очередная глава, где автор создает все условия для драки, столь необходимо й любому сюжету, с одной стороны, и всякому читателю, с другой, но драка, тем не менее, не происходит

…Отодвигался, отодвигался, отодвигался, все дальше и дальше уплывал, терялся в переплетении воздушных коридоров Астрономический Сектор. Фант стоял на носу магнитохода и злобно изучал опухший палец. Тот одеревенел и никак не хотел сгибаться. Под Фантом проплывали скучные плиты металлопластовой облицовки. Ах, как хотелось бы, чтобы это был не магнитоход, а морской лайнер, и путешествовали бы они не по Орпосу, а по Средиземному морю, и вокруг была не гигантская металлопластовая труба, освещенная мягким гафниевым сиянием, а безбрежный морской простор… Фант напряг воображение. Внизу родилась пенная струя отваливаемой теплоходом воды. Бурун вздымался из-под носа, приникал к скуле судна и только потом выворачивался наизнанку, опадая.

Фант перегнулся через борт, разглядывая красивый изгиб волны. В тот момент, когда вода тонким листом скользила по корпусу, она казалась совершенно прозрачной, безо всякого признака какого-либо оттенка,— даже хрустальной, и было весьма странно, что из этой бесцветности рождается чудная синяя зелень морской равнины. Или: было очень чудну, что из странной зеленой синевы морской равнины рождается эта бесцветность. Именно так — с двух сторон — Фант прокрутил в голове возникшую мысль, но ни к какому выводу не пришел. Придумал только, что цветовое восприятие обязательно ассоциируется с вкусовыми ощущениями: вода вдали от корабля обязательно вызывала в памяти соленость; бурун внизу — своей неокрашенностью — начисто отрицал всякий вкус и на вид был пресным. Проверить, так это или нет, никто не умел.

Видение исчезло. Фант еще раз посмотрел на палец, плюнул вниз и прошел на кормовую палубу. Там, на длинной лавке, очень похожей на скамейку в провинциальном кинозале, сидела, закрыв глаза, Иоланта. Напомним, что протеиновый хлеб с растительной колбасой, проглоченные в «Живописном Уголке», давно отошли в область преданий, а Астрономический Сектор так и не накормил наших героев. Поэтому их пустые желудки заявляли решительный протест — каждый по своему внутреннему каналу: в голове Иоланты пылал голодный костер новой мигрени, в сердце Фанта тлели угли голодного раздражения. Проходя мимо Иоланты, Фант хотел было как-то успокоить ее, сказать что-либо сочувственное: мол, все нормально, вот только доберемся до АЦОПа, а там и рестораны, и кафе тебе, и вакуум-туннель,— фьюи-и-ить — вот мы уже и дома,— но… по чернеющим уголькам пробежали язычки пламени, и он промолчал.

В поисках утешения Фант вспомнил о компьютере. Впереди — час спокойного полета. Самое время забыть о передрягах, настроиться на творчество и, затянув туже ремень, написать кусок текста.

Фант включил комп и, подумав немного, пробежал по клавиатуре: «7. Рассужде…» В деревянном пальце искрой метнулась боль. Рука дрогнула. Первое слово, оставшись без окончания, было сопровождено устной непечатной фразой. Некая чуткая на ухо мамаша, пустив в Фанта негодующий взор, перевела своего отпрыска к другому борту. Фант искренне огорчился своей несдержанностью, но довел дело до конца: действуя одним пальцем, он вогнал в память компа несколько забористых фиоритур матерного происхождения и на том успокоился. После чего вернулся к Иоланте и уселся рядом.

Вспышка гнева прошла, можно было вдумчиво поработать.

Внезапно заговорило корабельное радио.

— Внимание! Внимание! — раздался зычный голос— Кратковременная остановка. Непредвиденные флуктуации магнитного поля. Как только поле восстановится, магнитоход продолжит движение.

— Ну вот, застряли,— беззлобно проворчал Фант. Остановка была ему на руку: он уже настроился писать.

Магнитоход мягко опустился на металлопластик.

Фант ударил по клавиатуре компа. Указательный палец он берег, но все же доставалось персту крепко. Фант лишь ойкал и с шипением втягивал сквозь зубы воздух.

(Я избавлю читателей от долгих описаний: как наш герой задумывался, и как подбирал слова, и каким образом — случайно или нет — подбирались цитаты к тексту. Важен конечный результат. Как говорили в седой древности, употребляя аорист: «Еже писах — писах».)

7. Рассуждения о том, что есть история, сильно захватили меня. Я придумал игру: подходил к книжной полке с исторической литературой и наугад тыкал пальцем в корешок. Затем вытаскивал книгу, заглядывал в указатель, находил слово «история» и раскрывал на нужной странице.

Потом зачитывал найденные строки Анфисе вслух.

Вот, например: В. О. Ключевский, работа «К. Н. Бестужев-Рюмин».

(Фант действовал обратным методом. Он набирал слово «история», Добавлял к нему код «големического» поиска справочных данных, а затем нажимал кнопку выборочного «перелистывания». Вот и сейчас на индикаторе карманного компа возникла та же строка: В. О. Ключевский — К. Н. Бестужев-Рюмин. II Русская история К. Бестужева-Рюмина (СПб. 1872, [т.1]) [около 1872]ОРФ ИИ, ф. 4, оп. 1, д. 181, л. 5—9).

«История есть народное самосознание,— начал я читать,— то есть она прежде всего наука, ведущая к народному самосознанию, как медицина есть если не самое здоровье, то по крайней мере наука, помогающая быть здоровым».

— Ты вдумайся, Анфисушка, до чего хорошо сказано.

Мои слова повисли в воздухе — Анфиса не из тех людей, которые легко увлекаются чужим восторгом.

— Для того чтобы стать здоровым, надо знать анамнез. А его от нас чаще всего и скрывают. Есть только одно лекарство, способное оздоровить народное самосознание,— правда, полная и без прикрас.

— Ну, Анфисочка, так мы далеко зайдем,— попытался урезонить я эту непримиримую женщину.— Бывают случаи, когда лучше всего умолчать.

— Никогда,— Анфиса даже задохнулась от ярости.— Никогда утаивание не служило добру. Если историческая ложь… Я имею в виду не ложь Булгарина, Пикуля, Белова или Спинникова, а ложь фальсифицированного документа… Так вот, если историческая ложь — это рак, разъедающий национальную совесть, то умолчание сродни инфаркту — омертвлению тканей. В нашей отечественной истории инфаркт поражал то сердце нации, то ее легкие, то кроветворные органы, и общество десятилетиями восстанавливало потом утраченные функции — до нового инфаркта. Видишь, куда завел нас твой Василий Осипович с его медицинскими аналогиями. Кстати, в каком году это было написано?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: