпимо ярких блестках.

— У тебя есть другие брюки? — услышал он голос Ларисы, все еще не совсем проснувшись. — Если нет, давай я поглажу эти.

— Есть у меня другие брюки, — угрюмо сказал он.

Керченский пролив прошли ночью. Шли по Азовскому морю. За кормой тянулся вспененный белый след. От бутылочно-зеленой воды веяло прохладой. Мелководное Азовское море быстро нагревалось и быстро остывало.

Лариса стояла рядом. Непривычно молчаливая, покорная.

— Алеша… — наконец сказала она.

— Ну чего тебе?

Она не отвечала, он обернулся к ней.

— Спасибо тебе за все, — сказала Лариса.

— За что?

— За все! — И поцеловала его в щеку.

В тот год в Приазовье до конца октября стояли ясные теплые дни. Но первого ноября ночью резко похолодало, и утро было зябким. Море еще не совсем остыло, над водой курился легкий туман, сквозь который на горизонте продирался тусклый диск осеннего солнца.

Лучи его едва пробивали белесую пелену и бледно-желтым цветом окрашивали обрывистые берега.

«Буревестник» был готов к выходу в море. Топливные баки залили горючим еще с вечера. Каюту, где должны были разместиться гости, чисто вымыли. Палуба тоже была тщательно надраена. Свежая, еще не потускневшая краска «Буревестника» подчеркивала его красивые линии.

Над водой застыла невообразимая тишина, и каждый звук — человеческие шаги, упавший гаечный ключ, слово — разносился далеко окрест.

Молодой моторист, белобрысый парень Петька, недавно демобилизованный из флота, вытащил карманные именные часы, которыми очень гордился, и сказал со значением: