— Запиши, — торжественно попросил Павел. — Втройне, целых сорок пять очков. И две ограды.

— Он готов выиграть! — предупреждающе и с возмущением обратила наше внимание Баська.

— И что, сейчас его за это убить или попозже? — ядовито спросила Ева и собрала этот малый стрит.

— Попозже, пусть ещё немного поиграет.

Если нужно, я бы сама его укусила, да слишком далеко сижу.

Ева бросила.

— Три шестёрки, единица и двойка. Тройка у меня уже есть?.. А как со штрафами? Ничего? Тогда запиши шестёрки как есть. И две ограды.

Тадеуш вписал крестик в соответствующую рубрику, потому что эти верхние шестёрки выпали у Евы с первого раза. Три, как и следует. У неё ещё не было ни одного минуса. Васька бросила довольно тихо и получила две шестёрки, две единицы и двойку.

— Есть у меня пара? Нет? Прекрасно, запиши пару и две ограды.

— Я бы тоже хотела пару, — грустно вздохнула я, бросая. — А фиг. Хотя нет, пара-то у меня есть. А тут что? Один, четыре. Шесть, три, три… Троек у меня нет? Ну так запиши, две штуки. У Павла минус семь, так что и мне можно.

И ещё ограды.

Тадеуш вдруг счёл, что борьба с законами физики приносит ему везение, и снова нацелился ручкой в полочку под лампой. Полочка была стеклянной и к тому же, видимо, несколько неровной, потому что круглая ручка не хотела лежать на ней ни в каком положении, разве что катилась то быстрее, то медленнее. Я вскочила со стула, понеслась в кухню и принесла корытце из пенопласта, сохранившееся от какого-то съедобного продукта. Корытце я положила на полочку.

— На. Из двух зол легче бороться с законами физики, чем с тобой. Клади её теперь как хочешь.

— Это не то же самое, — запротестовал Тадеуш, но на корытце согласился и взял кости.

Выпали ему две шестёрки и какая-то мелочь.

Он записал себе пару, не зная, считать ли это добрым знаком или же совсем наоборот. Павел приступил к потряхиванию.

— Шесть, шесть, два, два… Ладно, пусть будет пара.

— Я человек упрямый, — внезапно проинформировала нас Ева. — Не хочу иметь минусов.

— Дай тебе бог здоровья, интересно, на сколько тебе этих оград хватит…

— Две пятёрки, три, четыре, шесть… Бросаю!

Отложила в сторону пятёрки, бросила и получила третью.

— Очень хорошо. Пятёрки как есть. Три, в норме. И ещё одна ограда.

Бросила Баська. Мы забыли оберегать стол, и две кости пришлось доставать из-под дивана.

Будучи самой тощей из всех собравшихся у меня гостей, Баська лично полезла под диван, кроме того, подобным образом она пыталась демонстрировать своё раскаяние. Вылезая, она опёрлась рукой об угол стола, а вернее, о блюдце, стоящее на этом углу, которое венчал стакан с чаем.

Правда, неполный, в нем ещё оставалось чуть больше половины.

— Не морочьте мне голову, пол лакированный, сам высохнет, — нетерпеливо сказала я, собирая на совок кусочки стекла. — Стаканы у меня ещё есть, и вроде бы никто из вас босиком не ходит. Чей это был чай?

— Мой, — с некоторой горечью сказала Ева.

— Сейчас я тебе налью нового, а Баська пусть бросает. Только чуть менее энергично. Тадеуш, прикрой её с той стороны…

Баська бросила средне, получила две шестёрки, единицу, двойку и тройку и впала в глубокое раздумье.

— Шанс, черт бы его побрал, — наконец энергично решила она. — И две ограды. Сколько там получилось?

— Восемнадцать, — ответил Тадеуш, записывая.

Я оторвалась от чайника в кухне, потому что была моя очередь. Выпала никуда не годная смесь. Я отложила в сторону шестёрку и решила бросать на что попало. Две четвёрки, две двойки — на фиг. Ещё раз. Две шестёрки…

— Запиши тройку. В норме, без оград.

Тадеуш выбросил две единицы, записал их себе и недовольным взглядом посмотрел на пенопластовое корыто. Когда настала очередь Баськи, она покатала кости в руках, заглянула к ним одним глазом и грозно сказала:

— Ну?!

После чего бросила.

Вышли у неё три двойки, которые она и велела записать.

— Ну вот, пожалуйста, понимают ведь, если им сказать, — с удовлетворением добавила она.

— В этом что-то есть, — признала я, потряхивая костями. — Я тоже скажу. Эй вы, там, того…

Слова эти костям не понравились, две двойки мне были нужны как пятое колесо. Я отложила в сторону шестёрку и собрала остальные кости.

— Уже лежат в развалинах арабов города, — внушительно сообщила я.

— Ты с ума сошла? — изумилась Ева.

— Откуда я знаю, может, они поэзию любят?..

— Думаю, не очень, — возразил Павел, потому что у меня пришла дополнительно только одна шестёрка, от которой мне тоже не было никакого проку.

Я бросила в третий раз.

— Три шестёрки. Тройка у меня уже есть?

Ну, нечего делать, считайте ограды.

— Первая, — начали они хором. — Вторая…

Я не собиралась излишне рисковать и, как только выпала ещё одна шестёрка, остановилась.

— Пусть будут шестёрки, — распорядилась я, вылетая на кухню за чаем для Евы. — На одну больше. Две ограды я истратила. И бросай.

Тадеуш с лёгкими колебаниями положил ручку на пенопласт и бросил. Вышли у него две четвёрки, две единицы и двойка, что я ещё успела заметить, так как он некоторое время над ними медитировал.

— Единицы у меня есть. Две пары?.. Нет, маловаты. Ладно, что поделать, буду бросать.

К двум четвёркам у него после первого же броска добавилась третья, и верхние четвёрки перестали быть для него проблемой, при этом он сохранил одну ограду. Я поставила стакан с чаем под локоть Еве, которая сразу же отпила из него.

Павел начал потряхивать кости.

— Так вы говорите, надо что-то говорить? Ну так я им такое скажу, у них глаза на лоб полезут. Могу даже в прозе. Я вам покажу, если вы мне это… Я хотел сказать, если вы мне не это…

Кости, видимо, перепугались, потому что Ева, которая как раз собиралась снова хлебнуть из стакана, вылила на себя почти весь чай. У Павла разом вышли четыре шестёрки.

— Ну вот, я же говорила, что он выбросит карету! — с ужасом воскликнула Баська.

— В другой раз не говори таких вещей, накаркаешь, — попросил Тадеуш.

— Черт, — сказала Ева.

— Карета с первого броска, — с удовлетворением отметил Павел. — Вдвойне, это будет семьдесят два, если я правильно считаю.

— Негодяй, — высказалась Баська.

— Я не жадная, и чая мне для тебя не жалко, — сказала я Еве. — Я тебе ещё налью, только уж если вы хотите его выливать, то, может, лучше сразу за окно, зачем в квартире-то пачкать.

Там сыро, моросит, так что ещё немного жидкости большой разницы не составит. Нет, подожди, в ванную пойдёшь позже, а сейчас бросай, твоя очередь.

Стряхивая с себя струи напитка, Ева бросила. Две тройки, двойка, четвёрка и шестёрка. Она оставила тройки. За следующие два броска ей не пришло больше ни одной. Мы начали считать ограды. Одной ей хватило — третья тройка, она велела эти три тройки записать и понеслась в ванную. Кости схватила Баська.

— Лучше бы из этого были две пары, — гневно фыркнула она при виде двух шестёрок и одной пятёрки. — Ладно, ничего не поделаешь, бросаю. Третья шестёрка… Нет, мне этого мало.

Ещё раз! Считайте ограды.

— Первая.., вторая.., третья… Все!

Четвёртая шестёрка её удовлетворила, она записала её наверх, так как из двух зол лучше было потерять каре, чем оставить «гору» в минусе.

Павел записал каре вниз как каре, потому что благодаря броску с руки оно считалось у него втройне, а к верху это не относится. Баська же наверху как раз вышла на ноль, компенсировав все свои минусы.

Я бросила, с горечью и упрёком посмотрела на две четвёрки и приступила к дальнейшим броскам. Два броска — ничего. Ограды! Использовав одну, я получила три четвёрки. Записала их наверх.

Тадеуш переложил ручку в левую руку и бросил. Две четвёрки, шестёрка…

— Четвёрки у меня уже есть. Ладно, будь что будет…

Он начал бросать к этой одной шестёрке, и сразу же вышли две пары, шестёрки и пятёрки, один забор сохранился. Кости взял Павел.