Семейное поместье герцога Бранкастера располагалось среди болот на расстоянии нескольких миль от Чаттериса. Дом выглядел так же непривлекательно, как и окружающая местность, и поскольку его светлость находился в стесненных обстоятельствах благодаря сильной склонности к азартным играм, в доме можно было заметить немало признаков небрежения. Теоретически дом вела старшая дочь его светлости, но так как его сыну и наследнику, лорду Видмору, было выгоднее жить вместе с женой и растущей семьей под отцовской крышей, в сущности положение леди Эстер было немногим лучше ничтожного. Когда несколько лет назад умерла ее мама, люди, не очень хорошо знакомые с герцогом, считали удачей, что в конце концов она осталась неустроенной. Оптимисты говорили, что она сможет утешить убитого горем отца и занять место матери в качестве хозяйки Бранкастер Парка и дома на Грин-стрит. Но поскольку герцог недолюбливал свою жену, он ни в коей мере не горевал о ее смерти; так как он предвкушал безмятежную одинокую жизнь, то относился к своей старшей дочери не как к утешению, а как к обузе. Действительно, можно было слышать, когда он бывал в подпитии, что ему живется ничуть не лучше, чем прежде. Чувства, когда, придя в себя от кратковременного остолбенения, он обнаружил что сэр Гарет Ладлоу действительно просит позволения жениться на его дочери, почти переполнили его. Он оставил всякую надежу видеть ее в респектабельном браке: то, что она может совершить блестящую партию, никогда ни на мгновение не приходило ему в голову. Нежелательное подозрение, что сэр Гарет, должно быть, слегка не в себе, пришло ему в голову, но в манерах и внешности сэра Гарета не было ничего, что могло быть хоть слегка расцветить это предположение, и он отказался от него. Он напрямик сказал:

– Что ж, я был бы очень рад выдать ее за вас, но лучше предупрежу сразу, что ее приданое невелико. В сущности, мне будет довольно трудно набрать хоть что-нибудь.

– Это несущественно, – отвечал сэр Гарет. – Если леди Эстер окажет мне честь и примет мое предложение, я, конечно, оформлю брачное соглашение, которое наши поверенные сочтут подходящим.

Сильно тронутый этими прекрасными словами, герцог дал сэру Гарету свое благословение, пригласил его в Бранкастер Парк на следующей неделе, а сам аннулировал три увлекательных дела и на следующий же день выехал из Лондона, чтобы подготовить дочь к особенному везению, которое почти уже выпало на ее долю. Леди Эстер удивилась его неожиданному приезду, так как предполагала, что он вот-вот уедет в Брайтон. Он принадлежал к окружению принца-регента, и в летние месяцы его в основном можно было найти или проживающим в гостинице на Стейне, или в самом Павильоне, где приятнейшим для него занятием было участие во всех самых дорогостоящих затеях его царственного друга и игра в вист с исключительно высокими ставками с братом его царственного друга, герцогом Йоркским. То Женское общество, которое он искал в Брайтоне, Никогда не включало ни его жены, ни его дочери. Поэтому по окончании сезона в Лондоне леди Эстер переехала вместе с братом и невесткой в Кембриджшир, откуда в свое время она собиралась нанести серию ежегодных и очень скучных визитов к различным членам своей семьи. Любезный родитель, сообщив ей о том, что в дом предков, несмотря на большие неудобства, его привела отцовская забота о ее благополучии, в виде предисловия к неожиданному сообщению, которое он собирался сделать, выразил надежду, что она слегка наведет на себя блеск, поскольку не подобает ей принимать гостей в старом платье и цветастой шали.

– О Боже! – сказала Эстер. – У нас будут гости? – Она сосредоточила свой слегка близорукий взгляд на герцоге и произнесла скорее со смирением, чем с беспокойством в голосе: – Я надеюсь, никто из тех, кто мне особенно не нравится, папа?

– Ничего подобного! – ответил он с раздражением. – Клянусь душой, Эстер, ты выведешь из терпения и святого! Позволь мне сообщить тебе, моя девочка, что сэра Гарета Ладлоу мы будем принимать здесь на следующей неделе, и если ты его недолюбливаешь, ты, должно быть, не в своем уме! Она как-то отвлеченно поправляла презренную шаль на своих плечах, словно, переместив поношенные складки, можно было сделать ее менее нежелательной для отца, но при этих словах опустила руки и спросила:

– Сэр Гарет Ладлоу, сэр?

– О, еще бы ты не выпялила глаза! – сказал герцог. – Полагаю, ты выпялишь их еще больше, когда я сообщу тебе, зачем он приезжает!

– Я думаю, вполне возможно; что так и будет, – согласилась она задумчиво, – потому что я и представить себе не могу, что может привести его сюда или как его следует развлекать в такое время года.

– Не думай об этом! Он приезжает, Эстер, чтобы сделать тебе предложение!

– О, вот как? – сказала она рассеянно, мгновение подумав. – Не хочет ли он, чтобы я продала ему одного из щенков Юноны? Странно, что он не сказал мне об этом, когда мы встретились в городе на днях. Ему бы не понадобилось ехать так далеко, если он, конечно, не захочет сначала посмотреть на щенка.

– Ради бога, девочка! – взорвался герцог. – На какого дьявола Ладлоу нужен один из твоих несчастных псов?

– Правда, для меня это совершенная загадка, – произнесла она, вопросительно глядя на отца.

– Бумажная голова! – уничтожающе изрек его светлость. – Будь проклят, если знаю, зачем ты ему. Он приезжает, чтобы просить твоей руки! Она сидела, молча глядя на него, сначала весьма бледная, потом вспыхнула и отвернулась.

– Папа, умоляю!.. Если ты забавляешься, то это недобрая шутка!

– Конечно, я не шучу! – ответил он. – Хотя меня не удивляет, что ты так можешь подумать. Могу тебе признаться, Эстер, когда он огорошил меня, что просит моего позволения обратиться к тебе, я подумал, или это он свихнулся, или я.

– Может быть, оба? – сказала она, стараясь найти тон полегче.

– Нет, нет, ничего подобного! Но то, что он заинтересовался тобой, когда, осмелюсь сказать, имеется дюжина юбок, старающихся привлечь его внимание, и каждая из них такого же хорошего происхождения, как и ты! Кроме того, моложе и вдобавок чертовски красивее – ну, я в жизни не был так ошарашен!

– Этого не может быть. Сэр Гарет никогда мною не интересовался. Даже когда я была молодой и, по-моему, вполне хорошенькой, – сказала Эстер с намеком на улыбку.

– О, конечно, нет! Тогда – нет! – произнес его светлость. – Ты была вполне хороша, но не могла же ты ожидать, что он будет смотреть на тебя, когда была жива крошка Линкомб.

– Нет, он не смотрел на меня, – согласилась она.

– Ну, ну! – примирительно произнес герцог. – Они все под ее дудку плясали. Во всяком случае, он никогда ни разу не взглянул на любую другую девушку. И я решил, что именно поэтому он делает предложение тебе. – Он увидел, что она выглядит озадаченной, и сказал слегка нетерпеливо: – Ну, ну, не будь такой, девочка. Это очевидно, как рыбья кость, что Ладлоу нужна спокойная, воспитанная женщина, которая не станет забивать себе голову романтической чепухой или ожидать от него взрыва страстей. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что он поступает как разумный человек. Если он все еще страдает по Клариссе Линкомб, ему совсем не подобает делать предложение какому-нибудь совершенству, которое будет ожидать, что он станет вечно преклоняться перед ним, сжигаемый яростью своих эмоций или всякими такими страстями. В то же время жениться – это его долг, и можешь не сомневаться, что он решился на это, когда его брат погиб в Испании. Ладно, я не постесняюсь сказать, что никогда не думал, что на тебя свалится такая удача, – Эстер! Подумать только, что ты сделаешь лучшую партию из всех своих сестер, да еще в твоем возрасте! Это выше всякого воображения!

– Превыше чего-либо – о, превыше чего-либо! – сказала она странным голосом. – И он едет сюда с вашего согласия! Не могли ли вы прежде спросить меня о моих чувствах? Я не хочу этой великолепной партии, папа. Он смотрел, словно не мог поверить своим ушам.