Поиск
Наполнены голубизной
Воздушные литые чаши —
Оледенелое зедаше,
Где вспыхивает синий зной.
В алмазы убрана земля
И холодеет, как невеста.
Заковано мгновенье жеста:
К луне воздеты тополя.
Плывет гора, как белый конь,
Толпятся строго кипарисы —
До пят серебряные ризы…
Неуловимого не тронь.
Цветет, как лилия, луна
На звездной глубине и черной,
Но красоте неизреченной
Душа моя обречена.
51. Осины. Перевод О. Ивинской
Когда лесную парусину
Раздует ветер в паруса,
Всегда я слушаю: осины
Мне шелестят про чудеса…
И сказки стародавней дали
Меня влекут назад, назад,
Пьяня, как старый цинандали
И центифолий аромат.
Все эти песни перепеты
Давным-давно… Но где и кем?
Колеблется скрещенье веток
На мимолетном ветерке.
Самой судьбы клонится парус
От тяжести ветров и бед.
Но где тебя настигнет старость?
С кем свяжет тягостный обет?
И быль — быльем? И всё сначала?
И эти листья — тлен и дым?..
Но нас ведь время обвенчало —
Принцессу с пажем молодым.
52. Тень поэта. Перевод К. Арсеневой
Памяти Акакия Церетели
Горы скованы тишиною,
Но забрезжил внезапный свет.
Чья-то тень бредет под луною —
Пробудился от сна поэт.
Седина серебром сверкает
Над прекрасным его лицом;
Словно молний огонь мелькает,
Заплетясь вкруг него венцом.
Тучки тянутся цепью сонной
Под круженье светил ночных.
Отзвук поступи утомленной
Долетает в тиши до них.
Горы слышат, как мерным шагом
Нарушается тишина.
Частым шелестом над оврагом
Вздрогнул лес, пробудясь от сна.
Смолкли волны, взметнулось пламя,
Стало тысячью искр цвести.
Или то огневое знамя
Светит призраку на пути?
Стражем, вечной завесой скрытым,
Он — над нами; он — стережет.
Перед образом позабытым
Золотую свечу зажжет.
Не покинет, и отзовется,
И, любовью своей влеком,
Сновидением к нам ворвется,
Мысли радостной ветерком.
Станет думою вдохновенной
Пыл будить в нас, чтоб не угас.
Будь же трижды благословенна,
Тень, встающая в тихий час.
53. Мери. Перевод Б. Ахмадулиной
Венчалась Мери в ночь дождей.
И в ночь дождей я проклял Мери.
Не мог я отворить дверей,
Восставших между мной и ей,
И я поцеловал те двери.
Я знал — там упадают ниц,
Колечком палец награждают.
Послушай! Так кольцуют птиц!
Рабынь так рабством утруждают!
Но я забыл твое лицо!
Твой профиль нежный,
твой дикарский,
Должно быть, темен, как крыльцо
Ненастною порой декабрьской?
И ты, должно быть, на виду
Толпы заботливой и праздной
Проносишь белую фату,
Как будто траур безобразный?
Не хорони меня! Я жив!
Я счастлив! Я любим судьбою!
Как запах приторен, как лжив
Всех роз твоих… Но бог с тобою.
Не ведал, я, что говорю,—
Уже рукою обрученной
И головою обреченной
Она склонилась к алтарю.
И не было на них суда —
На две руки, летящих мимо…
О, как я молод был тогда.
Как стар теперь.
Я шел средь дыма,
Вкруг дома твоего плутал,
Во всякой сомневался вере.
Сто лет прошло. И, как платан,
Стою теперь.
Кто знает, Мери,
Зачем мне показалось вдруг,
Что нищий я? И в эту осень
Я обезумел — перстни с рук
Я поснимал и кинул оземь.
Зачем «Могильщика» я пел?
Зачем средь луж огромных
плавал?
И холод бедственный терпел,
И «Я и ночь» читал и плакал?
А дождик лил всю ночь и лил
Всё утро, и во мгле опасной
Всё плакал я, как старый Лир,
Как бедный Лир, как Лир
прекрасный.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: