— И русские, я слышал, — Фюмроль прикрыл глаза и мертвенно улыбнулся, — объявили свою столицу открытым городом, а правительство перевезли на Черноморское побережье.

— Кто сказал тебе подобную чушь? — попался на крючок Жаламбе.

— Чушь? — Подавив мгновенный порыв, Фюмроль сделался необыкновенно спокоен. — Просто я подумал, что они возьмут пример с нас. Однако нет. Эти варвары почему-то предпочитают стоять насмерть.

— А в итоге? Боши берут город за городом.

— Подождем пока подводить итог. — Фюмроль демонстративно поднялся. — Ты извини, но я хочу пораньше лечь.

— О, разумеется! — поспешно вскочил Жаламбе. — Если красным улыбнется фортуна, я не буду в претензии… Значит, не хочешь в Сайгон?

— Нет, — коротко бросил Фюмроль. — Увидимся. — У него создалось впечатление, что Жаламбе приходил пустить пробный шар. Неужели он в самом деле полагал, что Фюмроль захочет прокатиться с ним по злачным местам Сайгона? Едва ли не настолько он наивен. Но зачем-то он все-таки приходил?

После встречи у дэна Медного барабана никто Фюмроля не беспокоил, и он уже начал нервничать. То, что Жаламбе вновь набивался в приятели, следовало расценивать как настораживающий признак.

Фюмролю сделалось душно, и он распахнул кимоно. Мысль о том, что, передав карту, он, возможно, подписал свой смертный приговор, вновь обдала его тревожным жаром. Он только потянулся налить себе немного анисовой, как что-то резко ударило за спиной в дубовую панель рядом с его, Фюмроля, чудовищной тенью впилась тонкая стрела. Он бросился на пол. Затаив дыхание подполз к выключателю и погасил свет. Сомнений быть не могло: его хотели убить. Успокоившись, он подошел к стене и нащупал стрелу. Вырвать ее оказалось далеко не просто. Пробив стальную противомоскитную сетку окна, она крепко застряла в дереве.

В спальне Фюмроль тщательно осмотрел бамбуковый прутик с заостренным и слегка обожженным в огне концом. Обычная стрела от вьетнамского арбалета. Когда хотят убить наверняка, острие обмакивают в отвар ядовитой лианы. Фюмроль, знавший уже тлетворно-смолистый горьковатый запашок яда, приблизил стрелу к носу. Она не была отравлена.

Запахнув кимоно, Фюмроль твердым шагом прошел в кабинет. Зажег свет, включил настольную лампу и, повернув кресло к столу, выдвинул передний ящик. Среди бумаг и мелкой конторской дребедени нашел лупу.

«Хайфон. Левый берег реки Сонг-Ка. Таверна „Золотая черепаха“. День Медного барабана. Каждую неделю с 7 до 9. Проявляйте осторожность. Вас подозревают, за вами следят».

Фюмроль вынул зажигалку и сжег записку — тончайший завиток, тщательно вклеенный в расщеп оперения стрелы. «С семи до девяти, — повторил он про себя. — Час Тигра. Счастливый час».

Пятнистый бронетранспортер с трудом одолевал подъем. Шофер с нашивками солдата второго года службы включал перед поворотами первую передачу, и шестерни издавали надсадный рев. Сидевшие сзади Тахэй и Уэда невольно хватались за стальные скобы. Временами казалось, что окутанный душным облаком пыли прокаленный на солнце гроб не удержится на такой крутизне. Но виток за витком машина упорно ползла в гору.

Тахэй свыкся с тяготами пути и легко переносил духоту, дребезжащую тряску и постоянную близость головокружительного обрыва. Пересаживаясь с военных самолетов в автомобили, он мотался по заводам, каучуковым плантациям и рудникам.

Уэда счел своим долгом сопровождать высокого представителя в столь ответственной инспекционной поездке. Помимо того, что шеф кэмпэйтай лично отвечал за безопасность профессора, ему показалось полезным самому познакомиться с основными экономическими центрами страны.

— Все решает сырье, — не уставал убеждать его Морита Тахэй. — Аэродромы, военно-морские базы — это великолепно, но, к сожалению, слишком бренно. Самолеты сбивают, подводные лодки топят. Если мы не обеспечим себе расширенного воспроизводства вооружений, то нечего надеяться выстоять в затяжной войне. Миллион йен, вложенный в местную экономику, радует меня куда больше, чем еще одна дивизия, высаженная в Сайгоне или Дананге. Вы превосходно справляетесь со своими обязанностями, Уэда-сан. В перспективе они станут куда многограннее. Саботаж в промышленности должен заботить вас не менее, если не более, чем диверсии на военных объектах. Притом не столь важно, кому сегодня принадлежит фирма. Сегодня на ней может быть французская или вьетнамская вывеска, а завтра дело отойдет к нам.

Уэда почтительно слушал. Он не уставал поражаться обширности интересов Мориты Тахэя.

За неделю они сумели посетить судоремонтные верфи «Бошон» в Сайгоне, плантации гевеи компании «Мишлэн» в Фужиенге, намдиньские шелкопрядильные фабрики и цинковый завод в Куангйене. И везде Тахэй ухитрился дать точные и, как показалось Уэде, важные для Японии инструкции.

— Хату — настоящее геологическое чудо! — восторгался Тахэй. — Угольный пласт залегает здесь по всему хребту, а антрацит добывают открытым способом, начиная с вершины.

Путь на Хату пролегал сквозь девственные джунгли. И только встречные грузовики и бамбуковые столбы, согнувшиеся под тяжестью энергокабеля, напоминали о присутствии человека. Под самыми колесами проносились вереницы обезьян, пестрые крикливые попугаи качались на тонких ветках.

У одноэтажного розового домика главной конторы японских гостей поджидал инженер француз мсье Депре, заранее предупрежденный по телефону. Рассыпавшись в любезностях, он втиснулся в горячее, пахнувшее смазкой чрево транспортера и, сняв пробковый шлем, пустился в объяснения:

— Хату, господа, — это как бы перевернутая шахта, где добытый уголь выдается не на-гора, а, напротив, стремительно летит с горы вниз, на погрузочный двор. Наша компания надеется в недалеком будущем полностью электрифицировать разработки и механизировать весь процесс добычи. Наш антрацит почти не содержит серы, и его очень охотно покупают другие страны. Англичане в Малайе, например, предпочитают брать только наш уголь.

Тахэй слушал Депре с непроницаемым лицом, а Уэда изобразил заинтересованное внимание, хотя француз не сообщал ничего нового.

Высокогорные разработки производили сильное впечатление. Где-то на самом дне циклопической котловины затерялись банановые садики и хижины шахтеров, вдоль узкой, ртутно блистающей змейки ручья высились холмы песка и щебня, серебристо-черные горы подготовленного к отправке антрацита.

Осмотрев разработки, Тахэй, облизав губы и выплюнув едкую густую слюну, заявил:

— Производство ведется почти образцово. Но этого недостаточно, господин Депре. Вам придется по крайней мере удвоить добычу в течение ближайшего года.

— Это невозможно! — заикнулся было француз. — Наши покупатели…

Но Тахэй остановил его властным жестом.

— Отныне весь уголь станем забирать мы. В том числе и тот, что предназначен к отправке. Порту уже даны указания загружать углем только суда под японским флагом.

— Но, господин Тахэй! — Депре в отчаянии схватился за грудь. — Мы же понесем страшные убытки!

— Платить рабочим меньше, — порекомендовал Тахэй. — А спрашивать с них больше. Рецепт простой. — Он поучал инженера ровным бесцветным голосом, старательно артикулируя французские слова. — С нашей помощью вам предстоит ликвидировать диспропорцию между объемом добычи и проходки, провести дальнейшую геологическую разведку, наладить бесперебойный транспорт. — Тахэй поставил ногу на ступеньку автомобиля. — А теперь, пожалуйста, поедем смотреть документацию. Прошу, — пригласил он француза и Уэду, не проронившего за все время ни слова. — Нам следует уточнить ближайшие планы реконструкции на конкретных цифрах.

Взмокший инженер безропотно полез в кабину.

Вечером того же дня Тахэй и Уэда вылетели с военного аэродрома в Хайфон. На очереди были цементный завод и горючее «Компани франко-азиатик де петроль».

…Двухмоторный «ситэй», на котором они летели, уже касался колесами мокрой посадочной полосы, когда в каких-нибудь ста метрах впереди из темноты вынырнул новенький «амио» с трехцветными кругами на крыльях. Пилот рванул рычаги управления на себя и взмыл в воздух, чудом избежав катастрофы.