И средь лжи, бездушья, зла,
Средь мучительных тревог
Улыбаться ты могла,
Как никто другой не мог!
Чистый свет своей души
Благородной и простой
Раздавала ты в тиши
Тем, кто обделен судьбой.
…Как любила ты размах
Жизни в мире и в бою!
С Марсельезой на устах
Прожила ты жизнь свою.
Были в ней — и сколько раз! —
Зной и стужа, свет и мгла,
Но и в свой последний час
Ты самой собой была…
1922

196. Ветер новшеств. Перевод Е. Квитницкой

Подводит ветви к самому окну —
Ну как не впустишь молодую крону!
Он может в тучи вытолкнуть луну
И только солнца не посмеет тронуть.
Он — ветер новшеств, и его права
Простерлись там, где вымерли туманы.
И вся округа весело жива,
И все поля цветущи и духмяны.
1922

197. Эфемера. («Неустанно, неуклонно мчатся кони от погони…») Перевод Е. Квитницкой

Неустанно, неуклонно мчатся кони от погони.
Я седлал и я треножил синих коней всех времен.
Разве кто во время оно мог догнать Галактиона?
Кто теперь его догонит, если всех быстрее он?..
Синегривый конь горячий, топот мерный, всадник первый.
Кто, когда, какою клячей обогнать меня грозил?
Кто скакал со мною вровень? Я — поэт до нитки нерва.
Разве я хоть каплей крови, хоть кровинкой — не грузин?!
Запорошен и завьюжен, путь мой в небе обнаружен.
Конь ретивый, синегривый дышит ветром перемен.
Он не взмылен, не натружен, не теснит его подпружье.
Город должен быть разрушен, если город — Карфаген!..
Заявляю, что отныне не стоять его твердыне.
Я воздвигну на руине волшебство своей мечты!
Чтоб увидеть, станут люди переваливать пустыни,
Проторяя на верблюде караванные пути.
Состязаний провозвестник, я смотрю из поднебесий.
Победитель мне известен, отвечаю головой:
Посреди стиха — цезура, и молчанье после песен,
И стремглавый конь лазурный на дорожке беговой.
Заболочено, и гнило, и постыло наше горе.
Даже адские горнила все грехи испепелят.
Но, пристрожен и пришпорен от моих фантасмагорий,
Средь небесных плоскогорий конь гарцует не пыля.
Иноходец за границы безграничного стремится.
Грива синяя струится, сила нервная кипит.
Люди, люди блудят, блудят и к нему вздымают лица.
Но напрасно падать ниц им на следы его копыт.
Преисполненная скверны, ночь преступней, чем галерник.
И луна за ней влачится, как чугунное ядро.
Пусть спасенье не случится в этом времени безмерном.
Эфемерно, эфемерно воровское серебро…
Я же сам, по крайней мере, тем богат, в чем разуверен,
И отдам своей химере всё, что видел наяву.
Раздается конский топот с сотворенья до потопа,
И, утопленник утопий, я всплываю и плыву.
Под высоким черным сводом я присвоен преисподней.
Там, где небо раскололось, приближаясь к рубежу,
Прозвучит мой вещий голос, крикнет голос: «Я свободен!»
И ступни свои о полюс я, усталый, остужу.
Как заложник жизни бренной и наследник суверенный,
Я сойду одновременно и с престола и с ума.
В беспредельной этой муке всё нетленное мгновенно,
Но не ты, к седельной луке притороченная тьма.
Окажусь я в храмах дальних, на границах орбитальных,
Там, где листья облетают на летальные цветы.
Вход одним потусторонним в обитаемые тайны
И в укромные хоромы потаенной красоты.
Это пытка, пытка, пытка — бредят синие копыта.
Посреди громов и зарев, истязуемый тоской,
Я безумными глазами наблюдаю состязанье
Лучезарного азарта эфемеры нелюдской.
В стуке дробном, дробном, дробном мир угроблен преогромный,
Ничего не слышно, кроме — кроме грома на века.
Мчатся кони, кони, кони на Вселенском ипподроме,
Мчатся синие фантомы по разомкнутым кругам…
1922

198. Морская эфемера. Перевод Е. Квитницкой

SOS!
SOS!
SOS!
Хаос и его присные,
Пустынники и бедуины вод,
Корабль наш молит о пристани!
«Надежда» — имя его.
Справа по борту — чайка.
Слева — нет чайки.
Спасенья уже не чаем.
Отчаянье.
Но —
Мы хотим причала.
Мы не хотим на дно.
Наши позывные —
Призы́вные:
SOS!
SOS!
SOS!
Насосались пустого ветра.
Где надежда, там вера.
Веселей, братва!
В ад так в ад!
Эй, там, на «Надежде»,
Те же,
В тельняшках!
Наляжем!
Сбиты фок и грот.
Вперед!
Море взмылено во все мили,
Море грабит свои могилы.
Право руля! Веселей!
Вперед, на кладбище кораблей,
Со скоростью сто узлов!
Гляди, недурной улов:
Почти совсем новый
Дредноут…
Доискались капитана Де-Лонга…
Ловко!..
Слушай, акульи дети,
Он ведь был где-то,
Берег,
На горизонте суженный.
Назывался — сушей.
Ма-те-рик.
Черт его подери!
Был, а сейчас где же?
Осталась одна «Надежда».
Смыло с нее пушки,
Оборвало канаты.
Что ж мы ее, старушку,
Не отпоем как надо?!
Не проводим в последний путь?
Слава, слава, слава!
Тонуть так тонуть!
В ад или в рай —
Запевай!
Сколько мы волн объездили,
Ногу держали в стремени.
Сколько скитались вместе мы
С гольфстримами и мальстремами.
Сколько нам всем миражился
Остров, заросший пальмами.
Штормы вздымались кряжами
Горными, многобалльными.
Были мы биты грозами,
Видели страны чуждые.
Сколько подарков розовых
Нам припасли жемчужницы…
Что, скучали во время штиля?
Не ты ли
Не находил себе места?
Просил норд-веста?
Кричал: «Норд-веста
Нам бы!»
Всё теперь.
Амба.
Получили норд-ост.
SOS!
SOS!
SOS!
Вымпел
Вверху, на ветру.
Рому бы выпил,
Да затопило трюм.
Как тогда, после абордажа.
Шевелись, братва, приналяжем!
Кто — плакать?!
Какая салага
Считает пробоины?
В голубое,
В голубое,
В голубое
Сначала — корма, потом — нос.
SOS!
SOS!
SOS!
1922

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: