И еще одна маленькая интересная деталь. Препровождая чертежи Королева в Харьков, Фаерштейн называет К-5 планером. В удостоверении ОАВУК, написанном для Академии Жуковского, надо думать, самим Королевым, планер называется уже «безмоторным самолетом». В заявлении с просьбой принять в КПИ опять – «безмоторный самолет». Почему? С одной стороны, новый термин звучит солиднее: какой-никакой, но все же самолет, а не планер. И натяжки вроде бы нет, ведь одна из статей тех лет в журнале «Вестник воздушного флота» так и называлась – «Планер – безмоторный аэроплан». А с другой стороны, кто знает, быть может, Королев, проектируя свой первый летательный аппарат, рассчитывал в дальнейшем установить на нем мотор и превратить действительно в самолет? Эту гипотезу в начале 80-х годов выдвинул исследователь творчества Королева, доктор технических наук Георгий Степанович Ветров. И она представляется весьма обоснованной. Ведь, как мы увидим, почти все свои конструкции Королев создавал «с дальним прицелом», – это относится и к планерам 20-х годов, и к ракетам 60-х.

Сергей Королев был действительно одним из самых молодых кандидатов в первокурсники Киевского политехнического института. Таких румяных и юных тут было мало.

Известно, что до революции существовали так называемые «вечные студенты», ухитрявшиеся пребывать в этом звании до десяти и более лет. Империалистическая, а затем гражданская война и вовсе поломали нормальный ход учебного процесса. После революции первый прием в КПИ был в 1920 году. Но какие-то «старички» оставались. До 1922 года был установлен трехлетний срок обучения, затем – четырехлетний. В 1921 году начал работать рабфак и нулевой семестр. Сергей Королев поступал в КПИ одновременно с группой рабфаковцев приема 1922 года. Многие из них не только не изучали историю античной драмы и сопромат, как Королев в одесской школе, но еще два года назад попросту не умели читать. Это были рабочие и крестьяне – вчерашние солдаты, пришедшие на студенческую скамью из огня гражданской войны. Теперь в КПИ были и «профессиональные» студенты в изношенных форменных тужурках, в пенсне, ироничные, надменные и безмерно ленивые; и вчерашние рабфаковцы, здоровые, угловатые, очень еще темные, но мертвой хваткой вцепившиеся в книги, с неистребимой, нет, не любовью, а страстью к знаниям; и разные «командированные» по профсоюзным разверсткам, среди которых были и желторотые юнцы, и неплохие, уже сложившиеся специалисты – мотористы, механики, путейцы, люди с рабочим опытом, с солидным стажем. Были и молоденькие сыновья нэпманов с замашками купчиков – маленькая стайка легоньких, напомаженных бриллиантином, сытых молодых людей. Но при всем этом социальном разнообразии, таких, как Сергей Королев, со школьной скамьи сразу шагнувших в высшую школу, было тогда меньшинство. То, что стало нормой через пять—десять лет, в те годы считалось исключением. Не видя вокруг одногодков, понимая, что вряд ли отыщутся здесь такие ребята, как Валя Божко, как Жорка Калашников, Сергей не то чтобы приуныл, а как-то притих. Обида на Торговой лестнице быстро забылась. Он написал Ляле длинное подробное письмо и теперь с нетерпением ждал ответа – каждое утро, засунув руку в почтовый ящик, ощупывал его изнутри, ему все казалось, что письмо как-то там зацепилось, воткнулось в какую-то щелку и не вываливается.

Человек необщительный, он в первые киевские недели вовсе замкнулся, бродил в одиночестве по просторному и еще пустынному зданию, заглядывал в аудитории и кабинеты, присматривался, обвыкал. Однако Королев не был бы Королевым, если бы процесс этого одинокого обвыкания затянулся. Перезаряженный энергией, он жаждал творческого контакта, чтобы отдать делу свою энергию.

В ту осень в КПИ была организована небольшая, но весьма любопытная авиационная выставка, сразу заинтересовавшая Королева. Разглядывая экспонаты, он вспоминал слова отчима об авиационных традициях и убеждался, что Гри был прав.

Оказалось, что первый воздухоплавательный кружок организовался в КПИ, когда Королев только родился, – в 1906 году. Его вице-президентом был тогда студент КПИ Викториан Флорианович Бобров, который к 1924 году стал ректором института. В 1909 году профессор КПИ Николай Борисович Делоне, один из талантливых учеников Жуковского, действительно сконструировал с сыновьями балансирный планер – биплан. Он даже выпустил тоненькую книжку «Как построить дешевый и легкий планер и научиться летать на нем». Делоне был заворожен публичной лекцией Николая Егоровича Жуковского, который приехал в Киев осенью 1908 года. Уже полетел самолетик Райт – все только и говорили об отважных братьях, и народу на лекции Жуковского было столько, что в проходах стояли. Лекция прерывалась сухим треском синематографического аппарата, и на белый экран выплывал дирижабль графа Цеппелина, подрагивая, выбегали аэропланы Блерио и Фармана. Были показаны соревнования аэронавтов в Бордо, полет Вильбура Райта, парижский воздухоплавательный парк и другие чудеса. Делоне с сыновьями был не единственным, кого увлекли идеи его учителя. Примерно в те годы строил свои самолеты и Александр Сергеевич Кудашев, «исправляющий должность», как говорили тогда, экстраординарного профессора КПИ по кафедре устойчивости сооружений. Им было создано четыре самолета довольно удачной конструкции с двигателями мощностью 25-50 лошадиных сил. От учителей увлечение воздухоплаванием перешло к ученикам. Собирались группами, вместе конструировали, вместе строили. На покупку моторов и материалов требовались довольно значительные суммы, и, наверное, студентам-авиаторам пришлось бы очень туго, если бы среди энтузиастов не оказалось Федора Былинкина и Игоря Сикорского. Первый был сыном богатого купца, второй – известного киевского профессора-психиатра. Они и раздобыли деньги, организовали на Куреневке специальную мастерскую. Мастерская вскоре окрепла настолько, что даже принимала заказы на постройку самолетов. Былинкин строил самолеты по схеме братьев Райт, а Сикорский, рано угадав свою будущую славу знаменитого конструктора вертолетов, увлекся постройкой геликоптеров, испытания которых прошли неудачно, поскольку машины эти не имели механизма перекоса и органов управления. Бесспорно талантливым конструктором был и третий студент КПИ Василий Иордан, у которого не было богатого папы, но была изобретательная голова и умелые руки. Былинкин и Сикорский построили несколько самолетов собственной конструкции и два самолета БИС (Былинкин, Иордан, Сикорский) – плод совместного труда молодых авиаторов.

Воздухоплавание быстро входило в Киеве в моду. Материальная поддержка авиаторов состоятельными людьми стала признаком хорошего тона, прогрессивных взглядов и деловой смелости. Желая идти «в ногу с эпохой», богатый сахарозаводчик Карпека с гимназических лет поощрял авиационные увлечения своего сына Александра, который построил еще три самолета. Стремясь и здесь не отстать от своего конкурента, самолеты строил и другой сахарозаводчик-миллионер – Терещенко. Чего здесь было больше: искреннего увлечения, ревнивого честолюбия или деловой дальновидности, сказать трудно, но киевский «авиационный бум» 1909-1911 годов все равно с технической точки зрения был явлением наверняка прогрессивным и позволяет говорить о киевской школе авиационных конструкторов. «Этот творческий путь от первых полетов в 1910 году, – писал известный советский историк авиации Шавров, – привел киевских конструкторов через года к созданию невиданных в то время самолетов-гигантов „Русский витязь“ и „Илья Муромец“.

В 1916 году в Киев приезжал Каннинг. Еще в 1893 году калужским гимназистом, он познакомился с Константином Эдуардовичем Циолковским и стал горячим пропагандистом его идей. С 1909 г. Каннинг выступает уже как доверенное лицо великого калужанина, на его визитной карточке значится: «Павел Павлович Каннинг. Ассистент К.Э. Циолковского». Он помогает Циолковскому во многих организационных делах, в которых Константин Эдуардович был человеком довольно беспомощным. Как отмечает Циолковский, только «при материальном содействии П.П. Каннинга» ему удалось запатентовать свои изобретения в России, Германии, Франции, Бельгии, Австрии, Италии, Англии, Швеции и Соединенных Штатах Америки. В Киев Каннинг привез модели дирижаблей Циолковского и прочел студентам КПИ лекцию о металлическом аэростате. Тогда же студента Федорова избрали представителем Циолковского по делам воздухоплавания в Киеве и он вел с Константином Эдуардовичем деловую переписку.