А между тем ведь ему тоже надо жить и перед ним тоже открывается соблазнительная и выгодная стезя журналистики. Стоит лишь презреть свои идеалы и предпочесть выгоду, успех, деньги и власть. Либо пойти на самоотверженное служение идеалу справедливости, интересам Франции и ее народа, либо на эгоистическое отречение от них. И он не колеблется ни минуты, хотя жизнь не предлагает ему ничего, кроме однообразного и скучного занятия учителя. Однако судьба готовит Огюсту неожиданный подарок. Среди воспитанниц пансиона, с которыми он ведет занятия, девочка одиннадцати лет Сюзанна-Амелия Серр. Ее отец Антуан Серр — архитектор и смотритель королевских дворцов Тюильри и Лувра. Однажды мать ученицы обращается к молодому преподавателю по поводу учебы дочери. Бланки своей сдержанностью и умом вызывает интерес и уважение. Тем более что в беседе выясняется общая неприязнь собеседников к Бурбонам. И мадам Серр предлагает Огюсту давать частные дополнительные уроки ее дочери. Теперь Бланки регулярно посещает богатую квартиру, окна которой выходят на великолепную Королевскую площадь. Юная Амелия всегда рада приходу преподавателя, и занятия доставляют ей нескрываемое удовольствие. Девочка выглядит старше своих лет; это уже очень юная очаровательная женщина. Мать замечает необычное волнение и радость дочери при каждом появлении молчаливого п сурового педагога, который ростом не выше своей еще подрастающей ученицы. Так зарождается чувство, неведомое Бланки, который и не подозревает, что встретил свою судьбу. Но потребуется еще немало времени, чтобы он понял это.

А пока он влачит унылое существование учителя. Его жалованье позволяет ему лишь не впадать в полную нищету. И хотя никакое богатство, роскошь, деньги не манят его, все же приходится думать об удовлетворении своих самых насущных нужд. Поэтому он принимает предложение занять место преподавателя и воспитателя сына одного генерала, живущего невдалеке от Тулузы в замке Бланьяк.

Бланки уже знаком с одним замком. Это Гранмон, владение матери, которое давно символизирует бедность, тогда как Бланьяк, построенный на высокой скале над рекой Гаронной, воплощает прочное богатство. Здесь все дышит солидностью, величием веков, властью феодальной знати. Генерал Кампан, бывший доброволец 1792 года, сделал карьеру под знаменами Наполеона, которому он, впрочем, охотно изменил и принял сторону Бурбонов. В дни разгула белого террора он голосовал за казнь знаменитого маршала Нея. Но угрызения совести не тревожат его, и генерал ведет жизнь в довольстве; он позволяет себе роскошь быть хлебосольным хозяином, он добр с крестьянами и даже открыл им доступ в свой великолепный парк, заложенный строителем Версаля Ленотром, но переделанный на английский манер.

Бланки терпеливо выслушивает неторопливые рассказы генерала о его боевой карьере. Молчаливый учитель — идеальный собеседник для любящего поговорить генерала: ш умслт внимательно слушать, не произнося нп слова. Одно озадачивает старого вояку: Бланки совершенно чужд радостям жизни, которыми наслаждается генерал. У него всегда богатый и обильный стол ломится от множества искусно приготовленных блюд из мяса и дичи. Здесь отдают должное обширному винному погребу теяерала. Батарея бутылок служит непременным украшением стола. Но, к изумлению завзятого гурмана, Бланки всегда отодвигает свой бокал, когда к нему наклоняют бутылку. Он не пьет ничего, кроме воды и молока. А жирные, острые, пряные блюда, достойные Пантагрюэля, вызывают у него с трудом скрываемое отвращение. Его желудок не переносит ни жареного, ни отварного мяса, ни дичи. Только овощи, только салат. И при этом без масла, без уксуса, без соли, без перца. Такой образ жизни Бланки сохранит на всю жизнь, и всегда будет удивлять своей необычайной физической выносливостью,' хотя он всю жизнь и питался одними овощами. И другая странность: пристрастие к свежему холодному воздуху. Окно в его комнате не закрывается ночью даже зимой. Бланки не терпит жарко натопленного помещения, и печи у него всегда холодные. Часто зимой снег заносит его тонкое одеяло, не пробуждая спящего Бланки.

Во всем этом нет и тени претенциозного оригинальничанья. Таковы потребности его природы. Генерал доволен молчаливым, пунктуальным наставником своего сына, и Бланки оставит о себе наилучшее впечатление. Даже спустя двадцать лет генерал будет интересоваться его судьбой.

Но удовлетворен ли сам Бланки этой спокойной, размеренной жизнью с необременительными уроками, которые он дает генеральскому сыну, с длительными прогулками по живописным окрестностям Бланьяка, с выслушиванием долгих монологов генерала? К тому же за все это он получает неплохое денежное вознаграждение. Но разве такая жизнь нужна Бланки, разве это способно наполнить его существование? Конечно, нет, и незаметно для окружающих его людей происходит незримая, но напряженная работа ума и созревание чувств тем более сильных, чем менее они заметны со стороны. Бланки получает частую и увесистую почту из Парижа, состоящую в основном из тяжелых пачек книг. Он внимательно, тщательно читает парижские газеты и особенно редкие, но длинные, подробные письма друзей.

В сентябре 1824 года умер король Людовик XVIII. Он царствовал как умел, то есть бездарно. Однако у него все же хватало ума, чтобы понимать невозможность полного восстановления старого дореволюционного порядка, и по мере сил он пытался сдерживать ярость ультрароялистов. Правда, в последние годы король все больше предоставлял дела на их усмотрение, хотя и чувствовал, что династия Бурбонов основана на зыбучем песке растущего недовольства. Он видел тревожные признаки крушения и, умирая, сказал своему брату графу д’Артуа, готовившемуся занять престол, указывая на маленького герцога Бордосского: «Поберегите корону этого ребенка...»

Воцарение Карла X было торжеством ультрароялистов. Ведь новый монарх сам называл себя королем эмигрантов и говорил с гордостью, что не изменил своих убеждений с 1780 года. Он не хотел замечать того, что Франция за это время в корне изменилась. Всем своим поведением, начиная с коронации в Реймсе по средневековому обряду, он демонстрировал намерение восстановить полное всевластье трона и алтаря. Поповская партия, Конгрегация поднимают голову и наглеют. Один за другим следуют драконовские законы и другие меры, которые углубляют пропасть между монархией и Францией. Особенно возмутил всю Францию, за исключением роялистов, закон об ассигновании миллиарда франков на «компенсацию» аристократам-эмигрантам. Нация таким образом вынуждена была взять на себя тяжелое бремя, чтобы оплатить жестокую борьбу, которую вели эмигранты против Франции после революции. Вознаграждение за враждебную деятельность против них французы с полным основанием приравнивали к контрибуции в пользу иностранных захватчиков.

Подобными мерами Бурбоны все глубже копали собственную могилу. Особенно ожесточенная борьба развернулась из-за так называемого «закона справедливости и любви». «Справедливость» сводилась к тому, чтобы с помощью многочисленных ограничений сделать невозможным издание газет, книг, журналов, брошюр, в которых выражалась хотя бы малейшая критика роялистов и клерикалов. Суровые кары предусматривались даже не за прямые оппозиционные высказывания, но за проявление трудно поддающейся точному онределенню «тенденциозности». Во имя любви хотели окончательно заткнуть рот любой оппозиции, любому проявлению самостоятельной мысли.

В палате депутатов представитель либеральной оппозиции Ройе-Коллар так определил смысл и цель нового закона о печати: «Не будет больше ни писателей, ни владельцев типографий, ни газет — таков предстоящий нам режим печати. По сокровенной мысли авторов этого закона выходит, что в великий день сотворения мира была допущена неосмотрительность, выразившаяся в том, что человек, единственный во всей вселенной, вышел из рук творца свободным и разумным существом, отчего и произошло все зло и все заблуждения. И вот появляется более высокая мудрость, которая берется исправить эту ошибку провидения, ограничить его неблагоразумные дары и оказать премудро оскопленному человечеству услугу в том смысле, чтобы привести его в состояние блаженного неведения животных».