Я помню утро небывалой глади:
Дыханье затаил, пропал прибой.
В хрустальной синеве,
                         в обширной пади
Едва мерцал тот город голубой.
Я башни угадал сторожевые,
И стены, и размытые дома,
И вглубь спускались улочки кривые,
Где тучей сизой залегала тьма.
Но тайным изволением и чудом
Там жизнь была…
                          Размыты все следы,
И кости камнем стали,
                                 но
                                     под спудом
Бездушного забвенья и беды
Хранится жизнь!
                        О, доставали клады —
Сестерции и драхмы — пусть их, пусть…
Ни золота, ни света мне не надо,
Когда не разделю я
                             эту грусть.
Я всё узнаю у ночного Понта,
Едва луна восточная взойдет, —
Мерцанье неба и мерцанье порта.
Никто не помешает, не спасет.
Где оборвутся странствия Улисса?
Не всё ль равно? Я знаю, что в раю
Я различу с небес огни Тифлиса,
Как ныне — Диоскурию мою.
По звездам — час.
Хотите — с вашим сверьте,
Пробившим двадцать пять веков назад.
Пространство времени,
Пространство смерти
В такую полночь проницает взгляд.
И мне, поэту, ангелу печали,
Вы, погребенные во глубине,
Поведаете то, что завещали,
Что там навеки залегло на дне.
Я одарен счастливою судьбою,
Как та великодушная среда,
Где жизнь от смерти ленточкой прибоя
Отделена…
                Невелика беда!
Так я восславлю света киловатты
И железобетонную пяту
Прогресса…
                  Погодите…
                                  Дело свято:
Мы разрешаем мертвых немоту.
Еще вы слушаете?
                          Берегитесь,
Вы не глядите в море глубоко,
Случайно где-нибудь не оступитесь:
Покажется небольно и легко.
Так было в бурю:
                         звук уединенный
Позвал меня в такую тишину,
Что вмерз в пучину
                            НЕТТЕ наклоненный…
Разбил я море —
Возродил волну!
1927

298. Эпоха родилась и крепла. Перевод Г. Цагарели

Эпоха родилась и крепла,
В гражданских бурях крещена.
Из грома битв, огня и пепла
Пришла в смятенный мир она.
О боль последнего крушенья!
Мы не забыли ничего.
Мы помним дым уничтоженья
И воскресенья торжество.
Зима, а после — наводненье,
Подземный гул колеблет Крым,
И засухи ожесточенье
Мы на земле грузинской зрим.
Опять мечи кует Европа,
Хоть не снята повязка с ран,
И вот для нового потопа
Незримо зреет ураган.
Ужель не помнят джентльмены,
Как, бросив горны, новый класс
Поход пришельцев дерзновенный
Отбил и честь народа спас?
Ужель так скоро позабыли,
Что нам в беде неведом страх?
О, дни бескрылых эскадрилий,
О, холод в брошенных цехах!
Призывы радио к спасенью
В года, грозившие бедой,
Народ, сражавшийся под сенью
Знамен, украшенных звездой!..
Во прахе край опустошенный,
Но молоты звенят уже.
И слышен шаг революцьонный
На перепаханной меже.
Мы невозможного не знали,
Без жалоб тяготы несли,
Свернув с пути, на перевале
Порой тропой обходной шли.
И дом, воздвигнутый руками
Бойцов, уже предстал глазам,
Хотя порой не каждый камень
Ложился, как хотелось нам.
Еще вокруг немало щепок
И бревен, годных лишь на слом.
Но остов дома прям и крепок,
Хоть много рухляди кругом.
Еще шагать у стен не просто,
Еще лесами скрыта даль,
Но дом растет, стремится к звездам,
И труд с бетоном вяжет сталь.
А человек, как дерзкий зодчий,
Разметив заново года,
Провидит всё ясней и зорче
Торжественный венец труда —
Страды великой завершенье,
Воспламеняющее взор,
И недругам наперекор —
Отечества преображенье.
Свод неба, солнцем озаренный,
Сверканье солнечных палат,
Мир, от цепей освобожденный,
И новый лад.
<1928>

299. «Когда по вечерам…» Перевод Н. Тихонова

Когда по вечерам
Мтацминдский ветер дует,
Я радость, как вчера,
На улице найду ли?

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: