Пусть установят большие налоги на содержание ливрейных слуг, на экипажи, зеркала, люстры и гарнитуры мебели, на дорогие материи и на золотое шитье, на дворы и сады при особняках, на всякого рода зрелища, на профессии таких бездельников, как шуты, певцы, скоморохи, одним словом, на всю эту массу предметов роскоши, забавы и праздности, которые всем бросаются в глаза и тем менее могут быть скрыты от нас, что единственное их назначение в том и состоит, чтобы себя показывать, и которые были бы бесполезны, если бы не были на виду. И пусть не страшатся того, что подобный доход носил бы произвольный характер, поскольку он относится к предметам не первой необходимости. Полагать, что люди, единожды соблазнившись роскошью, смогут когда-либо от нее отказаться, значит плохо знать людей: они скорее сто раз откажутся от необходимого и предпочтут умереть от голода, чем от стыда. Увеличение трат будет лишь новым основанием к тому, чтобы продолжать эти траты, когда тщеславное желание казаться богатым обратит на пользу себе и цену вещи, и расходы на уплату налога. До тех пор, пока будут на свете богатые, они захотят отличаться от бедных, и Государство сможет создать себе доход менее всего обременяющий и более всего надежный, только лишь основываясь на этом различии.
По той же причине промышленности никак не придется страдать от такого экономического порядка, который обогатил бы финансы, оживил сельское хозяйство, облегчив бремя земледельца, и привел бы незаметно все состояния к тому среднему достатку, который составляет подлинную силу Государства. Могло бы случиться, я это признаю, что налоги способствовали бы более скорому исчезновению некоторых мод, но это означало бы только, что они заменяются другими, и от этого работник бы выиграл, а казна ничего бы не потеряла. Одним словом, предположим, что дух Правления состоит в том, чтобы подати всегда имели основою избыток богатств - тогда произойдет одно из двух: либо богатые откажутся от своих избыточных трат и будут совершать траты лишь полезные, которые вновь обратятся в пользу Государства, и тогда распределение налогов сделает то, к чему приводят лучшие законы против роскоши - расходы Государства неизбежно уменьшатся вместе с расходами частных лиц, и казна, таким образом, не потеряет от того, что получит меньше, так как расходование денег уменьшится еще значительнее; либо, если богатые нисколько не уменьшат свою расточительность, то казна получит из суммы налогов те средства, которые она искала, чтобы удовлетворить подлинные нужды Государства. В первом случае казна обогащается настолько, насколько уменьшаются ее расходы, во втором - она опять-таки обогащается на счет расходов частных лиц не на необходимое.
Добавим ко всему этому еще одно важное различие из области государственного права, которому Правительства, желающие все делать сами, должны были бы уделить большое внимание. Я говорил, что обложение людей и налоги на вещи самой первой необходимости, прямо посягающие на право собственности и, следовательно, на истинное основание политического общества, всегда влекут за собою опасные последствия, если они не устанавливаются с прямого согласия народа или его представителей. Ибо тогда человек вовсе не принужден платить, и его взнос может быть сочтен добровольным, так что особое согласие каждого из плательщиков дополняет общее согласие и даже, в некотором роде, предполагает такое согласие, ибо с какой стати народ будет противиться всякому обложению, которое ложится лишь на тех, кто согласен его платить? Это представляется мне несомненным: все, что не запрещается законами и не противоречит нравам, и может быть запрещено Правительством, - все это Правительством должно быть разрешено путем установления сбора. Если, к примеру, Правительство может запретить пользование каретами, оно может, с еще большим основанием, ввести налог на кареты: средство мудрое и полезное для того, чтобы осудить пользование ими, не приказывая, однако, сие прекратить. Тогда можно смотреть на налог, как на своего рода штраф, доход от которого возмещает то зло, которое этим штрафом наказуется. Кто-нибудь мне возразит, быть может, что так как те, которых Бодэн называет наглецами (87), т. е. те, кто налагают или выдумывают налоги, принадлежат к классу богатых, то они и не подумают освободить остальных от тягот за свой счет и возложить на самих себя это бремя, чтобы облегчить бремя бедняков. Но следует отбросить подобные мысли. Если бы в каждой нации те, кому суверен поручает управление подданными, были по своему положению их врагами, то не стоило бы вообще исследовать, что они должны делать, чтобы сделать их счастливыми.
КОММЕНТАРИИ
Статья эта впервые была напечатана в V томе "Энциклопедии", вышедшем в 1755 г. Отдельным изданием опубликована под названием "Гражданин, или Политическая экономия" в Женеве Дювиларом без согласия Руссо (см. письмо Руссо к Верну от 22.10 1758 г.). Некоторые поправки и дополнения были внесены по рукописи в посмертное издание сочинений 1782 г., осуществленное Дюпейру и Мульту.
В этом издании перевод сделан со сводного текста, изданного Воганом после сверки всех пяти печатных изданий статьи.
Большая часть рукописи хранится в городской библиотеке Невшателя (Швейцария).
Статья дважды переводилась на русский язык - А. М. Лужковым в 1777 г. и В. Медведевым в 1787 г.
1. ...управление домом. - Понятие "экономия", встречающееся у Ксенофонта, было рассмотрено Аристотелем, понимавшим под "ойкос" не просто дом, а хозяйство в более широком смысле, нежели домашнее Взгляды именно этого античного мыслителя оказали значительное влияние на Руссо. Мы имеем, в частности, в виду тот факт, что Аристотель под экономией понимал совокупность непосредственно полезных вещей, т. е. потребительских стоимостей, имеющую, по природе своей, естественные количественные границы, в отличие от "хрематистики" - накопления богатства в виде денег, предела не имеющего, к которому он, в общем, относился отрицательно.
2. ...политической экономией. - Или еще Руссо ее именует "публичной" (publique) и гражданской (civile).
3. См. "Новую Элоизу", где мы находим довольно детальное изображение принципов ведения домашнего хозяйства. О домашних слугах и поденщиках говорит часть IV (письмо Х - Избр. соч., т. II, стр. 377 и сл.), об обязанностях хозяев, об их образе жизни, об управлении своим состоянием часть V (письмо II, стр. 456-485), о воспитании детей - тоже часть V (письмо III, стр. 485-512).
4. Если бы между Государством... - Этот и последующие четыре абзаца повторяются с незначительными отклонениями в тексте первого наброска "Общественного договора" (кн. I, гл. V). Косвенное свидетельство того, что Руссо включил в эту статью отрывок из уже существовавшего первого наброска "Общественного договора".
5. ...самою природой. - Фактически Руссо уже тут близок к точке зрения, выраженной в "Общественном договоре" (кн. I, гл. II), где говорится, что "самое древнее из всех обществ и единственно естественное - это семья".
6. ...тогда как богатство казны. - В первом наброске "Общественного договора" это место выглядит иначе, "богатство государя, далекое от того, чтобы добавлять нечто к благополучию частных лиц, почти всегда стоит им покоя и изобилия". Воган полагает, что этот текст является первоначальным.
7. ...затем из благодарности... - В "Рассуждении о причинах неравенства" и в "Общественном договоре" отрицается вытекающая из признательности детей их обязанность повиноваться отцу после достижения самостоятельности. То, что в данной статье автор придерживается иной, общепринятой точки зрения, может рассматриваться как свидетельство ее более раннего происхождения.
8. ...о рабстве... - Руссо упомянул его, возможно, лишь потому, что Аристотель в той части "Политики" (см. прим. 1), где он рассматривает экономию "домашнюю", рассматривает отношения между хозяином и его рабами (гл. IV-VII).
9. ...очень немного хороших магистратов. - В изданиях 1758 и 1772 гг. эта фраза заканчивается так: "но сомнительно, что за то время, сколько стоит мир, человеческая мудрость создала десять человек, способных править себе подобными". Окончательный текст появился лишь в издании 1782 г..