Удалов задумался глубоко и, как всегда, не вовремя. Пока он витал в облаках, погибла и Галочка - чего и следовало ожидать. А из-за окна донеслись крики. Те, кто был ближе к окну и смог выглянуть наружу, сообщили, что могучий слон превратился в серую шкуру. И ребятишки начали было кромсать шкуру и растаскивать по домам, но тут из-за угла выскочили люди в черных чулках и унесли шкуру слона в свой танк, который стоял в кустах.

«Ну что ж», - вздохнул Удалов, стараясь не слушать страшные крики и причитания толпы. Он решил увести рыдающего Мишу Стендаля, который только что потерял смысл жизни…

Он сделал шаг к нему и даже протянул руку, но сказать ничего не успел…

– О боже! - раздался чей-то возглас. Но возгласом не остановишь неизбежности…

Миша Стендаль начал съеживаться, уменьшаться, и через несколько секунд обнаружилось, что Удалов смотрит на лежащий возле его ног вполне приличный черный костюм, рубашку, галстук… Десантники из окружения президента уже прибежали с лопаткой и ванной-носилками для переноски сильно кровоточащих тел. На эти носилки они положили тела Миши, Гаврилова и бритого жениха - из чего следовало, что, пока Удалов глазел на гибель Миши Стендаля, остальные женихи растворились тоже.

– Это выше моего понимания, - сказал Удалов. - Куда выше.

Вокруг выли, кричали, ругались, требовали прокурора и намеревались жаловаться в газету.

Удалов же пробился к Минцу, который как раз кончил снимать свой фильм. Он засунул камеру в сумку, что висела на плече, и пошел к президенту, который тоже закончил съемки и отступал, пробиваясь сквозь толпу, к выходу. Путь ему прокладывали могучие десантники с носилками-ваннами, в которых было на удивление мало жидкости - лишь пустые оболочки молодоженов.

А когда все они вышли на улицу, то Удалов увидел, что и оболочки людей исчезли, словно испарились. И хоть президент и приказал взять на анализ одежду погибших, ясно было, что он не надеется научно поживиться.

– Пленку отдашь? - спросил президент, когда они уже стояли вне толпы под августовским нежгучим солнцем.

– Сам просмотрю сначала, - сказал Минц.

– Только копий не снимать, - велел президент.

– Ты думаешь, что все забудут?

– Завтра забудут.

– А предметы?

Президент поднял бровь.

Минц смущенно улыбнулся.

– Извини, старческий маразм, - сказал он.

– Но проверить не мешает. Я сейчас пошлю людей по всем адресам. Всех, кто побывал в будущем, мы зафиксировали, ввели в компьютер, теперь они и шагу не сделают… Впрочем, я не сомневаюсь, что предметов и покупок из будущего уже нет, не существует, они растворились в воздухе.

– И ты не боишься, что в нас вживили жучки, что нас отравили вирусом шпионажа?.. - спросил Минц.

– Не нужны ваши души и головы, никому вы не нужны, паршивые гуслярцы! - закричал тут президент, как человек, глубоко разочарованный в собеседнике, а может быть - в деле, которому посвятил слишком много сил.

Прокричав последнюю фразу, президент полез в джип «Чероки» и сел рядом с шофером.

– Погоди! - позвал его Минц. - Ты же собирался довезти нас до дома. А я тебя чаем напою.

Президент перегнулся назад и открыл дверцу.

– Чаи я с тобой распивать не намерен, - сказал он, - а до дома довезу.

Джип рванул с места.

– Толя, - сказал Минц, - когда тебя будут допрашивать на Совете безопасности, когда тебя возьмет за жабры военно-промышленный комплекс за то, что ты упустил такой рынок сбыта гранатометов, скажи им, что мы для них померли! Понимаешь, сто лет как померли вместе с нашими гранатометами!

– Что ты понимаешь! - в сердцах ответил президент.

И в это мгновение джип замер у дома № 16.

Минц отдал президенту камеру и кассету.

– Не буду я смотреть, - сказал он. - Потому что знаю, что это все пропаганда. Агитация и пропаганда!

Минц захохотал.

Джип уже помчался дальше, к столице, к большим делам. За ним, показавшись на мгновение из тучи пыли, вылетел танк сопровождения и скрылся из глаз.

– С наукой покончено, - сказал Минц. - Осталась лишь человеческая трагедия. Скоро домой вернется мать Гаврилова…

– Какая ужасная смерть! - сказал Удалов.

Он последовал за Минцем к нему. Не хотелось идти домой и отвечать на вопросы Ксении. Все равно хорошим все это уже не кончится.

– Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, - сказал Минц, словно подслушав мысли Удалова.

– Нельзя быть таким жестоким, - упрекнул друга Удалов. - Дети погибли, молодые мужчины… на пороге семейного счастья.

– Да? - Минц поставил на плиту чайник. - Мне Толя чудесный жасминовый чай из Москвы привез. Наконец-то побалуемся.

– Я к тебе зашел не чай пить…

– А объяснение получить? Как доктор Ватсон от Шерлока Холмса?

– Толстоват ты для Шерлока Холмса, - упрекнул Минца Удалов.

– И лысоват, и староват. Но свое дело еще знаю. И отправлялся в будущее со своей теорией, которая там получила замечательное подтверждение. Конечно, печальное, конечно, пессимистическое - но разве история не пессимистична, разве она нас не учит тому, что люди ничему не учатся?

– С какой еще теорией?

– Что требуется путешественнику во времени? Если он едет из прошлого в будущее - достижения человеческого ума, вещи, предметы, радости жизни, которые в конце концов обернутся не радостями, а испытаниями, если залезут в жалкую цивилизацию, подобную нашей. А если он отправился из будущего в прошлое?

– Я знаю, - сказал Удалов, - я думал. Им нужны естественные предметы, шелк и хлопок, янтарь и огурцы, мед и кедровые орешки - они истратили все, что есть на Земле, и теперь тоскуют.

– А тебе не кажется, что это наша вина? Что это мы истратили то, что есть на Земле, а внукам оставили только озоновые дыры и необходимость всюду ходить в широких шляпах и плащах, чтобы меньше подвергаться действию космических лучей?

Удалов отставил чашку с кофе.

– Ты хочешь сказать, - испугался он, - что они нам так мстили за погубленные леса и нивы, отравленные реки и испоганенный воздух?

– Корнелий, не говори красиво, - отмахнулся Минц. - Какого черта внуки будут мстить дедушкам? Истреблять их?

– Вот именно! Они нас начали истреблять.

– Не мели чепухи. Еще на кладбище я задумался, а как же наши мальчики женятся на ихних красотках? Ведь им суждено было жениться на наших современницах?